Начинались тучные поля дона Роблеса. В темноте их не было видно, но Пабло не только нюхом — всеми порами чувствовал запах виноградных гроздей, приятную горечь миндаля, аппетитный дух созревающей пшеницы. Самый слабый запах, каждый шорох ветки, стеблей рассказывал ему о том, что росло на полях. Помидоры, огурцы, арбузы, дыни... Миндаль и персики... Проклятье вырвалось у старика, и потом он принялся на чем свет стоит честить дона Роблеса, хозяина этих богатств. За долгие годы в душе у Пабло скопилось столько бранных слов, и теперь они друг за дружкой, точно злые плевки, слетали с языка. И никого он не пощадил, потому что никто не слышал, никто не мог его за это посадить в кутузку. Праведный гнев ломился из сердца — так низвергается в долину поток, прорвавший плотину.
Когда остались позади плодородные поля дона Роблеса, Пабло понемногу отошел. Дорога круто забирала вверх, петляла бесконечными поворотами. Мимо промчался туристский автобус, ослепив их яркими фарами. Люди в автобусе пели незнакомую песню на чужом языке, за поворотом песня сгинула вместе с огнями фар. И тогда впервые за день Пабло ощутил усталость. Прошлую ночь он без сна провел на коленях перед гробом Анны, теперь веки до того отяжелели, что Закрыло
вались сами собой. Чтобы отогнать усталость, он отпил большой глоток вина из пустеющего бурдюка.
— Правее держи! — крикнул Пабло ослу, и тот исполнил приказание. «Теперь можно подремать,— подумал Пабло.— А Моро пусть себе топает, в темноте он видит лучше, чем я...»
Пабло даже не успел поудобней устроиться, как глаза сами собой закрылись и на него свалился сон. Во все стороны разбрызгивая искры, яростным пламенем горела старая олива. Вокруг было светло как днем. Рядом с трубой пещерного домика стояла Анна и звала его обратно. Потом, должно быть, случилось * что-то ужасное. От сильного удара все померкло в глазах, как будто Пабло швырнули в темную яму.
Поутру люди дона Роблеса на одном из поворотов дороги нашли в канаве опрокинутую повозку. Кое-какие пожитки валялись на обочине. В сухой, задубевшей траве стоял горшок с цветущей геранью, а на асфальте, раздавленная шинами, лежала оливковая ветка.
СЕВИЛЬСКИЕ КРУЖЕВА
Хотя газеты и радио даже не заикнулись о трагических событиях этих дней, однако весть о них облетела город с быстротой молнии.
И только одна Рамона узнала обовсем этом позже других, потому что с самого утра сидела в своей мансарде и усердно трудилась, спешила закончить кружевную мантилью. К полудню ее необходимо было отнести в магазин сувениров неподалеку от площади Сальвадора.
В туристский сезон — весной и потом во второй половине лета — Севилью посещает множество иностранцев; они приобретают всевозможные безделушки, какие в изобилии заполняют полки магазинов. Богатые сеньоры и сеньориты охотно покупают изготовленные в Севилье кружевные мантильи, платя за них немалые деньги, а мастерицы за свои изделия получают гроши.
И все-таки Рамоне ее заработки позволяли жить много лучше, чем ее жениху Альберто; который работал подносчиком кирпича на стройке — труд тяжелый и низкооплачиваемый.
Закончив мантилью и завернув ее, Рамона прина-
рядилась, как обычно, когда выходила из своей мансарды на улицу. Путь до магазина сувениров был недальний. Магазин находился тут же, на окруженной деревьями и цветами площади Сальвадора, рядом с маленькой кофейней вблизи церкви Сальвадора. И все-таки Рамона стыдилась выходить из дому в затрапезной одежде, потому что на улице ее постоянно встречали и провожали назойливые взгляды туристов. То же самое происходило и в магазине сувениров, который всегда битком набит любопытными приезжими.
— Не понимаю, за что меня удостаивают такого внимания? — однажды спросила она у Альберто, но тот лишь улыбнулся. Для него тут не было никакой загадки. Рамона привлекала взгляды не только высокой, стройной фигурой и гордой походкой. Прежде всего вызывали удивление и любопытство не свойственные испанкам ярко-золотистые, просто-таки сверкавшие на солнце вьющиеся волосы. Кожа у девушки была нежной, шелковистой. Бывало, смутится Рамона — щеки запылают пунцовым румянцем, а синие глаза затуманятся легкой дымкой, будто летними утрами заводи Гвадалквивира. Возьмет Альберто в свою грубую ладонь руку Рамоны и чувствует, как пульсирует в девичьих пальцах молодая жизнь; ему даже удавалось сосчитать сильные удары ее неугомонного сердца. И если бы Рамона не была его невестой, он наверняка все равно бы потерял голову, встретив ее впервые на улице.
Сегодня, выйдя из дому, Рамона заметила, что вместо обычных одного двух полицейских у церкви их стояла целая толпа. Вероятно, приехали какие-то важные гости, подумала девушка, знакомятся с достопримечательностями церкви Сальвадора. Сдав мантилью в магазин, она с чеком, который выписал ей управляющий, подошла к кассе. Пересчитывая деньги, кассирша тихо спросила:
— Сеньорита, слышали, что произошло?
— Вы первая, сеньора, с кем я сегодня говорю.
— А полицейских-то сколько, видели?
— Видел. Наверное, высокие гости посетили.
— Не в этом дело, в церкви скрываются демонстранты,— зашептала кассирша.— На площади Фаланги проходила демонстрация, вдруг налетела полиция, стала избивать людей, потом начали стрелять. На улице остались лежать убитые, а живые и раненые скрылись в церкви Сальвадора.
— Какой ужас! — произнесла Рамона, беря деньги
и кладя их в сумочку.— Кто же они, эти люди? Порт» вые рабочие?
— Строители,— коротко ответила кассирша.
Рамона онемела. Сердце болезненно сжалось от предчувствия беды. Неужели среди них был и Альберто? Строители уже давно выбрали его руководителем своей нелегальной профсоюзной организации. ]А если они забастовали и вышли на демонстрацию, значит, Альберто должен находиться среди них. Господи, уж не ранен ли он? Ведь он обещал прийти к ней в гости сегодня вечером. Но разве она в полной неизвестности сможет дождаться вечера, думала в отчаянии девушка. А вдруг его уже нет в живых или его, раненого, мучают в полиции? Что же делать? Святая Мария, заступись за него, не отдавай на произвол разъяренным полицейским! Сохрани и помилуй, святая Мария!
Едва не теряя сознание, Рамона пробиралась сквозь толпу туристов. Подойдя к кустам, окружавшим площадь, она села на скамью у фонтана. С этого места сквозь зелень деревьев хорошо просматривался главный портал церкви Сальвадора. Из туристического автобуса вышли иностранцы и, не обращая внимания на стоявших цепью полицейских, протиснулись в церковь. И ей нужно поступить так же, решила Рамона. Раз уж дверь открыта, ей тоже удастся протиснуться. Она должна туда попасть. Должна знать, что с Альберто.
Она поднялась и медленно направилась к церкви и здесь смешалась с группой туристов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187
Когда остались позади плодородные поля дона Роблеса, Пабло понемногу отошел. Дорога круто забирала вверх, петляла бесконечными поворотами. Мимо промчался туристский автобус, ослепив их яркими фарами. Люди в автобусе пели незнакомую песню на чужом языке, за поворотом песня сгинула вместе с огнями фар. И тогда впервые за день Пабло ощутил усталость. Прошлую ночь он без сна провел на коленях перед гробом Анны, теперь веки до того отяжелели, что Закрыло
вались сами собой. Чтобы отогнать усталость, он отпил большой глоток вина из пустеющего бурдюка.
— Правее держи! — крикнул Пабло ослу, и тот исполнил приказание. «Теперь можно подремать,— подумал Пабло.— А Моро пусть себе топает, в темноте он видит лучше, чем я...»
Пабло даже не успел поудобней устроиться, как глаза сами собой закрылись и на него свалился сон. Во все стороны разбрызгивая искры, яростным пламенем горела старая олива. Вокруг было светло как днем. Рядом с трубой пещерного домика стояла Анна и звала его обратно. Потом, должно быть, случилось * что-то ужасное. От сильного удара все померкло в глазах, как будто Пабло швырнули в темную яму.
Поутру люди дона Роблеса на одном из поворотов дороги нашли в канаве опрокинутую повозку. Кое-какие пожитки валялись на обочине. В сухой, задубевшей траве стоял горшок с цветущей геранью, а на асфальте, раздавленная шинами, лежала оливковая ветка.
СЕВИЛЬСКИЕ КРУЖЕВА
Хотя газеты и радио даже не заикнулись о трагических событиях этих дней, однако весть о них облетела город с быстротой молнии.
И только одна Рамона узнала обовсем этом позже других, потому что с самого утра сидела в своей мансарде и усердно трудилась, спешила закончить кружевную мантилью. К полудню ее необходимо было отнести в магазин сувениров неподалеку от площади Сальвадора.
В туристский сезон — весной и потом во второй половине лета — Севилью посещает множество иностранцев; они приобретают всевозможные безделушки, какие в изобилии заполняют полки магазинов. Богатые сеньоры и сеньориты охотно покупают изготовленные в Севилье кружевные мантильи, платя за них немалые деньги, а мастерицы за свои изделия получают гроши.
И все-таки Рамоне ее заработки позволяли жить много лучше, чем ее жениху Альберто; который работал подносчиком кирпича на стройке — труд тяжелый и низкооплачиваемый.
Закончив мантилью и завернув ее, Рамона прина-
рядилась, как обычно, когда выходила из своей мансарды на улицу. Путь до магазина сувениров был недальний. Магазин находился тут же, на окруженной деревьями и цветами площади Сальвадора, рядом с маленькой кофейней вблизи церкви Сальвадора. И все-таки Рамона стыдилась выходить из дому в затрапезной одежде, потому что на улице ее постоянно встречали и провожали назойливые взгляды туристов. То же самое происходило и в магазине сувениров, который всегда битком набит любопытными приезжими.
— Не понимаю, за что меня удостаивают такого внимания? — однажды спросила она у Альберто, но тот лишь улыбнулся. Для него тут не было никакой загадки. Рамона привлекала взгляды не только высокой, стройной фигурой и гордой походкой. Прежде всего вызывали удивление и любопытство не свойственные испанкам ярко-золотистые, просто-таки сверкавшие на солнце вьющиеся волосы. Кожа у девушки была нежной, шелковистой. Бывало, смутится Рамона — щеки запылают пунцовым румянцем, а синие глаза затуманятся легкой дымкой, будто летними утрами заводи Гвадалквивира. Возьмет Альберто в свою грубую ладонь руку Рамоны и чувствует, как пульсирует в девичьих пальцах молодая жизнь; ему даже удавалось сосчитать сильные удары ее неугомонного сердца. И если бы Рамона не была его невестой, он наверняка все равно бы потерял голову, встретив ее впервые на улице.
Сегодня, выйдя из дому, Рамона заметила, что вместо обычных одного двух полицейских у церкви их стояла целая толпа. Вероятно, приехали какие-то важные гости, подумала девушка, знакомятся с достопримечательностями церкви Сальвадора. Сдав мантилью в магазин, она с чеком, который выписал ей управляющий, подошла к кассе. Пересчитывая деньги, кассирша тихо спросила:
— Сеньорита, слышали, что произошло?
— Вы первая, сеньора, с кем я сегодня говорю.
— А полицейских-то сколько, видели?
— Видел. Наверное, высокие гости посетили.
— Не в этом дело, в церкви скрываются демонстранты,— зашептала кассирша.— На площади Фаланги проходила демонстрация, вдруг налетела полиция, стала избивать людей, потом начали стрелять. На улице остались лежать убитые, а живые и раненые скрылись в церкви Сальвадора.
— Какой ужас! — произнесла Рамона, беря деньги
и кладя их в сумочку.— Кто же они, эти люди? Порт» вые рабочие?
— Строители,— коротко ответила кассирша.
Рамона онемела. Сердце болезненно сжалось от предчувствия беды. Неужели среди них был и Альберто? Строители уже давно выбрали его руководителем своей нелегальной профсоюзной организации. ]А если они забастовали и вышли на демонстрацию, значит, Альберто должен находиться среди них. Господи, уж не ранен ли он? Ведь он обещал прийти к ней в гости сегодня вечером. Но разве она в полной неизвестности сможет дождаться вечера, думала в отчаянии девушка. А вдруг его уже нет в живых или его, раненого, мучают в полиции? Что же делать? Святая Мария, заступись за него, не отдавай на произвол разъяренным полицейским! Сохрани и помилуй, святая Мария!
Едва не теряя сознание, Рамона пробиралась сквозь толпу туристов. Подойдя к кустам, окружавшим площадь, она села на скамью у фонтана. С этого места сквозь зелень деревьев хорошо просматривался главный портал церкви Сальвадора. Из туристического автобуса вышли иностранцы и, не обращая внимания на стоявших цепью полицейских, протиснулись в церковь. И ей нужно поступить так же, решила Рамона. Раз уж дверь открыта, ей тоже удастся протиснуться. Она должна туда попасть. Должна знать, что с Альберто.
Она поднялась и медленно направилась к церкви и здесь смешалась с группой туристов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187