— Селестино, лодка пусть останется у вас. Лодок у нас хватает. Если завтра дотемна продержится безветрие, я привезу вам одеяла и что-нибудь поесть. Паламосские рыбаки сумеют обеспечить своих друзей. Я подплыву к пещере и запою — это будет означать, что все в порядке. В добрый Час, сынок... Набери сухого хвороста, разведите костер. Пока темно, дыма не видно, погреетесь...
— Отец, только матери ничего не говори! Пусть уж лучше ничего не знает.
— Будь спокоен! Никому не расскажу. У слов длинные ноги. За день свет обойдут.
Весна 1939 года выдалась солнечной, теплой. Уже в феврале в Каталонии цвел миндаль. В горах таял снег. В белой пене клокотали по склонам ручьи.
Неподалеку от поселка женщины, стоя босиком на гладких камнях, стирали в ручье белье. Обычно звонкие их голоса перекрывали журчание воды, звучали песни, девушки тут же, на зеленых лужайках, пускались в пляс.
Хмурыми, нелюдимыми стали в последнее время женщины. Девушки сидели дома, вязали от нечего делать, с опаской смотрели через зарешеченные окна на каждого прохожего. И мужчины, как бывало, не собирались на площади побалагурить, почесать языки. Закроют дверь на засов, подсядут к очагу, уставятся на тлеющие угли и тянут трубку за трубкой. А если кто постучится, медленно встанут и, прежде чем отодвинуть засов, недоверчиво спросят:
— Ну кто там? Чего надо?
Военный гул на подступах к Пиренеям понемногу затихал. В жестоких боях фашисты оттеснили республиканцев к французской границе. Беженцы, не успевшие перебраться через горы, возвращались в свои разграбленные дома. Не всем из них довелось увидеть, как в родном саду расцветает миндаль. На обратном пути многих сразили пули фалангистских карателей.
Паламос стоял тихий, словно вымерший. Паруса на мачтах лодок плотно скатаны. Моторы даже пахнуть перестали бензином. Весла рыбаки унесли домой.
И лишь изредка одинокая лодка выходила ночью в море. Никто не допытывался, чья это лодка. Кто его знает, может, это морской патруль фалангистов?
Однажды утром в селении недосчитались сразу нескольких семей. Шепотом рассказывали друг другу, что ночью с берега доносились стоны и выстрелы.
Кое-кто из жителей отважился дойти до ближайшего городка Палафругеля. Они уверяли, что своими глазами видели огромный концлагерь для пленных солдат, беженцев и всех сторонников республики. От таких разговоров на душе становилось еще тревожнее.
Но прошел месяц, прошел второй, люди понемногу успокоились. Когда человек на каждом шагу подвергается опасности, он свыкается с ней. Так оно было и на этот раз.
Из соснового бора близ Паламоса выехали двое верхом на мулах. Загорелые, обветренные крестьянские лица. Оба — бородачи. Мулы обвешаны корзинками с кувшинами, дынями, виноградом. Двигались они к Па-лафругелю.
Ехавший впереди крестьянин, оглядевшись по сторонам, негромко сказал:
— Похоже, управимся до захода солнца. Не сплоховать бы только!
— Послушай, давай в пути не говорить о нашем деле! Иной раз и у кустов оказываются уши. А напоремся на фалангистов, прикинемся пьяными. Угостим их вином, фруктами. Только смотри не подсунь этим живоглотам дыню!
— Будь спокоен, не ошибусь.
— Ну и довольно об этом. Запоем-ка песенку, как и полагается пьянчужкам. Знаешь «Однажды ночью в Севилье»?
— Нет, лучше споем «Кармелу»... Эта мне больше по душе.
Они во все горло затянули песню и вели себя так, будто только что осушили бочонок вина.
Неподалеку от Палафругеля шоссе забирало влево, а на повороте дороги пост фалангистов, двое солдат с винтовками.
— Стойте, старики! — крикнул один из них, подняв руку.— Куда это собрались?
— На базар во Фласу, сеньоры, денег нет, а налоги платить надо, хотим фрукты да вино продать, сеньоры,— скороговоркой сыпал один из бородачей.
— Дело доброе. Не будете платить налоги — посадят вас в кутузку.
Фалангисты подошли поближе, придирчиво оглядели корзинки. В одной вино, в остальных фрукты.
— Ойга! — воскликнул фалангист.— А с винца полагается пробу снять. Опять же мулам будет легче, да и вам придется поменьше закладывать. А то напьетесь, корзинки свои растеряете.
— Как скажете, сеньоры. Угостить всегда рады! Второй крестьянин достал из корзинки глиняный
кувшин и крикнул:
— Ребята, есть куда налить? Подставляй посуде
Постовые отстегнули обтянутые зеленым сукном фляжки итальянского образца, отвинтили алюминиевые
колпачки и с жадностью глядели на красную струю из кувшина. Добрую половину тут же выпили и снова до краев наполнили фляжки, потом отошли к обочине и крикнули:
— А теперь проваливайте!
Те не заставили себя упрашивать, стеганули мулов и были таковы. До вечера они подобным же образом миновали еще несколько постов. Кувшин с вином, корзины с фруктами наполовину опустели. Только необычно тяжелых дынь крестьяне никому не давали.
На закате свернули с дороги в густую дубраву.
— Говорил тебе, все будет как надо! — усмехнувшись, сказал один.— Ты привяжи мулов, а я пойду разведаю, что и как. Эшелон должен пройти через несколько часов. Ты пока доставай взрывчатку, запалы. Да поторапливайся, не опоздать бы!
Говоривший затерялся в сумраке леса. Осторожно, ползком пробирался он между стволов, и вскоре впереди показался просвет. Вдоль опушки тянулось полотно железной дороги. Под лучами заходящего солнца рельсы отливали позолотой. Человек остановился, прислушался. Шелестела листва, тревожно покрикивала какая-то птица. Убедившись, что поблизости никого нет, он пустился в обратный путь.
Взрывчатка и запалы уже были вынуты из дынь, приведены в готовность. Корки пустотелых дынь тут же съели проголодавшиеся мулы. В лесу не осталось никаких следов.
Через полчаса бородачи выбрались из темной дубравы на дорогу. Дело было сделано. Они отъехали уже далеко, когда ночную темноту озарила вспышка и прокатилось эхо взрыва.
Назавтра люди, с трудом скрывая радость, сообщали друг другу о том, что ночью на железной дороге взлетел на воздух эшелон с направлявшимися в Пиренеи карателями.
Каждую третью ночь в Ведьмину пещеру на Черном мысу заплывала лодка. Прежде чем отправиться туда, Луис Вентэро выходил в открытое море. Отдалившись от берега, выключал мотор и шел к пещере на веслах. Точно так же поступал и на обратном пути. На дне лодки всегда лежала сеть с частой ячеей для сардин.
1 Г\ чхг »-? —
Иногда Вентэро брал у рыбаков свежую рыбу для большей безопасности.
Не один Селестино — все партизаны с нетерпением ждали Вентэро. Он привозил им газеты, одежду, еду. Рассаживались вокруг костра и жадно слушали рассказы старого рыбака.
— О нашей поездке на базар во Фласу никто еще не пронюхал? — спросил у отца Селестино.
— О ней знают те, кому положено, и только.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187