Ходили слухи, что будет назначен новый гражданский губернатор, некто майор Вальдес, а военным губернатором станет полковник Эспиноса. Мануэль Фернандо Монтесино уже не высказывал прежней уверенности в надежностиреспубликан-ских сил в Гранаде. Все понимали, что почва уходит из-под ног, что Монтесино больше не хозяин положения в городе. Какие-то невидимые злые силы направляли ход событий в нужное им русо, и все склонялись к тому, что катастрофа неминуема.
Семья Лорки жила в постоянной тревоге. 20 июля Кончита привезла известие о том, что муж ее, алькальд Гранады, арестован и прямо из служебного кабинета отправлен в тюрьму. Весть эта произвела впечатление разорвавшейся бомбы. Кончита и мать рыдали навзрыд. Отец на какой-то момент попросту лишился дара речи, а Федерико, желая в одиночестве успокоиться, поднялся к себе в комнату. Но и там ему было не по себе. Близость снежных вершин Сьерра-Невады уже не спасала от зноя, цветущий сад, еще недавно такой умиротворяющий, казался угрюмым и мрачным. Ясное небо Андалусии затянуло тучами, а душу Федерико омрачили предчувствия смерти. Рыдания сестры и матери еще более усиливали беспокойство. Поэт спустился в сад. В одном из дальних уголков он отыскал Габриэля. Стараясь скрыть волнение, Федерико спросил:
— Сеньор Габриэль, что все-таки происходит в Гранаде?
— Не хочется вас тревожить, а потому мне лучше помолчать,— ответил Габриэль.
— Только что приехала Кончита. Монтесино арестован, брошен в тюрьму.
Габриэль побледнел от такого известия.
— Монтесино в тюрьме? Вот мерзавцы, дикари, убийцы! Сейчас они громят наш квартал Альбайсину. Расстреливают, избивают, мучают ни в чем не повинных людей. Им дают отпор, да не хватает оружия. Почему Монтесино не вооружил сторонников республики? Мы
остались с голыми руками. Если вы, сеньор, позволите, я пойду им на подмогу. Это мой долг.
— Подумайте, сеньор Габриэль, если с вами что-то Случится, как же мы будем без вас? Мы к вам так привыкли, считаем членом семьи...
— Но я социалист, профсоюзный активист. Долг требует, чтобы в трудный момент я был вместе с товарищами.
— Сеньор Габриэль, останьтесь. Так будет лучше. К тому же один человек не решит судьбу республики. Останьтесь! — упрашивал Федерико.
Габриэль подумав, сказал:
— Хорошо, сеньор, я останусь, но лишь для того, чтобы охранять вас. Будьте осторожны, сеньор. Недавно в кафе за стаканчиком вина я подслушал разговор двух фалангистов. Один из них был Рамон Алонсо. Фашисты вас ненавидят. Они считают, что вы красный и прячете дома радиопередатчик. И еще: будто вы своим пером приносите больше вреда Испании, чем иной пистолетом. Вот что они болтают про вас. И потому остерегайтесь, не попадайтесь им в руки. Эти люди страшнее чумы. Стоит им появиться — и вокруг вырастают горы трупов, как в Альбайсине. Собственными глазами видел. Это ужасно. Свою «новую Испанию» они собираются построить на грудах трупов. Вам не кажется, сеньор?
— Вы правы, сеньор Габриэль.
Не следовало вам приезжать. Почему вы не остались в Мадриде? Там республиканцы в большинстве, фашисты не пройдут. Надо было остаться в Мадриде.
— Пожалуй, вы правы, сеньор Габриэль, но мне не хотелось огорчать родителей. Вы же знаете...
— Да-да, знаю,— прервал его Габриэль.— В эту пору вы всегда к нам приезжаете. А сейчас не следовало.
Издалека послышался треск выстрелов. Федерико вздрогнул и немного погодя спросил:
— Сеньор Габриэль, кто бы это мог стрелять?
— Кому ж еще стрелять, как не фашистам,— невесело отозвался Габриэль.— Каждое утро наших расстреливают под стенами старого кладбища. Там горы трупов. Дети ищут отцов и матерей, жены плачут по мужьям. Ад кромешный...
У Федерико подступил комок к горлу. Чтобы не слышать мрачных рассказов Габриэля, он вернулся в дом, где его с нетерпением поджидали отец, мать, Изабелла. Приехала Кончита, и она у кладбищенских
стен разыскивала мужа, а теперь рассказывала о пережитых ужасах. Все три женщины заливались слезами.
— Федерико, тебе надо спрятаться,— сказал отец.— Сам подумай куда. Может, у кого-то из друзей? Что, если у маэстро Фальи? Он известный композитор, к поп. литике непричастен, к тому же убежденный католик. Фашисты его не тронут.
— Надо подумать, отец,— неопределенно ответил Федерико.— Думаешь, это срочно?
— Мы все так считаем,— ответил отец.— Мать, Изабелла, Кончита. Ты же видишь: Монтесино за решеткой и ничего не известно о его судьбе, может, его и в живых уже нет. Медлить нельзя. Пока ты был в саду, тебя тут спрашивал один из твоих приятелей, хочет тебе помочь, предлагает провести к республиканцам. Говорит, фронт проходит неподалеку, четкой разграничительной линии пока еще нет. Уверял, что ночью улицы города вполне безопасны.
В разговор вмешались перепуганные женщины, и все они наперебой уговаривали Федерико что-то предпринять, куда-то спрятаться. Только младший брат Франциско отмалчивался.
— Мне бы не хотелось в такой тревожный момент оставлять вас,— ответил Федерико.— К тому же, думаю, это ненадолго. Республиканцы их одолеют, Гранада снова станет свободной. И кто тут, на окраине города, станет нас тормошить? Нет, подождем.
— Но ведь всем известно, что ты демократ, стоишь за республику,— возразил отец.
— Я никогда не занимался политикой.
— А твои интервью! — сквозь слезы проговорила Кончита.— Мануэль всегда ими восторгался. А твои стихи о жандармах! Попадись ты им в руки, зубами разорвут, живьем в землю закопают. Подумай, брат, о себе. Это не люди, зверье кровожадное.
— Вы слишком расстроены, а потому сгущаете краски,— ответил Федерико.— Позвольте мне остаться у вас хотя бы несколько дней... Посмотрим, куда подует ветер, тогда и примем решение.
Последние дни июля в усадьбе Сан-Висенте прошли сравнительно спокойно. Так же начался и август. Лишь 5 августа в дом ворвались вооруженные люди; они разыскивали садовника Габриэля. Его нашли в саду и тут же принялись избивать. Федерико бросился на
помощь садовнику, пытался загородить его своим телом. Один из молодчиков ударил поэта по лицу и крикнул;
— Лучше не встревай, Федерико Гарсиа Лорка! ; И до тебя еще доберемся!
Крики Габриэля привлекли внимание фалангистских патрулей. Когда те подошли, один из налетчиков что-то им объяснил, предъявил документы. Он оказался сержантом жандармерии в отставке. Кивнув на поэта, отставной сержант сказал:
— А это рифмоплет Федерико Гарсиа Лорка. Пытался нам помешать, похоже, и сам красный...
Старший патрульный колебался, но потом велел арестовать садовника, отправить его в город, а поэту сказал:
— Оставайся здесь, из дома ни шагу, пока насчет тебя не получим указания.
* Теперь всем стало ясно, .что Федерико нельзя оставаться дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187
Семья Лорки жила в постоянной тревоге. 20 июля Кончита привезла известие о том, что муж ее, алькальд Гранады, арестован и прямо из служебного кабинета отправлен в тюрьму. Весть эта произвела впечатление разорвавшейся бомбы. Кончита и мать рыдали навзрыд. Отец на какой-то момент попросту лишился дара речи, а Федерико, желая в одиночестве успокоиться, поднялся к себе в комнату. Но и там ему было не по себе. Близость снежных вершин Сьерра-Невады уже не спасала от зноя, цветущий сад, еще недавно такой умиротворяющий, казался угрюмым и мрачным. Ясное небо Андалусии затянуло тучами, а душу Федерико омрачили предчувствия смерти. Рыдания сестры и матери еще более усиливали беспокойство. Поэт спустился в сад. В одном из дальних уголков он отыскал Габриэля. Стараясь скрыть волнение, Федерико спросил:
— Сеньор Габриэль, что все-таки происходит в Гранаде?
— Не хочется вас тревожить, а потому мне лучше помолчать,— ответил Габриэль.
— Только что приехала Кончита. Монтесино арестован, брошен в тюрьму.
Габриэль побледнел от такого известия.
— Монтесино в тюрьме? Вот мерзавцы, дикари, убийцы! Сейчас они громят наш квартал Альбайсину. Расстреливают, избивают, мучают ни в чем не повинных людей. Им дают отпор, да не хватает оружия. Почему Монтесино не вооружил сторонников республики? Мы
остались с голыми руками. Если вы, сеньор, позволите, я пойду им на подмогу. Это мой долг.
— Подумайте, сеньор Габриэль, если с вами что-то Случится, как же мы будем без вас? Мы к вам так привыкли, считаем членом семьи...
— Но я социалист, профсоюзный активист. Долг требует, чтобы в трудный момент я был вместе с товарищами.
— Сеньор Габриэль, останьтесь. Так будет лучше. К тому же один человек не решит судьбу республики. Останьтесь! — упрашивал Федерико.
Габриэль подумав, сказал:
— Хорошо, сеньор, я останусь, но лишь для того, чтобы охранять вас. Будьте осторожны, сеньор. Недавно в кафе за стаканчиком вина я подслушал разговор двух фалангистов. Один из них был Рамон Алонсо. Фашисты вас ненавидят. Они считают, что вы красный и прячете дома радиопередатчик. И еще: будто вы своим пером приносите больше вреда Испании, чем иной пистолетом. Вот что они болтают про вас. И потому остерегайтесь, не попадайтесь им в руки. Эти люди страшнее чумы. Стоит им появиться — и вокруг вырастают горы трупов, как в Альбайсине. Собственными глазами видел. Это ужасно. Свою «новую Испанию» они собираются построить на грудах трупов. Вам не кажется, сеньор?
— Вы правы, сеньор Габриэль.
Не следовало вам приезжать. Почему вы не остались в Мадриде? Там республиканцы в большинстве, фашисты не пройдут. Надо было остаться в Мадриде.
— Пожалуй, вы правы, сеньор Габриэль, но мне не хотелось огорчать родителей. Вы же знаете...
— Да-да, знаю,— прервал его Габриэль.— В эту пору вы всегда к нам приезжаете. А сейчас не следовало.
Издалека послышался треск выстрелов. Федерико вздрогнул и немного погодя спросил:
— Сеньор Габриэль, кто бы это мог стрелять?
— Кому ж еще стрелять, как не фашистам,— невесело отозвался Габриэль.— Каждое утро наших расстреливают под стенами старого кладбища. Там горы трупов. Дети ищут отцов и матерей, жены плачут по мужьям. Ад кромешный...
У Федерико подступил комок к горлу. Чтобы не слышать мрачных рассказов Габриэля, он вернулся в дом, где его с нетерпением поджидали отец, мать, Изабелла. Приехала Кончита, и она у кладбищенских
стен разыскивала мужа, а теперь рассказывала о пережитых ужасах. Все три женщины заливались слезами.
— Федерико, тебе надо спрятаться,— сказал отец.— Сам подумай куда. Может, у кого-то из друзей? Что, если у маэстро Фальи? Он известный композитор, к поп. литике непричастен, к тому же убежденный католик. Фашисты его не тронут.
— Надо подумать, отец,— неопределенно ответил Федерико.— Думаешь, это срочно?
— Мы все так считаем,— ответил отец.— Мать, Изабелла, Кончита. Ты же видишь: Монтесино за решеткой и ничего не известно о его судьбе, может, его и в живых уже нет. Медлить нельзя. Пока ты был в саду, тебя тут спрашивал один из твоих приятелей, хочет тебе помочь, предлагает провести к республиканцам. Говорит, фронт проходит неподалеку, четкой разграничительной линии пока еще нет. Уверял, что ночью улицы города вполне безопасны.
В разговор вмешались перепуганные женщины, и все они наперебой уговаривали Федерико что-то предпринять, куда-то спрятаться. Только младший брат Франциско отмалчивался.
— Мне бы не хотелось в такой тревожный момент оставлять вас,— ответил Федерико.— К тому же, думаю, это ненадолго. Республиканцы их одолеют, Гранада снова станет свободной. И кто тут, на окраине города, станет нас тормошить? Нет, подождем.
— Но ведь всем известно, что ты демократ, стоишь за республику,— возразил отец.
— Я никогда не занимался политикой.
— А твои интервью! — сквозь слезы проговорила Кончита.— Мануэль всегда ими восторгался. А твои стихи о жандармах! Попадись ты им в руки, зубами разорвут, живьем в землю закопают. Подумай, брат, о себе. Это не люди, зверье кровожадное.
— Вы слишком расстроены, а потому сгущаете краски,— ответил Федерико.— Позвольте мне остаться у вас хотя бы несколько дней... Посмотрим, куда подует ветер, тогда и примем решение.
Последние дни июля в усадьбе Сан-Висенте прошли сравнительно спокойно. Так же начался и август. Лишь 5 августа в дом ворвались вооруженные люди; они разыскивали садовника Габриэля. Его нашли в саду и тут же принялись избивать. Федерико бросился на
помощь садовнику, пытался загородить его своим телом. Один из молодчиков ударил поэта по лицу и крикнул;
— Лучше не встревай, Федерико Гарсиа Лорка! ; И до тебя еще доберемся!
Крики Габриэля привлекли внимание фалангистских патрулей. Когда те подошли, один из налетчиков что-то им объяснил, предъявил документы. Он оказался сержантом жандармерии в отставке. Кивнув на поэта, отставной сержант сказал:
— А это рифмоплет Федерико Гарсиа Лорка. Пытался нам помешать, похоже, и сам красный...
Старший патрульный колебался, но потом велел арестовать садовника, отправить его в город, а поэту сказал:
— Оставайся здесь, из дома ни шагу, пока насчет тебя не получим указания.
* Теперь всем стало ясно, .что Федерико нельзя оставаться дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187