В концентрационном лагере томилось тысяч сорок заключенных, по большей части испанцев. Темные сырые бараки были набиты битком.
Заключенные были почти голы, фронтовая одежда быстро ветшала.
Побережье Бискайского залива — один из самых сырых районов в Европе. Теплые испарения Гольфстрима, соприкасаясь с охлажденным воздухом Пиренеев, образуют густые тяжелые облака, которые низвергают на землю потоки дождя. Глинистую низину, на которой стоял огороженный колючей проволокой лагерь, постоянно заливало. В пору дождей лагерь походил на караван барж, наполовину затонувших в грязи.
Висенте посчастливилось — в этот концентрационный лагерь прислали большую часть его батальона. Никем не избранный, он остался командиром своего бывшего батальона и здесь, за колючей проволокой.
Хорошими помощниками ему оказались политрук одной из рот, пожилой учитель Изидоро Арконада и связной батальона — Филипе Чапи, совсем молодой, но бывалый паренек.
Бойцы батальона вырыли рядом с проволочным заграждением глубокую яму и вынули из нее красную глину. Перемешав ее с болотной осокой, получили материал для лепки, и Висенте принялся за дело. Перед бараком скоро поднялась большая фигура республиканского бойца. В левой руке он держал винтовку, а правую поднимал к Пиренеям. Взгляд статуи был устремлен поверх проволочных заграждений на Испанию. Щ постаменте, изображавшем обломок скалы, были начертаны слова: «Мужайся! Мы тебя освободим!»
Время шло. Гитлеровские танки уже громыхали на дорогах Польши. Потом Франция и Англия объявили войну Германии.
Однажды Висенте вызвали к начальнику лагеря. Его повели под усиленным конвоем. Перед дверью кабинета стояла длинная очередь командиров, политработников и бойцов Испанской республиканской армии. Их вызывали по одному.
Подошла наконец очередь Бенавенте. Он вошел в длинный коридор и остановился у двери, охраняемой вооруженными жандармами.
— Шапку долой! — крикнул один из жандармов и сильным ударом сбил берет с головы Висенте. Тот даже не шелохнулся, понимая, что начинать драку с этими дикарями глупо. Спокойно посмотрел на жандарма, нагнулся, поднял берет и открыл дверь кабинета.
За большим дубовым столом сидел начальник лагеря, уткнувшись в бумаги. Он сделал вид, будто не заметил появления Бенавенте. Наконец, словно очнувшись, не глядя на вошедшего, спросил:
— Висенте Бенавенте? Бывший командир батальона?
— Да, это я,— с достоинством ответил Висенте.— Что от меня нужно господину майору?
— Что нужно? — склоненная голова быстро поднялась.— Господину майору лично от вас ничего не нужно, но нужно Франции, нужно нашему народу!
Нервно постукивая рукояткой плети по столу, он пытливо посмотрел на вошедшего и продолжал:
— Франция гостеприимно встретила вас на своей земле, дала прибежище, питание. Теперь началась война. Настало время отплатить за добро, помочь нашему народу.
Висенте глядел в бегающие глаза майора и пытался уяснить, чего от него хотят. Но майор, ворочая длинной шеей, как будто его давил узкий ворот мундира, продолжал:
— Франция организует экспедиционный корпус, который поедет на финский фронт бороться против Советского Союза. Экспедиционному корпусу доверена высокая честь — вместе с финской армией занять Ленинград.
— Но ведь вы находитесь в состоянии войны с гитлеровской Германией,— прервал майора Висенте.— Почему же Франция не воюет на германском фронте, а собирается напасть на Советский Союз?
— Стратегия,— глубокомысленно изрек майор, выдержав паузу.— Когда мы разгромим Советский Союз, Германия будет окружена, и мы легко расправимся с ней.
— Для чего тогда вызвали меня? Вы же все равно не послушаетесь моего совета.
— Нам нужны не советы ваши, а помощь. Французская конституция не разрешает мобилизовать в армию иностранцев, и поэтому командование армии желает, чтобы вы обратились ко мне с заявлением, что согласны вместе со своим батальоном добровольно вступить во французский экспедиционный корпус и ехать на финский фронт. Мы не забудем этот дружественный жест и сумеем оценить его по достоинству. После победы вы получите французское подданство и сможете пользоваться всеми нашими свободами наравне с любым французом. Какие будут ваши соображения на этот счет?
— Мои соображения? — удивленно переспросил Ви-сенте.— Мы, испанские республиканцы, всегда заодно с французским народом...
— И это значит,— нетерпеливо перебил майор,— что вы согласны?
— Это значит, что никогда и ни при каких обстоятельствах мы не будем воевать против Советского Союза. Это мое последнее слово. Я могу идти?
Длинное туловище майора пригнулось, к столу. Затем, опираясь на руки, он стал подниматься, медленно, постепенно распрямляясь, пока голова чуть не коснулась потолка.
— Предательство! — выкрикнул он.— Вы предаете Францию!
Вбежало несколько жандармов. Они схватили Ви-сенте, вывернули руки, выволокли его в полутемный коридор. Там открылась какая-то дверь, и Висенте очутился в набитом людьми помещении с решетками на окнах. Здесь томилось несколько десятков республиканцев и бойцов интернациональных бригад. Суровые лица и кровоподтеки говорили о том, что они прошли тот же путь, что Висенте.
Когда в помещении уже яблоку негде стало упасть, за решетчатым окном загудели моторы. Открылась дверь, и жандармы приказали выходить, садиться в машины.
Когда они поднялись и пошли, со всех сторон посыпались удары. Но сомкнутые ряды шли спокойно, неторопливо.
Карцер, куда привезли арестованных, был обнесен заграждением из колючей проволоки и окружен усиленными жандармскими постами. Арестованных ввели через массивные ворота во двор, разогнали по баракам и заперли. В узком длинном помещении с грязным полом стоял полумрак, только сквозь щели двускатной крыши пробивались яркие лучи солнца.
Арестованным несколько дней не давали ни воды, ни пищи. Люди лежали на полу, стараясь не шевелиться, чтобы дольше сохранить силы.
Пошел дождь. Сквозь щели в крыше стала просачиваться вода. Капли долго переливались, катились по доскам, словно боясь сорваться и исчезнуть в этой толпе жаждущих, и, наконец, звучно шлепались в подставленные ладони заключенных.
Стемнело. Пол карцера, на котором спали арестованные, сделался липким. Освежающая влага постепенно превращалась в промозглую сырость, заставляющую дрожать от озноба.
Около полуночи загремел засов. Вошедшие жандармы построили арестованных в шеренги.
— Господа! Вы хотите пить? Пожалуйте за нами! Арестованных вывели в полуночную темноту, под
дождь, и поставили под скат кровли. Струи студеной воды хлестали по непокрытым головам, по плечам. В мгновение ока все вымокли до нитки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187