— Тайфуны? — удивился я.
— Да, тайфуны. Тропические циклоны,— поясняя, добавил он.— Здесь они частые гости. Известковые острова залива Халонг — тоже работа тайфунов. Ураганы и огромные волны придали им самые причудливые формы.
— Сидящая лягушка и Драчливые петухи тоже? — спросил я, назвав недавно виденные острова.
— Конечно, и они, и многие пещеры,— подтвердил мой спутник и продолжал:— В заливе Халонг самые большие разрушения учинили тайфуны, которые пришли с Маршалловых и Филиппинских островов. Они — истинное несчастье для наших рыбаков. Ведь залив Халонг,
как вы убедились, полон парусных лодок — сампанов. Происходят просто невероятные случаи. Здешний рыбак однажды вместе с лодкой вознесся на небо.
— На небо! — недоверчиво воскликнул я, забыв про огромную акулу, которая все еще кружила в воде около нашего катера.— Как же это было? Расскажите? Прошу вас...
И Ван Да начал рассказывать:
— На этот раз причиной был не тайфун, а смерч, и случилось это вот как. Не так давно здесь, на побережье, жил рыбак Дао Кен со своей семьей. Мой отец близко знал Дао Кена, да и сам я хорошо его помню. Как и положено рыбаку, был он трудолюбивым, каждый день выходил в море. Невысокий, как все вьетнамцы, худой, высушенный солнцем, словно вяленая рыба. Подбородок у него был покрыт жидкой бороденкой — когда рыбаку бриться, да и где! Старая одежда его пропахла рыбой, задубела от чешуи и слизи. Во рту он всегда держал самодельную прямую трубочку. Любил разговаривать сам с собой, в море привык. Затылок, на котором волос было совсем негусто, прикрывал армейским тропическим шлемом из зеленой пластмассы, как у меня. Этот шлем ему подарил сын-партизан, который воюет на Юге с американскими захватчиками. Да и сам старик был не из робких. Однажды на своем сампане он добрался до южного побережья и привез партизанам оружие и амуницию* Что ж говорить, лодочник был отличный! Парусом сампана управлял так ловко, что прошел бы на своей лодке и в ячейку рыболовной сети. Вот какой рыбак был Дао Кен!
Но раз, когда американские летчики из пулеметов обстреливали рыбацкие лодки и некоторые из них тонули, Дао Кен спешил на помощь, не думая об опасности. Помогать друг другу — это ведь закон для рыбаков, только не все его соблюдают.
— Но как же он вознесся на небо? — нетерпеливо спросил я.
— Прямо в лодке, полной рыбы, которую наловил в тот день,— отвечал мой спутник.— Лодку, правда, через некоторое время нашли, ее выбросило на скалы в заливе Халонг, но сам Дао Кен так и не вернулся. Вознесся на небо и пропал. Несчастная семья осталась без кормильца, еще и по сей день его близкие ходят в белых повязках.
— В белых? — удивился я.
— Ну да. Белый цвет у нас траурный. Потом старший сын Дао Кена погиб в боях за свободу Вьетнама. Жизнь есть жизнь. Что поделаешь! Беда в одиночку не ходит. Дао Кен был заботливым и добрым главой семьи. Уходя в море, он оставлял жену и детей на берегу, не то что другие. С собой брал горсть риса и каналами выводил свою лодку к морю. А по вечерам возвращался с богатым уловом. Рыбы здесь, в заливе Халонг, хватает. Красная река и ее притоки дают обитателям моря обильную пищу. Каналы рисовых полей тоже. Морских богатств у нас вдоволь. Вот со всем остальным — похуже. Война... Самолеты бомбят дамбы, и рисовые поля гибнут. А рыбу всю не перебьешь — бомб не хватит. И вот однажды Дао Кен с другими рыбаками, как обычно, вышел в море за рыбой.
Мой спутник Ван Да прервал рассказ, лоб у него вспотел, он снял с головы армейский тропический шлем, покрытый желтоватой маскировочной сеткой. Нащупал в кармане пачку сигарет, одну из них зажал в зубах. И снова принялся шарить по карманам, наверное разыскивая спички. Я горел нетерпением услышать, что же произошло дальше, а он, словно забыв, о чем говорил, долго рылся в карманах. Его манера рассказывать напоминала мне некоторые газеты и журналы, печатающие романы, когда на самом интересном месте повествование обрывается многообещающим «продолжение следует».
Я нетерпеливо протянул Ван Да спички, он угостил меня сигаретой. Закурили. Ван Да глубоко затянулся, сплюнул в море и сказал:
— Давно не курил. Как вам нравятся наши сигареты?
— Дым крепкий, добрый аромат,— ответил я, ожидая продолжения прерванного рассказа.
Но Ван Да заговорил о табаке.
— Это черный табак. Французские колонизаторы после разгрома оставили нам свои фабрики. Вернее, мы отняли их в битве при. Если будете в Ханое, обязательно загляните в наш музей Революции. Там вы увидите диараму этой битвы.
Мое нетерпение нарастало. Уже махнув на приличия, хотел попросить Ван Да продолжить рассказ о старом рыбаке, но в это мгновение воздух задрожал — над островами залива Халонг показались американские самолеты и на бреющем полете ринулись в сторону по
бережья. Где-то за нашей спиной их встретила противовоздушная артиллерия, потом мы увидели красное пламя напалмовых бомб и взметнувшиеся черные клубы дыма там, куда упали бомбы. Наш катер тоже обстреляли из пулеметов. Пули с шипением вонзились в воду. А через мгновение самолеты уже бомбили побережье.
— Будь они прокляты! — гневно воскликнул мой спутник.— Там переправа, паром, порт, а дальше — электростанция. Только восстановим — опять разбомбят. Даже Хонгайские угольные шахты не оставляют в покое. Но все равно мы разгромим американцев, как французов при Дьенбьенфу.— Он с ожесточением сплюнул в море, потом спокойно спросил: — О чем мы говорили?
— Вы начали рассказывать, как рыбак Дао Кен вознесся на небо прямо в лодке, полной рыбы,— с готовностью напомнил я.
— Да, простите! Теперь припоминаю.— И продолжал давно прерванный рассказ: — Значит, однажды утром Дао Кен вместе с другими рыбаками вышел в море. Обычно они с моим отцом ловили рядом, а на этот раз неизвестно почему Дао Кен надумал плыть дальше, за острова. Человек никогда не знает, что преподнесет ему судьба, она нападает неожиданно, как тигр. Итак, Дао Кен плыл с горящим на солнце парусом к горизонту, туда, где ходят большие суда. «Зачем так далеко плыть за рыбой, когда и тут, у берега, ее сколько хочешь»,— подумал мой отец, хотя некоторое время следовал за Дао Кеном. Не оставлять же друга и соседа в море одного. Да еще в военное время, когда по нескольку раз на день появляются в небе эти окаянные птицы. Сколько лодок потопили они своими пулями, сколько горя принесли...
Когда рыбаки выходили в море, прилив только начался и вода у побережья была совсем бурой. Эту окраску ей придают притоки Красной реки, дно которой богато залежами железной руды. Но во время прилива море стало голубым и ровным, как зеркало. Солнце жгло голову старика, словно раскаленным углем. Хорошо еще, что от жарких лучей защищал подаренный сыном армейский шлем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187