Тогда не останется следа ни от нас самих, ни от нашей поэзии. Если бы ты был более чуток к зову времени, то, здраво поразмыслив над моим предложением, не отверг бы его столь резко и скоропалительно, а, напротив, всем сердцем бы принял его.
— Всем сердцем? — проговорил, улыбаясь, Федерико, но тут же нахмурился.— Вместо фалангистского гимна я от всего сердца написал бы песню в память тысяч убитых, которые по всей Испании лежат грудами под кладбищенскими стенами, о том, как в почетном карауле над ними стоят вечнозеленые кипарисы, о том, как их смерть оплакивает весь народ.
— Федерико Гарсиа Лорка! — взорвался Луис Ро-салес.— Идея о фалангистском гимне не моя, об этом тебя просит мой брат Хосе. И не он один. Хосе, как и я, пытается отвести от тебя нависшую угрозу. Неужели
не понимаешь? Или, думаешь, мы, Росалесы, всесильны? Глубоко заблуждаешься, Федерико. Не хотелось бы напоминать тебе о судьбе мэра Гранады, твоего родственника Монтесино. Но учти: о твоем местонахождении знают все, кого это может интересовать.
— Неужели правда? — недоверчиво спросил Федерико.
— К сожалению,— ответил Луис.— Сотни людей переступают порог нашего дома, а ты ведешь себя так, будто не считаешь нужным скрываться.
— Почему же ты меня не предупредил?
— Я полагал, ты сам достаточно хорошо понимаешь обстановку. Но, вижу, до сих пор ты в ней не разобрался. Верно говорит моя мать, сеньора Камачо: подчас ты ведешь себя как наивный ребенок. Возьмись наконец за ум!
— Никак не пойму, что происходит! — почти с отчаянием произнес Федерико.
Давно его томило предчувствие неотвратимой беды, и поводом тому подчас бывали внешне незначительные события, например, случай с белым ягненком и черными кабанами, или выходка пьяного жандарма, ни с того ни с сего направившего на него карабин, или — совсем недавно — залетевшая в вагон оса, не говоря уж о речах Алонсо в соседнем купе и его зловещих взглядах. И вот ко всем этим недобрым предзнаменованиям присоединились еще откровенные угрозы друга юности.
Теперь Федерико ни днем ни ночью не знал покоя. Он стал более осмотрительным, хотя прекрасно понимал, что остерегаться следовало раньше, что положение Росалесов не служит достаточной гарантией перед нависшей угрозой. Но что же делать, как исправить допущенную ошибку? Написать фалангистский гимн? Нет! И речи быть не может о таком предательстве, это равносильно смерти. Кто подаст совет, подскажет, как выбраться из чертовски сложного положения?
В томительных раздумьях прошло еще восемь дней. 16 августа в особняк Росалесов неожиданно явились вооруженные люди. Никого из молодых Росалесов дома не оказалось. Дверь открыла хозяйка дома Эсперансо Камачо. Командовал нарядом уже знакомый нам Рамон Руис Алонсо. Он предъявил ордер на арест Федерико Гарсиа Лорки. Хозяйка объявила, что никого не впустит в дом, пока не вернется хотя бы один из ее сыновей.
Алонсо, размахивая ордером, хотел силой проложить дорогу, но Камачо не отступала. «В трехстах метрах от нашего дома находится штаб фаланги. Там вы найдете моего сына. Ступайте и позовите его!» — сказала она.
С перекошенным от злобы лицом Алонсо, казалось, был готов на все, но один из спутников удержал его занесенную руку и заметил, что им и в самом деле не мешает заглянуть в ближайший штаб к Росалесу. Переговорив между собой, они удалились, оставив у входа постового. Немного погодя вернулись вместе с Мигелем Росалесом. По дороге Мигель думал, но так и не смог придумать, как спасти положение. Гранада находилась в состоянии полной неразберихи, у фашистов не было единого руководства, каждая группа действовала самостоятельно. Никто не мог сказать, кто же в конце концов одержит верх. В подобной ситуации вооруженные молодчики Алонсо по его слову могли вломиться в дом Росалесов и перебить всех без исключения. Алонсо и новый губернатор Вальдес ненавидели Росалесов и при теперешней борьбе за власть способны были на все, лишь бы расправиться с ними, а укрывательство Лорки могло быть использовано в качестве пред. Никаких писаных законов у фалангистов не было. Единственным законом была ненависть, единственным наказанием — смерть. Мигель это понимал, и, несмотря на то, что он и все его братья были фалангистами, за укрывательство Федерико Гарсиа Лорки их тоже могли арестовать и применить к ним единственное из имевшихся наказаний. По дороге из штаба домой Мигель, разыгрывая удивление, спросил Алонсо, в чем именно обвиняется Лорка и не является ли все это просто недоразумением, на что получил лаконичный ответ: «Своим пером он принес больше зла, чем другие оружием».
Когда из дома Росалесов выводили в серой полосатой пижаме не успевшего переодеться поэта, Алонсо, верный своей вероломной натуре, сказал:
— Там разберутся, так что вы не волнуйтесь. И Лорка сдержанно ответил:
— А я нисколько не волнуюсь.
В десять вечера домой вернулись Хосе и Луис Роса-лесы. Узнав о случившемся, они вместе с друзьями отправились к гражданскому губернатору майору Вальдесу. В приемной у него сидел Алонсо. Луис Росалес с порога крикнул ему:
— Как ты посмел вломиться в наш дом? Рамон Алонсо надменно ответил:
— Я это сделал под свою личную ответственность. Выхватив пистолет, Хосе ворвался в кабинет губернатора Вальдеса:
— Это ты приказал Алонсо пойти к нам в дом арестовать Лорку?
Изменившись в лице, Вальдес ответил:
— Я никогда никому не приказывал заходить в ваш дом и арестовывать Лорку.
Какими бы фанатиками не были Алонсо и Вальдес, они не могли не понимать, что арест поэта Федерико Гарсиа Лорки дело слишком серьезное, чтобы оно не осталось без последствий. Трудно было предвидеть, как отнесется к аресту поэта начальство, особенно генерал Кейпо де-Льяно, руководивший из Севильи действиями фашистов в Андалусии; впрочем, на совести этого генерала уже было столько жертв — известных писателей. В аресте же Лорки главную роль сыграл Алонсо, хотя они с Вальдесом действовали заодно. Как стало позднее известно от одного из участников ареста, некоего Хуана Трескастро, именно Алонсо явился к губернатору Валь-десу, сообщил ему о.местонахождении Лорки и сумел убедить майора, что поэт является «красным агентом», имеет радиопередатчик.
На следующий день утром Хосе Росалес был на приеме у военного губернатора полковника Эспиносы и добился письменного приказа об освобождении Лорки. Оттуда Хосе тотчас направился к гражданскому губернатору Вальдесу и потребовал освобождения Лорки.
— Весьма сожалею,— ответил Вальдес,— но Гарсиа Лорки здесь больше нет. На рассвете его увезли в Вис-нар, так что, возможно, он уже расстрелян.— Потом добавил с ноткой угрозы в голосе: — А теперь подумаем, как нам поступить с твоим братом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187
— Всем сердцем? — проговорил, улыбаясь, Федерико, но тут же нахмурился.— Вместо фалангистского гимна я от всего сердца написал бы песню в память тысяч убитых, которые по всей Испании лежат грудами под кладбищенскими стенами, о том, как в почетном карауле над ними стоят вечнозеленые кипарисы, о том, как их смерть оплакивает весь народ.
— Федерико Гарсиа Лорка! — взорвался Луис Ро-салес.— Идея о фалангистском гимне не моя, об этом тебя просит мой брат Хосе. И не он один. Хосе, как и я, пытается отвести от тебя нависшую угрозу. Неужели
не понимаешь? Или, думаешь, мы, Росалесы, всесильны? Глубоко заблуждаешься, Федерико. Не хотелось бы напоминать тебе о судьбе мэра Гранады, твоего родственника Монтесино. Но учти: о твоем местонахождении знают все, кого это может интересовать.
— Неужели правда? — недоверчиво спросил Федерико.
— К сожалению,— ответил Луис.— Сотни людей переступают порог нашего дома, а ты ведешь себя так, будто не считаешь нужным скрываться.
— Почему же ты меня не предупредил?
— Я полагал, ты сам достаточно хорошо понимаешь обстановку. Но, вижу, до сих пор ты в ней не разобрался. Верно говорит моя мать, сеньора Камачо: подчас ты ведешь себя как наивный ребенок. Возьмись наконец за ум!
— Никак не пойму, что происходит! — почти с отчаянием произнес Федерико.
Давно его томило предчувствие неотвратимой беды, и поводом тому подчас бывали внешне незначительные события, например, случай с белым ягненком и черными кабанами, или выходка пьяного жандарма, ни с того ни с сего направившего на него карабин, или — совсем недавно — залетевшая в вагон оса, не говоря уж о речах Алонсо в соседнем купе и его зловещих взглядах. И вот ко всем этим недобрым предзнаменованиям присоединились еще откровенные угрозы друга юности.
Теперь Федерико ни днем ни ночью не знал покоя. Он стал более осмотрительным, хотя прекрасно понимал, что остерегаться следовало раньше, что положение Росалесов не служит достаточной гарантией перед нависшей угрозой. Но что же делать, как исправить допущенную ошибку? Написать фалангистский гимн? Нет! И речи быть не может о таком предательстве, это равносильно смерти. Кто подаст совет, подскажет, как выбраться из чертовски сложного положения?
В томительных раздумьях прошло еще восемь дней. 16 августа в особняк Росалесов неожиданно явились вооруженные люди. Никого из молодых Росалесов дома не оказалось. Дверь открыла хозяйка дома Эсперансо Камачо. Командовал нарядом уже знакомый нам Рамон Руис Алонсо. Он предъявил ордер на арест Федерико Гарсиа Лорки. Хозяйка объявила, что никого не впустит в дом, пока не вернется хотя бы один из ее сыновей.
Алонсо, размахивая ордером, хотел силой проложить дорогу, но Камачо не отступала. «В трехстах метрах от нашего дома находится штаб фаланги. Там вы найдете моего сына. Ступайте и позовите его!» — сказала она.
С перекошенным от злобы лицом Алонсо, казалось, был готов на все, но один из спутников удержал его занесенную руку и заметил, что им и в самом деле не мешает заглянуть в ближайший штаб к Росалесу. Переговорив между собой, они удалились, оставив у входа постового. Немного погодя вернулись вместе с Мигелем Росалесом. По дороге Мигель думал, но так и не смог придумать, как спасти положение. Гранада находилась в состоянии полной неразберихи, у фашистов не было единого руководства, каждая группа действовала самостоятельно. Никто не мог сказать, кто же в конце концов одержит верх. В подобной ситуации вооруженные молодчики Алонсо по его слову могли вломиться в дом Росалесов и перебить всех без исключения. Алонсо и новый губернатор Вальдес ненавидели Росалесов и при теперешней борьбе за власть способны были на все, лишь бы расправиться с ними, а укрывательство Лорки могло быть использовано в качестве пред. Никаких писаных законов у фалангистов не было. Единственным законом была ненависть, единственным наказанием — смерть. Мигель это понимал, и, несмотря на то, что он и все его братья были фалангистами, за укрывательство Федерико Гарсиа Лорки их тоже могли арестовать и применить к ним единственное из имевшихся наказаний. По дороге из штаба домой Мигель, разыгрывая удивление, спросил Алонсо, в чем именно обвиняется Лорка и не является ли все это просто недоразумением, на что получил лаконичный ответ: «Своим пером он принес больше зла, чем другие оружием».
Когда из дома Росалесов выводили в серой полосатой пижаме не успевшего переодеться поэта, Алонсо, верный своей вероломной натуре, сказал:
— Там разберутся, так что вы не волнуйтесь. И Лорка сдержанно ответил:
— А я нисколько не волнуюсь.
В десять вечера домой вернулись Хосе и Луис Роса-лесы. Узнав о случившемся, они вместе с друзьями отправились к гражданскому губернатору майору Вальдесу. В приемной у него сидел Алонсо. Луис Росалес с порога крикнул ему:
— Как ты посмел вломиться в наш дом? Рамон Алонсо надменно ответил:
— Я это сделал под свою личную ответственность. Выхватив пистолет, Хосе ворвался в кабинет губернатора Вальдеса:
— Это ты приказал Алонсо пойти к нам в дом арестовать Лорку?
Изменившись в лице, Вальдес ответил:
— Я никогда никому не приказывал заходить в ваш дом и арестовывать Лорку.
Какими бы фанатиками не были Алонсо и Вальдес, они не могли не понимать, что арест поэта Федерико Гарсиа Лорки дело слишком серьезное, чтобы оно не осталось без последствий. Трудно было предвидеть, как отнесется к аресту поэта начальство, особенно генерал Кейпо де-Льяно, руководивший из Севильи действиями фашистов в Андалусии; впрочем, на совести этого генерала уже было столько жертв — известных писателей. В аресте же Лорки главную роль сыграл Алонсо, хотя они с Вальдесом действовали заодно. Как стало позднее известно от одного из участников ареста, некоего Хуана Трескастро, именно Алонсо явился к губернатору Валь-десу, сообщил ему о.местонахождении Лорки и сумел убедить майора, что поэт является «красным агентом», имеет радиопередатчик.
На следующий день утром Хосе Росалес был на приеме у военного губернатора полковника Эспиносы и добился письменного приказа об освобождении Лорки. Оттуда Хосе тотчас направился к гражданскому губернатору Вальдесу и потребовал освобождения Лорки.
— Весьма сожалею,— ответил Вальдес,— но Гарсиа Лорки здесь больше нет. На рассвете его увезли в Вис-нар, так что, возможно, он уже расстрелян.— Потом добавил с ноткой угрозы в голосе: — А теперь подумаем, как нам поступить с твоим братом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187