Надоели его вечные попреки.
Девушка с кувшином на голове стояла перед ним, стройная, словно газель. Веки стыдливо опущены, длинные ресницы, смуглый румянец...
— Зайди, дочка, зайди! Никто по тебе не хватится. Хозяева взяли собак, ускакали в горы на охоту. Обратно вместе пойдем! Кувшины уложим в корзину, осел их дотащит.
Не дожидаясь ответа, Бласкез стегнул осла, который, раздувая ноздри, все еще принюхивался к воде.
— Ну, шевелись! До дома два шага осталось! Пока Эдуардо привязывал и поил осла, Лауренсия
поставила в тень кувшины, чтобы не нагрелись на солнце. У серой стены жужжали осы, садились на отвалившиеся пластины шифера, забивались в щели, стараясь отыскать местечко попрохладнее.
Бласкез отворил дверь. Навстречу пахнуло холодком. В нос ударил горьковатый запах. После слепящего света глаза не сразу привыкли к полутьме.
Напротив двери чернел проем очага. На железном крюке висел котел. Угол был заставлен пузатыми кувшинами, лопатами, граблями. На стене висела полка с глиняной посудой, серым от пепла караваем хлеба и деревянными ложками. Часть жилища была отгорожена — зимою там держали осла. На низкой лавке в груде тряпья лежала Изабелла, жена Бласкеза, высохшая, желтая, как степная трава.
— Эдуардо, врача бы позвать,— тихо молвила Лауренсия.
Эдуардо повесил на колышек мятую соломенную шляпу и тяжко вздохнул.
— Врача, говоришь? Где ж его найти? От наших мест до врача целый день ехать. Даже если "бы Монте отпустил меня дня на два, скажи, на чем бы я врача привез? На чем и на что? У меня за душой и ломаного гроша нет.
— Нельзя так, Эдуардо,— настаивала девушка,— врача надо найти. Я дам тебе несколько песет.
Больная шевельнулась, открыла воспаленные глаза. Узнав Лауренсию, повернулась на бок, заговорила слабым голосом:
— Проведать пришла меня, дочка? А вот Адольфо все нет и нет. Так и умру, не повидав его напоследок. Ой беда!
Лауренсия подсела к ней, поправила свисавшее с лавки рваное одеяло.
— Придет он, мать, не убивайся! После того, как фалангисты одолели, почти полмиллиона наших ушло за Пиренеи во Францию. И Адольфо там. Он сильный, все вынесет. Вот увидишь, наш Адольфо вернется. Я в этом ни капельки не сомневаюсь.
Слова Лауренсии как будто успокоили больную. Но разговор ее утомил, она закрыла глаза. Эдуардо сидел на каменной скамье у очага, жевал хлеб с олива ми. Видя, что Лауренсия собралась уходить, он сказал:
— Погоди немного, сейчас вместе пойдем. Я ведь тоже тороплюсь. Вот только съем еще оливок, вторая половина дня самая долгая и трудная.
Лауренсия не ответила. Должно быть, не расслышала слов старика, ее мысли были далеко. Девушка стояла посреди комнаты и смотрела в открытую дверь на синие горы. Они, казалось, слегка дрожали в зыбком мареве. Лауренсия пришла в себя, когда старик поднялся и, стряхнув с колен хлебные крошки, сказал:
— Пойдем, дочка! Я тоже думаю, он вернется... Бласкез рассовал кувшины с водой по корзинам. Потом вместе уселись верхом на осла, и Бласкез крикнул:
— Пошел!
Осел, спотыкаясь, затрусил со двора. На краю сада Бласкез первым спрыгнул в бурую пыль, помог слезть Лауренсии, передал ей кувшины.
— Ну вот, дочка. А я поеду на бахчу. Будь здорова!
— До свидания, отец! Только бы хозяева не вернулись!
— Не бойся! С охоты так быстро не возвращаются. Эдуарде снова оседлал осла, и тот лениво потопал к
речной заводи, где находилась бахча.
Лауренсия тенистой аллеей заспешила к дому. Подножия серебристых тополей опоясывали голубовато-серые муравленые плитки. На проволочной сетке, образуя сплошной зеленый свод, вились виноградные лозы. Солнечные зайчики скакали по песчаной дорожке.
Лауренсия открыла кованную железом калитку и невольно ахнула. Во дворе стояли оседланные кони. Охотничья свора радостно кинулась ей навстречу. Значит, сеньоры вернулись! Проскочила двор и юркнула на кухню в непритворенную дверь. Из соседней комнаты доносились негромкие шаги с позвякиванием шпор. Обычно так расхаживал по комнате Луизо, когда бывал не в духе. Эти звенящие шаги всегда пугали девушку.
Не успела Лауренсия поставить на место кувшины, как дверь распахнулась и на пороге появился Луизо, длинный, худой, в желтой фалангистской портупее. На ремне висели кобура, бинокль, планшетка с компасом. Узкий лоб, раздвоенный треугольником черных волос, был перечерчен множеством морщин, отчего казался еще меньше. Черные усики поверх припухлых губ. Острый, в темной щетине подбородок слегка вздрагивал. Луизо постоял на пороге, пытливо глядя на девушку.
— Лауренсия,— сказал он, прикрыв за собою дверь,— ты уже знаешь о нашем несчастье?
— Нет, сеньор,— ответила девушка.
— Отец ранен.
— Сеньор Монте? Кто его ранил?
— Пуля. Пуля, пущенная одним из бандитов Фернандо.
— Фернандо? — удивилась девушка.— А сеньор тяжело ранен?
— Доктор сказал, что положение безнадежно,— ответил Луизо и подошел так близко, что Лауренсия ощутила на щеках его горячее дыхание.— Теперь скажи мне, где ты была? В селении у отца?
— Нет, сеньор— несмело ответила Лауренсия.— Вы же знаете, я туда не отлучаюсь без вашего разрешения. Я ходила по воду.
— К Белому колодцу? И там никого не встретила?
— Нет, никого. Только Бласкеза. Он подвез мне тяжелые кувшины.
— А он ничего не рассказывал? — сверля ее взглядом, продолжал допрашивать ЛуйГзо.
— Нет, сеньор. Как будто нет,— смущаясь, ответила девушка.— О чем он мог рассказать?
— О партизанах. О главаре их Фернандо.
— Нет, ничего не рассказывал.
— Ты лжешь, Лауренсия! — стиснув кулаки, закричал Луизо.— Вся округа знает партизанского главаря Фернандо. Только Бласкез и ты ничего не знаете. Возможно ли это? Нет! Ты бессовестно лжешь, глядя в глаза своему господину!
Заложив руки за спину, Луизо забегал по комнате, потом остановился, пытливо посмотрел на девушку.
— Лауренсия, не путайся с Бласкезом! Я не желаю этого, слышишь? Пора забыть старое. Адольфо не вернется, не надейся. С коммунистами в Испании покончено раз и навсегда. А если ты будешь встречаться с Бласкезом, я вас обоих упрячу в подземелья Кабезо Месады! Ну вот, а теперь перестань плакать, Лауренсия,— уже спокойнее продолжал Луизо, подходя к ней.— Что, испугалась? Не бойся, детка! Ты ведь знаешь, я люблю тебя. Мы говорили о Фернандо. Скажи, что ты о нем знаешь?
— Ничего не знаю,— тихо ответила девушка.— Знаю, что он главный у партизан и что его никак не могут поймать. Вот и все.
— Ну уж завтра-то мы его поймаем! Соберутся наши люди из окрестных селений...— Луизо осекся.— А кто тебе о нем рассказывал?
— Не помню. Никто...
— Как это — никто? Откуда же ты знаешь?
— Да я больше ничего не знаю! А то, что он главный у партизан и что не могут поймать, об этом вы сами с сеньором Монте каждый день говорили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187
Девушка с кувшином на голове стояла перед ним, стройная, словно газель. Веки стыдливо опущены, длинные ресницы, смуглый румянец...
— Зайди, дочка, зайди! Никто по тебе не хватится. Хозяева взяли собак, ускакали в горы на охоту. Обратно вместе пойдем! Кувшины уложим в корзину, осел их дотащит.
Не дожидаясь ответа, Бласкез стегнул осла, который, раздувая ноздри, все еще принюхивался к воде.
— Ну, шевелись! До дома два шага осталось! Пока Эдуардо привязывал и поил осла, Лауренсия
поставила в тень кувшины, чтобы не нагрелись на солнце. У серой стены жужжали осы, садились на отвалившиеся пластины шифера, забивались в щели, стараясь отыскать местечко попрохладнее.
Бласкез отворил дверь. Навстречу пахнуло холодком. В нос ударил горьковатый запах. После слепящего света глаза не сразу привыкли к полутьме.
Напротив двери чернел проем очага. На железном крюке висел котел. Угол был заставлен пузатыми кувшинами, лопатами, граблями. На стене висела полка с глиняной посудой, серым от пепла караваем хлеба и деревянными ложками. Часть жилища была отгорожена — зимою там держали осла. На низкой лавке в груде тряпья лежала Изабелла, жена Бласкеза, высохшая, желтая, как степная трава.
— Эдуардо, врача бы позвать,— тихо молвила Лауренсия.
Эдуардо повесил на колышек мятую соломенную шляпу и тяжко вздохнул.
— Врача, говоришь? Где ж его найти? От наших мест до врача целый день ехать. Даже если "бы Монте отпустил меня дня на два, скажи, на чем бы я врача привез? На чем и на что? У меня за душой и ломаного гроша нет.
— Нельзя так, Эдуардо,— настаивала девушка,— врача надо найти. Я дам тебе несколько песет.
Больная шевельнулась, открыла воспаленные глаза. Узнав Лауренсию, повернулась на бок, заговорила слабым голосом:
— Проведать пришла меня, дочка? А вот Адольфо все нет и нет. Так и умру, не повидав его напоследок. Ой беда!
Лауренсия подсела к ней, поправила свисавшее с лавки рваное одеяло.
— Придет он, мать, не убивайся! После того, как фалангисты одолели, почти полмиллиона наших ушло за Пиренеи во Францию. И Адольфо там. Он сильный, все вынесет. Вот увидишь, наш Адольфо вернется. Я в этом ни капельки не сомневаюсь.
Слова Лауренсии как будто успокоили больную. Но разговор ее утомил, она закрыла глаза. Эдуардо сидел на каменной скамье у очага, жевал хлеб с олива ми. Видя, что Лауренсия собралась уходить, он сказал:
— Погоди немного, сейчас вместе пойдем. Я ведь тоже тороплюсь. Вот только съем еще оливок, вторая половина дня самая долгая и трудная.
Лауренсия не ответила. Должно быть, не расслышала слов старика, ее мысли были далеко. Девушка стояла посреди комнаты и смотрела в открытую дверь на синие горы. Они, казалось, слегка дрожали в зыбком мареве. Лауренсия пришла в себя, когда старик поднялся и, стряхнув с колен хлебные крошки, сказал:
— Пойдем, дочка! Я тоже думаю, он вернется... Бласкез рассовал кувшины с водой по корзинам. Потом вместе уселись верхом на осла, и Бласкез крикнул:
— Пошел!
Осел, спотыкаясь, затрусил со двора. На краю сада Бласкез первым спрыгнул в бурую пыль, помог слезть Лауренсии, передал ей кувшины.
— Ну вот, дочка. А я поеду на бахчу. Будь здорова!
— До свидания, отец! Только бы хозяева не вернулись!
— Не бойся! С охоты так быстро не возвращаются. Эдуарде снова оседлал осла, и тот лениво потопал к
речной заводи, где находилась бахча.
Лауренсия тенистой аллеей заспешила к дому. Подножия серебристых тополей опоясывали голубовато-серые муравленые плитки. На проволочной сетке, образуя сплошной зеленый свод, вились виноградные лозы. Солнечные зайчики скакали по песчаной дорожке.
Лауренсия открыла кованную железом калитку и невольно ахнула. Во дворе стояли оседланные кони. Охотничья свора радостно кинулась ей навстречу. Значит, сеньоры вернулись! Проскочила двор и юркнула на кухню в непритворенную дверь. Из соседней комнаты доносились негромкие шаги с позвякиванием шпор. Обычно так расхаживал по комнате Луизо, когда бывал не в духе. Эти звенящие шаги всегда пугали девушку.
Не успела Лауренсия поставить на место кувшины, как дверь распахнулась и на пороге появился Луизо, длинный, худой, в желтой фалангистской портупее. На ремне висели кобура, бинокль, планшетка с компасом. Узкий лоб, раздвоенный треугольником черных волос, был перечерчен множеством морщин, отчего казался еще меньше. Черные усики поверх припухлых губ. Острый, в темной щетине подбородок слегка вздрагивал. Луизо постоял на пороге, пытливо глядя на девушку.
— Лауренсия,— сказал он, прикрыв за собою дверь,— ты уже знаешь о нашем несчастье?
— Нет, сеньор,— ответила девушка.
— Отец ранен.
— Сеньор Монте? Кто его ранил?
— Пуля. Пуля, пущенная одним из бандитов Фернандо.
— Фернандо? — удивилась девушка.— А сеньор тяжело ранен?
— Доктор сказал, что положение безнадежно,— ответил Луизо и подошел так близко, что Лауренсия ощутила на щеках его горячее дыхание.— Теперь скажи мне, где ты была? В селении у отца?
— Нет, сеньор— несмело ответила Лауренсия.— Вы же знаете, я туда не отлучаюсь без вашего разрешения. Я ходила по воду.
— К Белому колодцу? И там никого не встретила?
— Нет, никого. Только Бласкеза. Он подвез мне тяжелые кувшины.
— А он ничего не рассказывал? — сверля ее взглядом, продолжал допрашивать ЛуйГзо.
— Нет, сеньор. Как будто нет,— смущаясь, ответила девушка.— О чем он мог рассказать?
— О партизанах. О главаре их Фернандо.
— Нет, ничего не рассказывал.
— Ты лжешь, Лауренсия! — стиснув кулаки, закричал Луизо.— Вся округа знает партизанского главаря Фернандо. Только Бласкез и ты ничего не знаете. Возможно ли это? Нет! Ты бессовестно лжешь, глядя в глаза своему господину!
Заложив руки за спину, Луизо забегал по комнате, потом остановился, пытливо посмотрел на девушку.
— Лауренсия, не путайся с Бласкезом! Я не желаю этого, слышишь? Пора забыть старое. Адольфо не вернется, не надейся. С коммунистами в Испании покончено раз и навсегда. А если ты будешь встречаться с Бласкезом, я вас обоих упрячу в подземелья Кабезо Месады! Ну вот, а теперь перестань плакать, Лауренсия,— уже спокойнее продолжал Луизо, подходя к ней.— Что, испугалась? Не бойся, детка! Ты ведь знаешь, я люблю тебя. Мы говорили о Фернандо. Скажи, что ты о нем знаешь?
— Ничего не знаю,— тихо ответила девушка.— Знаю, что он главный у партизан и что его никак не могут поймать. Вот и все.
— Ну уж завтра-то мы его поймаем! Соберутся наши люди из окрестных селений...— Луизо осекся.— А кто тебе о нем рассказывал?
— Не помню. Никто...
— Как это — никто? Откуда же ты знаешь?
— Да я больше ничего не знаю! А то, что он главный у партизан и что не могут поймать, об этом вы сами с сеньором Монте каждый день говорили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187