— Жалкий голодранец! Как ты смел убить моего лучшего быка! Я тебе кости переломаю!
На голову Марко посыпались удары. В глазах у него потемнело... Тем временем тореадор пришел в себя, с трудом поднялся на ноги, опершись о барьер. Долговязый попятился.
— Лучше уйдем,— сказал тореадор Марко, ухватившись за его плечо.— Не то я убью кого-то из этих скотов.
Окружавшая их толпа расступилась, они вышли на улицу. Там их ожидала Кончита.
— Уйдем скорее отсюда! Отец, пойдем к Марко, нам нельзя оставаться в гостинице.
С тех пор, как в подвале поселились Хулио Вальде-пенья с дочерью, у Марко прибавилось забот. В день по нескольку раз бегал он из дома в гостиницу и обратно, чтобы принести больным еду. Хулио быстро выздоравливал, а вот отцу Марко день ото дня становилось хуже.
Однажды вечером, вернувшись с работы, Марко не застал его в живых. У кровати покойного сидела Кончита.
Сдерживая слезы, она попыталась ободрить друга. Но Марко молча, растерянно смотрел в мутное окно, сквозь которое едва-едва пробивался свет.
В душе его была пустота, огромная и тоскливая, как высохшая андалузская степь. Марко подошел к кровати, где лежало тело отца, упал на колени и зарыдал,
Кончита не успокаивала. Когда Марко затих, она дотронулась до его плеча:
— Пойдем на улицу!
Марко поднялся и, не говоря ни слова, последовал за девушкой. Трамвай долго вез их в пригород. Мимо проплывали сады, апельсиновые рощи, кукурузные поля... Марко ничего этого не видел. Он думал об отце.
Сошли на далекой окраине, и Кончита свернула на узкую тропинку. Пахнуло соленым морским ветром.
— Не грусти, Марко! — заговорила девушка.— Ты только посмотри, как красиво вокруг! А как хорошо могли бы жить люди, если бы они были свободны, если б их никто не притеснял! Проснись же, Марко! Раскрой глаза! Или ты не любишь родины, нашей Испании!
— Испании? — словно очнувшись, переспросил Марко.— А за что мне любить ее? За то, что живу в сыром подвале, за то, что жизнь эта свела в могилу отца? Скажи, Кончита, за что мне любить нашу землю? Смотри, сколько оливковых рощ, апельсиновых садов, и среди всей этой красы, богатства мне не принадлежит ни листика, ни лепестка.
Марко горько рассмеялся. Кончита посмотрела на него с укором и, нахмурив лоб, продолжала:
— Не смейся, Марко! Над своей глупостью смеешься. Земля не виновата, что тебе ничего не принадлежит. Виноваты люди. Те, которые прибрали к рукам красоту и богатства. Те, которые мешают нам жить.
— Что ты хочешь этим сказать, Кончита?
— Я хочу сказать, что куда проще понурить голову, отвести от правды глаза. Труднее во всем разобраться, начать борьбу.
— Начать борьбу? С кем, Кончита?
— С теми, кто нас угнетает. Как ты не понимаешь, Марко!
— Но как же я буду бороться? У меня теперь даже гитары нет.
— Бороться с оружием в руках! Найди себе винтовку, Марко! Бороться так, как борются партизаны Астурии, Каталонии, Галисии. Как борются в Мадриде и Барселоне, в горах Гвадаррамы и Морены. С оружием в руках, Марко. Без борьбы не завоюешь свободы. Думаешь, мой отец стал бы разъезжать по стране, участвовать в корридах, если бы нам не нужны были деньги на оружие? Но я вижу, ты ничего не понимаешь. Ты убит своим горем. Хорошо, что ты любишь отца. Но не только семью должен любить человек. Испанский народ страдает от гнета. Неужели это не трогает тебя? Мне кажется, и отец твой, будь он жив и здоров, не остался бы в стороне.
— Мой отец сражался на мадридском фронте. А скажи, Кончита, разбитые дома в городе уже восстановлены?
— Нет, Марко. Поверженная немцами Герника по-прежнему в развалинах. Ветер носит по улицам пепел и пыль. Достань винтовку и присоединяйся к нам. Не вешай головы, Марко! Отважные партизаны даже в застенках фалангистов перед лицом смерти не вешают головы. Если хотим победить, мы должны стать такими же твердыми и острыми, как шпага тореадора.
Обещай мне, Марко, что будешь таким, что будешь с нами.
— Да, Кончита, я буду с вами, я буду таким... Над городом зажглась вечерняя звезда. Тряпичные
башмаки Марко промокли от теплой росы. Воздух был напоен чуть горьковатым медвяным запахом. Впервые для Марко открылось очарование земли, ее беспредельность.
У Марко было такое чувство, будто он долго плутал в темноте и только под утро, при свете солнца отыскал дорогу, поднялся по ней на вершину горы. Теперь все вокруг обрело четкие очертания, наполнилось смыслом и содержанием. Внизу лежала земля, прекрасная Испания, переполненная горем и страданием, но она продолжала жить, дышать и бороться.
Они проходили мимо садовой сторожки при дороге. На белой стене красными буквами наспех было написано: «Да здравствует народно-демократическая республика!»
В конце еще не просохшей надписи стояли три большие буквы — КПИ.
— Что это значит, Кончита?
— Это значит: Коммунистическая партия Испании.
На следующий день по улицам Валенсии неспешным шагом прошла немноголюдная процессия. На тележке, одолженной в гостинице, Марко Сантьяго вез на кладбище отца, прикрытого холщовой простыней. За тележкой шли двое — Хулио Вальдепенья и его дочь Кончита.
Не звенела жесть венков, не пахло увядшими цветами, не дрожали глянцевитые листья лавра, не плескались на ветру траурные ленты с золочеными буквами. Радом с останками валенсийского рабочего, горячего друга республики, слепого уличного певца лежала всего-навсего сточившаяся от старости лопата.
У Марко не нашлось денег на венки и ленты. Даже если бы в Валенсии отыскался чудак, который согласился купить их скарб и тряпье, то и тогда Марко не смог бы приобрести венок. У него не было песет даже на то, чтобы на одном из городских кладбищ купить семь пядей земли. И потому решили похоронить отца
в прибрежных дюнах за Пуэбло-Нуэво-де-Мар. Там был старый рыбацкий погост без памятников и надгробных плит. Там никому не нужно было платить. Каждый мог вырыть могилу, где хочет.
Через несколько часов они вышли к дюнам. Засучив рукава, Марко взял лопату и в сыпучих песках стал копать могилу. Когда он выбился из сил, Хулио сказал:
— Марко, дай я...
Марко передал ему лопату, а сам присел отдохнуть. На душе было тяжко. Но жгучая боль, еще вчера разрывавшая сердце, теперь прошла. Осталась горечь, ненависть и злоба против тех, кто изувечил отца, раньше времени свел его в могилу. То же самое будет и с ним, если он даст себя сломить.
— Пожалуй, достаточно! — прервал его мысли Хулио, воткнув лопату в песок и утирая пот со лба.— Начнем, а то мы опоздаем на поезд.
Марко уперся руками о края могилы и спрыгнул вниз. Кончита принесла охапку сухой травы.
— Подстели, чтобы помягче...
Потом Марко принял с рук на руки тело отца и уложил его на прохладное дно. Старательно укрыв холстом лицо покойного, он выбрался из могилы и взялся за лопату.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187