Только вечером, когда он уже снял блестящую ливрею и облачился в свои лохмотья, раскрылся лифт и из него, вышла Кончита. Марко застеснялся и попытался улизнуть, но Кончита подозвала его и сказала:
— Марко, ты уже закончил работу? Мне захотелось подышать свежим воздухом. Может, покажешь мне город?
— С удовольствием, сеньорита!
Они вышли из гостиницы. Многолюдные улицы клокотали, как бурные реки. Темно-синее небо мерцало звездами. В вечернем сумраке высокие здания казались сказочными замками. Вспыхнули рекламы, зажглись фонари, и все вокруг наполнилось сиянием.
Марко шел рядом с Кончитой, рассказывая ей о Валенсии, называл улицы и, наконец, остановился невдалеке от своего жилья.
— А теперь я должен идти домой. Меня ждет больной отец.
— А что с ним? — участливо спросила Кончита. Марко рассказал девушке о трудной жизни отца, о
том, как их прогнали с пляжа.
— Ах, Марко,— вздохнула Кончита.— Если бы ты знал, сколько в Испании сейчас таких же несчастных, каковы с отцом! Тяжело живется людям в нашей прекрасной стране!
Марко не совсем понял, что имела в виду Кончита. Он терпеть не мог, когда его жалели, но девушка говорила с такой теплотой и сочувствием, что Марко не рассердился.
На прощание Кончита пообещала достать билеты на корриду и попросила Марко ее сопровождать.
— А разве ваш отец не пойдет? — спросил Марко.
— Нет, отец не сможет пойти со мной,— ответила девушка, и они простились.
Ранним воскресным утром жителей Валенсии разбудили звуки фанфар и грохот барабанов. По улицам несли плакаты, на них был нарисован свирепый бык Барбаро. За трубачами и барабанщиками среди пестрого шествия шли тореадоры, которым предстояло сразиться с андалузским страшилищем. Из раскрытых окон домов им аплодировали, бросали на улицу цветы. Возле касс шло настоящее сражение. В магазинах были распроданы все цветы, а также специально припасенные для корриды гнилые апельсины, тухлые яйца.
В четыре часа пополудни распахнулись ворота цирка. Нескончаемым потоком с разных сторон стекались к ним люди. Ряды быстро заполнялись.
По соседству с загоном в специальном помещении собрались тореадоры в своих красочных костюмах, с блестящими гибкими шпагами. Они торопились выпить последний глоток вина, нарочито громко и оживленно разговаривали.
Заиграла музыка. Начался парад. На арену друг за другом выходили горделивые, самонадеянные тореадоры. Сделав несколько кругов, они ловко перемахнули через барьер, отделявший арену от амфитеатра. Раздался сигнал, распахнулись ворота, на арену трусцой выбежал перепуганный бык. На мгновение он
замер, поднял морду, осторожно потянул ноздрями воздух.
С барьера на арену спрыгнул тореадор со шпагой и мой — красным плащом. Бык, испугавшись, повернулся и побежал. Сверху послышались крики, свист. Растерянное животное металось по арене, не находя выхода, а в него отовсюду летели камни и гнилые апельсины. Раздосадованные зрители ревели:
— Долой его! В стойло! Даешь Барбаро!
Ворота распахнулись, за ними скрылось перепуганное миролюбивое животное, не оправдавшее надежд7 толпы.
Крики и свист прекратились. В нетерпении зрители вытягивали шеи. На минуту все замерло, потом тишину расколол бравурный туш.
Раскидывая песок, на арену выскочил матерый бык с огромными ногами. Свистящее дыхание распирало ноздри, на трясущихся губах белела пена.
— Барбаро! — взревела толпа. — Да здравствует Барбаро!
Марко и Кончита сидели в первых радах амфитеатра. Марко, взбудораженный грозным видом Барбаро, ревом озверевшей публики, кричал вместе со всеми:
— Барбара! Барбаро!
Один из тореадоров перемахнул через барьер и вышел навстречу животному. Бык, остановившись, бил передним копытом и злобно косился на человека с красным плащом. Потом поднял морду и зашелся в жутком реве. Все затихло. Сотни глаз были устремлены на арену с нетерпеливым ожиданием — увидеть растерзанное человеческое тело и обагренный кровью песок, чтобы было о чем говорить до следующей корриды.
Барбаро перестал реветь, фыркнул и, выставив рога, вдруг устремился вперед. Тореадор не двинулся с места, только махнул красным плащом.
Человека и быка разделяли несколько метров... метр... И в тот момент, когда, казалось, рога уже вонзаются в грудь тореадора, тот ловко отпрянул в сторону. Барбаро, потеряв равновесие, с разбегу ткнулся в песок, подняв облако пыли. Над рядами прокатился гром аплодисментов.
— Олле! — кричала в восторге публика.— Держись, Барбаро!
Бык медленно поднялся, тряхнул головой и заревел. Потом, выгнув дугой хвост, снова ринулся в атаку.
Долго продолжался поединок. Отважный тореадор хладнокровно и ловко отражал все наскоки разъяренного животного. Уж не раз в загривок быка вонзались острые бандерилий. В яростном исступлении он мчался прямо на человека, но каждый раз рога животного подхватывали только плащ тореадора.
Зрителям уже казалось, что Барбаро побежден. Они злились и, мстя за свое разочарование, выкрикивали ругательства, швыряли в быка тухлые яйца, апельсины.
Дрожа от ярости, бык остановился перевести дух перед новой атакой. Тореадор, уверенный в победе, спокойно подошел к нему, накинул на рога свой красный плащ. Блеснул на солнце клинок шпаги. Град камней и апельсинов прекратился. Опять стало тихо.
Марко смотрел как завороженный. На миг он прикрыл уставшие от напряжения глаза, и тут раздался отчаянный крик Кончиты:
— Отец!
Стиснув руку Марко, Кончита вскочила. Марко бросил взгляд на арену и обомлел. Только теперь он увидел, кто был этот бесстрашный тореадор.
Неожиданным броском бык выбил из рук тореадора шпагу, а самого его швырнул на песок. Крики обезумевшей от восторга публики еще больше распалили зверя. Он поднял тореадора на рога, подбросил в воздух и снова устремился к своей жертве. Другие тореадоры тщетно пытались отвлечь внимание быка на себя.
— Помогите! — раздался отчаянный крик Кончиты. Раздумывать было некогда. Марко скатился вниз
по рядам, перемахнул через барьер и, подняв с земли шпагу, нацелил ее в грудь Барбаро...
В эту минуту он забыл обо всем на свете. Одно чувство владело им: надо спасти человека, спасти отца Кончиты во что бы то ни стало!
Бык взревел от боли, дернулся и тяжело рухнул, уткнувшись мордой в песок. Марко помог подняться израненному тореадору и потянул его к барьеру.
— Мерзавец! Болван! — ревели публика.— Вон отсюда, убить его!
На арену с новой силой посыпались гнилые апельсины. Поднялся оглушительный шум. Марко с трудом перетащил тореадора через барьер, и в тот же момент на дощатую стенку всей своей тяжестью навалился издыхающий бык.
Едва Марко опустился на землю, у него над ухом раздался злобный крик:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187
— Марко, ты уже закончил работу? Мне захотелось подышать свежим воздухом. Может, покажешь мне город?
— С удовольствием, сеньорита!
Они вышли из гостиницы. Многолюдные улицы клокотали, как бурные реки. Темно-синее небо мерцало звездами. В вечернем сумраке высокие здания казались сказочными замками. Вспыхнули рекламы, зажглись фонари, и все вокруг наполнилось сиянием.
Марко шел рядом с Кончитой, рассказывая ей о Валенсии, называл улицы и, наконец, остановился невдалеке от своего жилья.
— А теперь я должен идти домой. Меня ждет больной отец.
— А что с ним? — участливо спросила Кончита. Марко рассказал девушке о трудной жизни отца, о
том, как их прогнали с пляжа.
— Ах, Марко,— вздохнула Кончита.— Если бы ты знал, сколько в Испании сейчас таких же несчастных, каковы с отцом! Тяжело живется людям в нашей прекрасной стране!
Марко не совсем понял, что имела в виду Кончита. Он терпеть не мог, когда его жалели, но девушка говорила с такой теплотой и сочувствием, что Марко не рассердился.
На прощание Кончита пообещала достать билеты на корриду и попросила Марко ее сопровождать.
— А разве ваш отец не пойдет? — спросил Марко.
— Нет, отец не сможет пойти со мной,— ответила девушка, и они простились.
Ранним воскресным утром жителей Валенсии разбудили звуки фанфар и грохот барабанов. По улицам несли плакаты, на них был нарисован свирепый бык Барбаро. За трубачами и барабанщиками среди пестрого шествия шли тореадоры, которым предстояло сразиться с андалузским страшилищем. Из раскрытых окон домов им аплодировали, бросали на улицу цветы. Возле касс шло настоящее сражение. В магазинах были распроданы все цветы, а также специально припасенные для корриды гнилые апельсины, тухлые яйца.
В четыре часа пополудни распахнулись ворота цирка. Нескончаемым потоком с разных сторон стекались к ним люди. Ряды быстро заполнялись.
По соседству с загоном в специальном помещении собрались тореадоры в своих красочных костюмах, с блестящими гибкими шпагами. Они торопились выпить последний глоток вина, нарочито громко и оживленно разговаривали.
Заиграла музыка. Начался парад. На арену друг за другом выходили горделивые, самонадеянные тореадоры. Сделав несколько кругов, они ловко перемахнули через барьер, отделявший арену от амфитеатра. Раздался сигнал, распахнулись ворота, на арену трусцой выбежал перепуганный бык. На мгновение он
замер, поднял морду, осторожно потянул ноздрями воздух.
С барьера на арену спрыгнул тореадор со шпагой и мой — красным плащом. Бык, испугавшись, повернулся и побежал. Сверху послышались крики, свист. Растерянное животное металось по арене, не находя выхода, а в него отовсюду летели камни и гнилые апельсины. Раздосадованные зрители ревели:
— Долой его! В стойло! Даешь Барбаро!
Ворота распахнулись, за ними скрылось перепуганное миролюбивое животное, не оправдавшее надежд7 толпы.
Крики и свист прекратились. В нетерпении зрители вытягивали шеи. На минуту все замерло, потом тишину расколол бравурный туш.
Раскидывая песок, на арену выскочил матерый бык с огромными ногами. Свистящее дыхание распирало ноздри, на трясущихся губах белела пена.
— Барбаро! — взревела толпа. — Да здравствует Барбаро!
Марко и Кончита сидели в первых радах амфитеатра. Марко, взбудораженный грозным видом Барбаро, ревом озверевшей публики, кричал вместе со всеми:
— Барбара! Барбаро!
Один из тореадоров перемахнул через барьер и вышел навстречу животному. Бык, остановившись, бил передним копытом и злобно косился на человека с красным плащом. Потом поднял морду и зашелся в жутком реве. Все затихло. Сотни глаз были устремлены на арену с нетерпеливым ожиданием — увидеть растерзанное человеческое тело и обагренный кровью песок, чтобы было о чем говорить до следующей корриды.
Барбаро перестал реветь, фыркнул и, выставив рога, вдруг устремился вперед. Тореадор не двинулся с места, только махнул красным плащом.
Человека и быка разделяли несколько метров... метр... И в тот момент, когда, казалось, рога уже вонзаются в грудь тореадора, тот ловко отпрянул в сторону. Барбаро, потеряв равновесие, с разбегу ткнулся в песок, подняв облако пыли. Над рядами прокатился гром аплодисментов.
— Олле! — кричала в восторге публика.— Держись, Барбаро!
Бык медленно поднялся, тряхнул головой и заревел. Потом, выгнув дугой хвост, снова ринулся в атаку.
Долго продолжался поединок. Отважный тореадор хладнокровно и ловко отражал все наскоки разъяренного животного. Уж не раз в загривок быка вонзались острые бандерилий. В яростном исступлении он мчался прямо на человека, но каждый раз рога животного подхватывали только плащ тореадора.
Зрителям уже казалось, что Барбаро побежден. Они злились и, мстя за свое разочарование, выкрикивали ругательства, швыряли в быка тухлые яйца, апельсины.
Дрожа от ярости, бык остановился перевести дух перед новой атакой. Тореадор, уверенный в победе, спокойно подошел к нему, накинул на рога свой красный плащ. Блеснул на солнце клинок шпаги. Град камней и апельсинов прекратился. Опять стало тихо.
Марко смотрел как завороженный. На миг он прикрыл уставшие от напряжения глаза, и тут раздался отчаянный крик Кончиты:
— Отец!
Стиснув руку Марко, Кончита вскочила. Марко бросил взгляд на арену и обомлел. Только теперь он увидел, кто был этот бесстрашный тореадор.
Неожиданным броском бык выбил из рук тореадора шпагу, а самого его швырнул на песок. Крики обезумевшей от восторга публики еще больше распалили зверя. Он поднял тореадора на рога, подбросил в воздух и снова устремился к своей жертве. Другие тореадоры тщетно пытались отвлечь внимание быка на себя.
— Помогите! — раздался отчаянный крик Кончиты. Раздумывать было некогда. Марко скатился вниз
по рядам, перемахнул через барьер и, подняв с земли шпагу, нацелил ее в грудь Барбаро...
В эту минуту он забыл обо всем на свете. Одно чувство владело им: надо спасти человека, спасти отца Кончиты во что бы то ни стало!
Бык взревел от боли, дернулся и тяжело рухнул, уткнувшись мордой в песок. Марко помог подняться израненному тореадору и потянул его к барьеру.
— Мерзавец! Болван! — ревели публика.— Вон отсюда, убить его!
На арену с новой силой посыпались гнилые апельсины. Поднялся оглушительный шум. Марко с трудом перетащил тореадора через барьер, и в тот же момент на дощатую стенку всей своей тяжестью навалился издыхающий бык.
Едва Марко опустился на землю, у него над ухом раздался злобный крик:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187