Отряд разделился надвое, и они пошли по двум дамбам, как зеленые привидения. Четырехугольное рисовое поле должно было стать плацдармом, куда вслед за разведчиками проникнет батальон стрелков. Илистая вода поля источала зловоние, и вокруг царила такая тишина, что слышно было перешептывание рисовых стеблей, покачиваемых теплыми струями воздуха. Когда они достигли ракетных установок с подготовленными для стрельбы и замаскированными ракетами, вперед вышли саперы со своими миноискателями. Первые мины они обнаружили и ликвидировали лишь у самого форта, близ ограды из колючей проволоки, причем их было немного. «Противник, наверное, слишком уверен в своей превосходящей силе,— подумал Ай Хи,— и совершенно исключает такое вот ночное нападение». Самым рискованным было незаметно проделать в ограде из колючей проволоки широкие лазы для прорыва батальона стрелков. Сквозь небольшую щель Ай Хи проник на территорию форта и тут же столкнулся с вражеским часовым. Одурманенный зноем тропической ночи, одолеваемый дремотой, тот от неожиданности будто хотел что-то спросить. Но Ай Хи хладнокровно занес руку с кинжалом, резко ударил, и часовой свалился у колючей проволоки. Лаз был проделан, и Ай Хи дал зеленый сигнал: «Путь свободен! Путь свободен! Путь свободен!»
В следующее мгновение у них над головой прошумели
огненные ракеты и со страшным грохотом взорвались в металлических ангарах. И тогда в воздух взметнулся столб пламени, как при извержении вулкана, своим жаром едва не опалив Ай Хи лицо, а сверху с треском посыпались тяжелые осколки. Не было ни малейшего сомнения в том, что взорвался склад с боеприпасами и что это может вызвать панику в рядах врага. В это время, прячась за резными вершинами пальм, показался огромный розоватый диск луны, тусклым светом осветивший окрестности и иссиня-черное вонючее облако дыма, окутавшее форт. От едкого дыма щипало в глазах, в носу и в горле. Из рисового поля один за другим вставали зеленые кусты и стремительно двигались к лазам, проделанным в колючей проволоке. Чавкала разбухшая в воде обувь.
Форт был взят почти без сопротивления, ибо солдаты противника, в нижнем белье выскакивая из горящих ангаров, в панике не успевали схватить оружие. Даже имевшиеся в форте танки и бронемашины не были пущены в ход, а небольшая группа охраны, беспорядочно отстреливаясь, выбралась за ворота и отступила.
Только на рассвете в воздухе показались самолеты и вертолеты противника; они жестоко бомбили и обстреливали из пулеметов рисовые поля и территорию занятого форта, однако по ним плотный огонь вела зенитная артиллерия Куанг Фонга.
Ай Хи не заметил, как один из транспортных самолетов противника сбросил над рисовым полем парашютистов. У него в ушах звучали слова Куанг Фонга, сказанные при прощании: «Наша победа зависит от неожиданности и смелости нападения. А затем — преследовать противника, не дать ему прийти в себя. Гнать до моря. Гнать так, чтобы земля горела у захватчиков под ногами. Свобода или смерть!»
Ай Хи со своими разведчиками прыгнул в одну из бронемашин, вскоре удалось ее завести. Они помчались из форта вслед за бегущим противником, что постепенно рассеивался, как преследуемое тигром стадо животных. Под вечер они пересекли разрушенный партизанами железнодорожный путь, ведший на Сайгон, и скоро достигли берега моря. Последний бой с пограничной группой произошел в прибрежных известняковых скалах — бой ручными гранатами, автоматами и кинжалами. Внезапность нападения, да еще с американской бронемашины, и тут помогла партизанам: после первого же
столкновения солдаты береговой охраны, прячась за скалы, в смятении отступили.
Когда Ай Хи решил, что победа верная, он выпрыгнул из перегревшейся машины и с ликующим криком побежал к берегу. Тонкинский залив был весь усеян красно-бурыми парусами рыбацких лодок. На волнах, освещенных закатным солнцем, они покачивались, словно яркие тропические бабочки, и Ай Хи хорошо знал, что среди этих лодок есть и ведомые руками партизан, где только и ждут, когда появится зеленый сигнал — «Путь открыт!».
Ай Хи взобрался на самую высокую известняковую скалу, встал во весь рост, поднял сигнальную лампу и стал непрерывно подавать сигнал: «Путь открыт! Путь открыт! Путь открыт!»
И вдруг его словно что-то больно ужалило в спину. «Наверное, пуля противника»,— промелькнуло у него в мозгу. Но это была последняя его мысль, потом затуманилась ликующая радость победы. Ай Хи упал на острый горячий выступ скалы. Руки инстинктивно искали опоры, но не могли ее найти. Тело сползло на землю, и, когда подбежали остальные разведчики, Ай Хи уже не отвечал. По выгоревшей, покрытой маскировочными листьями рубашке сочилась струйка крови, ладонь все еще судорожно сжимала сигнальную лампу, зеленый огонек которой возвещал: «Путь открыт!»
РАЗГОВОР В ЗИМНЕМ САДУ
Из соседнего санатория доносятся звуки проигрывателя, старый, военного времени, вальс «Ночь коротка, спят облака...».
Новогодняя полночь, когда в миллионах бокалов заискрится шампанское и все станут поздравлять друг друга с Новым годом, уже совсем не далеко.
За огромными стеклами санаторского зимнего сада, там, за соснами и дюнами, шумит море.
Уже третий день ветер баламутит Рижский залив — вздымает пену, словно в гигантском бокале с шампанским, а земля, жадная от нетерпения, припадает к нему губами, не в силах дождаться полуночи.
Я не танцую, ноют старые раны, потому и сижу в зимнем саду, сижу у бассейна, на дне которого умиротворяющее журчит родничок.
Меня самого, как и мой столик, на котором стоит пепельница и лежат сигареты, скрывает зелень. Белые колонны обвивает какое-то колючее вьющееся растение, ко мне склоняются ветви олеандра. Над головой, под высоким потолком, тускло мерцают разноцветные лампочки. Они отражаются в широких, занавешенных прозрачным тюлем окнах и создают впечатление, что этих лампочек вокруг видимо-невидимо.
Струясь средь мелких камешков, вроде как воспоминания в моей голове, не переставая журчит родничок на дне бассейна.
Но когда я, оторвав взгляд от бассейна, приподнял веки, то увидел, что к моему столику под олеандрами подсел человек лет тридцати. Он курил свернутую из газеты козью ножку, и мне в нос шибануло терпким запахом махорки.
Я протянул незнакомцу пачку сигарет, но он осипшим голосом произнес:
— Благодарю, к таким не привык. А ты, кажется, меня не узнаешь?
— Да вроде бы где-то видел,— сказал я, потому что испытывал какую-то неловкость, и с любопытством взглянул на его потертый военный китель с погонами майора на плечах.
— Как? Ты забыл Жоржа! — словно не веря своим собственным словам, воскликнул незнакомец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187
В следующее мгновение у них над головой прошумели
огненные ракеты и со страшным грохотом взорвались в металлических ангарах. И тогда в воздух взметнулся столб пламени, как при извержении вулкана, своим жаром едва не опалив Ай Хи лицо, а сверху с треском посыпались тяжелые осколки. Не было ни малейшего сомнения в том, что взорвался склад с боеприпасами и что это может вызвать панику в рядах врага. В это время, прячась за резными вершинами пальм, показался огромный розоватый диск луны, тусклым светом осветивший окрестности и иссиня-черное вонючее облако дыма, окутавшее форт. От едкого дыма щипало в глазах, в носу и в горле. Из рисового поля один за другим вставали зеленые кусты и стремительно двигались к лазам, проделанным в колючей проволоке. Чавкала разбухшая в воде обувь.
Форт был взят почти без сопротивления, ибо солдаты противника, в нижнем белье выскакивая из горящих ангаров, в панике не успевали схватить оружие. Даже имевшиеся в форте танки и бронемашины не были пущены в ход, а небольшая группа охраны, беспорядочно отстреливаясь, выбралась за ворота и отступила.
Только на рассвете в воздухе показались самолеты и вертолеты противника; они жестоко бомбили и обстреливали из пулеметов рисовые поля и территорию занятого форта, однако по ним плотный огонь вела зенитная артиллерия Куанг Фонга.
Ай Хи не заметил, как один из транспортных самолетов противника сбросил над рисовым полем парашютистов. У него в ушах звучали слова Куанг Фонга, сказанные при прощании: «Наша победа зависит от неожиданности и смелости нападения. А затем — преследовать противника, не дать ему прийти в себя. Гнать до моря. Гнать так, чтобы земля горела у захватчиков под ногами. Свобода или смерть!»
Ай Хи со своими разведчиками прыгнул в одну из бронемашин, вскоре удалось ее завести. Они помчались из форта вслед за бегущим противником, что постепенно рассеивался, как преследуемое тигром стадо животных. Под вечер они пересекли разрушенный партизанами железнодорожный путь, ведший на Сайгон, и скоро достигли берега моря. Последний бой с пограничной группой произошел в прибрежных известняковых скалах — бой ручными гранатами, автоматами и кинжалами. Внезапность нападения, да еще с американской бронемашины, и тут помогла партизанам: после первого же
столкновения солдаты береговой охраны, прячась за скалы, в смятении отступили.
Когда Ай Хи решил, что победа верная, он выпрыгнул из перегревшейся машины и с ликующим криком побежал к берегу. Тонкинский залив был весь усеян красно-бурыми парусами рыбацких лодок. На волнах, освещенных закатным солнцем, они покачивались, словно яркие тропические бабочки, и Ай Хи хорошо знал, что среди этих лодок есть и ведомые руками партизан, где только и ждут, когда появится зеленый сигнал — «Путь открыт!».
Ай Хи взобрался на самую высокую известняковую скалу, встал во весь рост, поднял сигнальную лампу и стал непрерывно подавать сигнал: «Путь открыт! Путь открыт! Путь открыт!»
И вдруг его словно что-то больно ужалило в спину. «Наверное, пуля противника»,— промелькнуло у него в мозгу. Но это была последняя его мысль, потом затуманилась ликующая радость победы. Ай Хи упал на острый горячий выступ скалы. Руки инстинктивно искали опоры, но не могли ее найти. Тело сползло на землю, и, когда подбежали остальные разведчики, Ай Хи уже не отвечал. По выгоревшей, покрытой маскировочными листьями рубашке сочилась струйка крови, ладонь все еще судорожно сжимала сигнальную лампу, зеленый огонек которой возвещал: «Путь открыт!»
РАЗГОВОР В ЗИМНЕМ САДУ
Из соседнего санатория доносятся звуки проигрывателя, старый, военного времени, вальс «Ночь коротка, спят облака...».
Новогодняя полночь, когда в миллионах бокалов заискрится шампанское и все станут поздравлять друг друга с Новым годом, уже совсем не далеко.
За огромными стеклами санаторского зимнего сада, там, за соснами и дюнами, шумит море.
Уже третий день ветер баламутит Рижский залив — вздымает пену, словно в гигантском бокале с шампанским, а земля, жадная от нетерпения, припадает к нему губами, не в силах дождаться полуночи.
Я не танцую, ноют старые раны, потому и сижу в зимнем саду, сижу у бассейна, на дне которого умиротворяющее журчит родничок.
Меня самого, как и мой столик, на котором стоит пепельница и лежат сигареты, скрывает зелень. Белые колонны обвивает какое-то колючее вьющееся растение, ко мне склоняются ветви олеандра. Над головой, под высоким потолком, тускло мерцают разноцветные лампочки. Они отражаются в широких, занавешенных прозрачным тюлем окнах и создают впечатление, что этих лампочек вокруг видимо-невидимо.
Струясь средь мелких камешков, вроде как воспоминания в моей голове, не переставая журчит родничок на дне бассейна.
Но когда я, оторвав взгляд от бассейна, приподнял веки, то увидел, что к моему столику под олеандрами подсел человек лет тридцати. Он курил свернутую из газеты козью ножку, и мне в нос шибануло терпким запахом махорки.
Я протянул незнакомцу пачку сигарет, но он осипшим голосом произнес:
— Благодарю, к таким не привык. А ты, кажется, меня не узнаешь?
— Да вроде бы где-то видел,— сказал я, потому что испытывал какую-то неловкость, и с любопытством взглянул на его потертый военный китель с погонами майора на плечах.
— Как? Ты забыл Жоржа! — словно не веря своим собственным словам, воскликнул незнакомец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187