— Не то оба попадемся.
И все мне вдруг стало так ясно, так понятно... От этих таинственных незнакомцев комсомольцу Фрицису Гай-лису никогда, до самого смертного часа, не избавиться.
Кровь на булыжной мостовой
В 1932 году меня призвали в армию буржуазной Латвии. Я вынужден был на целый год расстаться со школой, учением, товарищами.
Помню, был холодный зимний день, открыл я свежую газету и застыл от ужаса. Через всю газетную полосу огромными красными буквами было напечатано: «В застенках политической управы убит юноша-рабочим Фрицис Гайлис».
Палачи зверски мучили его и, чтобы скрыть следы кровавого преступления, выбросили из окна верхнего этажа политической управы
Невинная кровь комсомольца Фрициса Гайлиса, пролившаяся на булыжную мостовую Риги, подняла невиданную до сих пор волну возмущения.
В день похорон комсомольца рижские рабочие, вся прогрессивная молодежь города вышли на демонстрацию. Улицы полыхали красными знаменами. Воздух сотрясали революционные песни и проклятия убийцам. Возникали стычки с конной полицией и шпиками.
Даже мертвого комсомольца убийцы не позволяли спокойно похоронить.
Нападение платных хулиганов во время похорон было отражено.
Могилу Фрициса Гайлиса, находившуюся вблизи от места упокоения великого Райниса, народ окружил плотной стеной. Звучали музыка, песни, пламенные речи.
В тот зимний день возле сосен, где в первую школьную осень Фрициса Гайлиса полыхал багряный дикий виноград, поднялась целая гора красных цветов.
Народ не забывает своих борцов. Народ помнит их сегодня и будет помнить вечно.
На темном небе, на темном, беззвездном небе вскоре загорелись первые яркие звезды надежды, и за ними вслед заполыхала утренняя заря свободы.
ГОРОХОВЫЙ МАРЦИС
Красновато-зеленое зарево, которое в эту августовскую ночь двигалось с запада на восток, понемногу становилось прозрачным как стекло.
В его блеклом, белесом свете вырисовывались окружающие предметы — сначала их очертания, а потом уж их природный, естественный вид.
Хвойный лес с левой стороны, чуть дальше, впереди,— пожелтевшее под августовским солнцем ржаное поле, еще дальше, с правой стороны,— луг и извилистый берег реки. Здесь вчера вечером рвались вражеские снаряды, строчили пулеметы и автоматы.
От невидимой за берегом и зарослями аира реки подымался легкий белый туман.
Эта картина еще больше усиливала впечатление глубокого покоя, царившего сейчас вокруг.
Трудно было представить, что маленькая речушка и жидкие пряди тумана разделяли два враждебных друг другу мира — советскую армию и гитлеровских захватчиков, солдат свободы и кровавых бандитов.
Андрей Целмс, до войны рижский учитель, а теперь батальонный командир латышского добровольческого полка, сидел у окна старой эстонской ветряной мельницы и наблюдал за полем боя, которое, это он доподлинно знал, скоро снова пробудится.
Во время вчерашней битвы он не раз спасал старую мельницу от вражеских мин и гранат. Толстые, выстроенные из валунов мельничные стены упорно сопротивлялись огневому натиску противника. Изгрызенные зубами времени крылья мельницы и крыша были растерзаны осколками. Изрешечены — просто дырка на дырке, но пока что держались.
Почти так же, как эта мельница, держатся мои ребята, думал Андрей Целмс. Его батальон состоял преимущественно из рижских рабочих и комсомольцев, которые еще не сменили гражданскую одежду на военную форму. Не обученные военному делу, эти люди тем не менее ни разу не посрамили частей советской армии, в составе которых сражались.
Потускневшее под горячим дыханием сражения мельничное окошко запотело, и Целмс протер его рукавом обтрепанного пиджака, чтобы лучше разглядеть поле боя.
Мельница — их так обычно строили — расположена была на взгорке, и отсюда все, происходящее вокруг, было видно как на ладони.
Где-то взорвалась вражеская мина, затем последовало несколько коротких пулеметных очередей. Наверное, возвращались с задания батальонные разведчики, подумал Андрей Целмс.
Недалеко от него, на трухлявом мельничном полу, лежали пять человек; адъютант, три ротных связиста и молоденький парнишка, совсем мальчик, Марцис Зирнис. Все в батальоне звали его Гороховым Марцисом, но он не обижался.
Они спали так крепко, как только могут спать на фронте усталые солдаты, и, если бы их никто не разбудил, думал Целмс, проспали бы до следующего вечера.
Однако занимался новый день, предстоял новый беспощадный бой, и командир волей-неволей должен был разбудить своих бойцов и послать на задание.
Гороховый Марцис пусть еще немного поспит, решил командир. Он самый молодой среди них, нет полных шестнадцати, а таким недозревшим маленьким горошинам сна требуется гораздо больше, чем закаленным, изведавшим военные тяготы мужчинам.
Марцис считался штабным связистом полка, но пока известий для передачи в штаб не было. Вот вернутся разведчики, тогда...
Андрей Целмс тихонько разбудил адъютанта и вестового, дал им задание и одного за другим отправил к ротным командирам. Адъютант поспешил на передовую линию фронта встречать разведчиков с новыми сведениями. Целмс опять приник к холодному оконцу. Он пытался разгадать тайный замысел врага. Вчера немцы на этом участке фронта пообломали себе зубы, думал Целмс, и потому вряд ли сегодня повторят то же самое. Наверное, сделают попытку обойти слева или справа стойких защитников Эстонии.
Здесь, позади них, расположен небольшой эстонский городок Козе, от которого лучами расходятся во все стороны дороги. Если немцам удастся обходной маневр, то части, защищающие берег, вынуждены будут отойти, чтобы избежать окружения. Но в каком же месте в случае надобности отойти?
Целмс достал из планшета карту фронта и тщательно обследовал окрестности. Ясно: враг пробивается прямо к Таллинну. Именно к Таллинну, и не иначе...
Гороховый Марцис забормотал во сне и, перевернувшись, лег навзничь — вероятно, отлежал себе бок.
Теперь взору полностью открылось мальчишеское лицо с совсем еще детским ртом. На Марцисе были поистрепавшаяся на фронте школьная форма и фуражка, которая сейчас съехала ему на затылок и обнажила взлохмаченные льняные волосы. Одной рукой паренек обхватил карабин. Он спал спокойно и тихо, совсем неслышно дышал: так спят только в родительском доме.
Удивительная встреча, подумал Андрей Целмс. Гороховый Марцис — его ученик и прибился к батальону не в Латвии, а в Эстонии. Мальчик гостил в Салацгриве у своего дяди-рыбака и в первые дни войны бежал от наступавших гитлеровцев в Эстонию.
По дороге туда он несколько раз натыкался на немцев. Задержав ненадолго, его отпускали. В одну из ночей, после боя, Гороховый Марцис перешел линию фронта и очутился в батальоне, которым командовал его учитель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187
И все мне вдруг стало так ясно, так понятно... От этих таинственных незнакомцев комсомольцу Фрицису Гай-лису никогда, до самого смертного часа, не избавиться.
Кровь на булыжной мостовой
В 1932 году меня призвали в армию буржуазной Латвии. Я вынужден был на целый год расстаться со школой, учением, товарищами.
Помню, был холодный зимний день, открыл я свежую газету и застыл от ужаса. Через всю газетную полосу огромными красными буквами было напечатано: «В застенках политической управы убит юноша-рабочим Фрицис Гайлис».
Палачи зверски мучили его и, чтобы скрыть следы кровавого преступления, выбросили из окна верхнего этажа политической управы
Невинная кровь комсомольца Фрициса Гайлиса, пролившаяся на булыжную мостовую Риги, подняла невиданную до сих пор волну возмущения.
В день похорон комсомольца рижские рабочие, вся прогрессивная молодежь города вышли на демонстрацию. Улицы полыхали красными знаменами. Воздух сотрясали революционные песни и проклятия убийцам. Возникали стычки с конной полицией и шпиками.
Даже мертвого комсомольца убийцы не позволяли спокойно похоронить.
Нападение платных хулиганов во время похорон было отражено.
Могилу Фрициса Гайлиса, находившуюся вблизи от места упокоения великого Райниса, народ окружил плотной стеной. Звучали музыка, песни, пламенные речи.
В тот зимний день возле сосен, где в первую школьную осень Фрициса Гайлиса полыхал багряный дикий виноград, поднялась целая гора красных цветов.
Народ не забывает своих борцов. Народ помнит их сегодня и будет помнить вечно.
На темном небе, на темном, беззвездном небе вскоре загорелись первые яркие звезды надежды, и за ними вслед заполыхала утренняя заря свободы.
ГОРОХОВЫЙ МАРЦИС
Красновато-зеленое зарево, которое в эту августовскую ночь двигалось с запада на восток, понемногу становилось прозрачным как стекло.
В его блеклом, белесом свете вырисовывались окружающие предметы — сначала их очертания, а потом уж их природный, естественный вид.
Хвойный лес с левой стороны, чуть дальше, впереди,— пожелтевшее под августовским солнцем ржаное поле, еще дальше, с правой стороны,— луг и извилистый берег реки. Здесь вчера вечером рвались вражеские снаряды, строчили пулеметы и автоматы.
От невидимой за берегом и зарослями аира реки подымался легкий белый туман.
Эта картина еще больше усиливала впечатление глубокого покоя, царившего сейчас вокруг.
Трудно было представить, что маленькая речушка и жидкие пряди тумана разделяли два враждебных друг другу мира — советскую армию и гитлеровских захватчиков, солдат свободы и кровавых бандитов.
Андрей Целмс, до войны рижский учитель, а теперь батальонный командир латышского добровольческого полка, сидел у окна старой эстонской ветряной мельницы и наблюдал за полем боя, которое, это он доподлинно знал, скоро снова пробудится.
Во время вчерашней битвы он не раз спасал старую мельницу от вражеских мин и гранат. Толстые, выстроенные из валунов мельничные стены упорно сопротивлялись огневому натиску противника. Изгрызенные зубами времени крылья мельницы и крыша были растерзаны осколками. Изрешечены — просто дырка на дырке, но пока что держались.
Почти так же, как эта мельница, держатся мои ребята, думал Андрей Целмс. Его батальон состоял преимущественно из рижских рабочих и комсомольцев, которые еще не сменили гражданскую одежду на военную форму. Не обученные военному делу, эти люди тем не менее ни разу не посрамили частей советской армии, в составе которых сражались.
Потускневшее под горячим дыханием сражения мельничное окошко запотело, и Целмс протер его рукавом обтрепанного пиджака, чтобы лучше разглядеть поле боя.
Мельница — их так обычно строили — расположена была на взгорке, и отсюда все, происходящее вокруг, было видно как на ладони.
Где-то взорвалась вражеская мина, затем последовало несколько коротких пулеметных очередей. Наверное, возвращались с задания батальонные разведчики, подумал Андрей Целмс.
Недалеко от него, на трухлявом мельничном полу, лежали пять человек; адъютант, три ротных связиста и молоденький парнишка, совсем мальчик, Марцис Зирнис. Все в батальоне звали его Гороховым Марцисом, но он не обижался.
Они спали так крепко, как только могут спать на фронте усталые солдаты, и, если бы их никто не разбудил, думал Целмс, проспали бы до следующего вечера.
Однако занимался новый день, предстоял новый беспощадный бой, и командир волей-неволей должен был разбудить своих бойцов и послать на задание.
Гороховый Марцис пусть еще немного поспит, решил командир. Он самый молодой среди них, нет полных шестнадцати, а таким недозревшим маленьким горошинам сна требуется гораздо больше, чем закаленным, изведавшим военные тяготы мужчинам.
Марцис считался штабным связистом полка, но пока известий для передачи в штаб не было. Вот вернутся разведчики, тогда...
Андрей Целмс тихонько разбудил адъютанта и вестового, дал им задание и одного за другим отправил к ротным командирам. Адъютант поспешил на передовую линию фронта встречать разведчиков с новыми сведениями. Целмс опять приник к холодному оконцу. Он пытался разгадать тайный замысел врага. Вчера немцы на этом участке фронта пообломали себе зубы, думал Целмс, и потому вряд ли сегодня повторят то же самое. Наверное, сделают попытку обойти слева или справа стойких защитников Эстонии.
Здесь, позади них, расположен небольшой эстонский городок Козе, от которого лучами расходятся во все стороны дороги. Если немцам удастся обходной маневр, то части, защищающие берег, вынуждены будут отойти, чтобы избежать окружения. Но в каком же месте в случае надобности отойти?
Целмс достал из планшета карту фронта и тщательно обследовал окрестности. Ясно: враг пробивается прямо к Таллинну. Именно к Таллинну, и не иначе...
Гороховый Марцис забормотал во сне и, перевернувшись, лег навзничь — вероятно, отлежал себе бок.
Теперь взору полностью открылось мальчишеское лицо с совсем еще детским ртом. На Марцисе были поистрепавшаяся на фронте школьная форма и фуражка, которая сейчас съехала ему на затылок и обнажила взлохмаченные льняные волосы. Одной рукой паренек обхватил карабин. Он спал спокойно и тихо, совсем неслышно дышал: так спят только в родительском доме.
Удивительная встреча, подумал Андрей Целмс. Гороховый Марцис — его ученик и прибился к батальону не в Латвии, а в Эстонии. Мальчик гостил в Салацгриве у своего дяди-рыбака и в первые дни войны бежал от наступавших гитлеровцев в Эстонию.
По дороге туда он несколько раз натыкался на немцев. Задержав ненадолго, его отпускали. В одну из ночей, после боя, Гороховый Марцис перешел линию фронта и очутился в батальоне, которым командовал его учитель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187