ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


— Сейчас нельзя,— сказал я,— фашисты стреляют, степь горит.
— А как же они могли?
— Ты еще маленькая,— сказал я, целуя ее смуглые щечки.— А вечером, как только стихнет бой, мы отправим тебя в тыл. Мы позаботимся о тебе, Марикита. Тебя повезут далеко-далеко на машине, туда, где много детишек. Там нет фашистов. Там не так жарко. Там ты будешь целыми днями играть с девочками и мальчиками, такими же, как ты. Там тебе будет хорошо.
— Я хочу домой! — заплакала Марикита.— Я хочу к бабушке с дедушкой!
— Вот кончится война, к тебе приедет твой папа.
— Это правда, он приедет?
— Приедет.
— А я уже буду большая?
— Ты будешь большая, больше, чем сейчас. Девочка, довольная, улыбнулась:
— Папа приедет, а я уже большая! Вот чудно-то,
правда? А скажи, почему люди не вырастают такими большими, как деревья, как горы?
— Горы вообще не растут, потому что горы неживые. А деревья живые, они растут.
— Бабушка сказала, чтобы я не ломала деревьев, у деревьев тоже есть сердце, им тоже больно, как и нам.
— У деревьев нет сердца, им не больно,— сказал я,— но деревья не надо ломать. Деревья дают тень и приносят плоды. Деревья красивы.
— А ты кто? — вдруг спросила Марикита, уставившись на меня большими темными глазами.
— Я моряк.
— Моряк? Что такое моряк?
— Человек, который работает в море.
— А что такое море?
— Ты видала бассейны с водой во дворце Эскуриал?
— Видала, мне папа показывал.
— А вот в море во много раз больше воды, чем во всех этих бассейнах. Морю не видно ни конца ни края.
— Но как же на воде работают? Папа говорил, в воде можно утонуть.
— По морю плавают корабли. Такие большие дома, которые не тонут.
— Ты меня не обманываешь?
— Иной корабль больше, чем дворец Эскуриал. На одном таком корабле я и прибыл к вам.
— Откуда ты приехал?
— Из далекой страны. Мы привезли вам сладкое молоко, которое ты пьешь.
— Куда же потом делся корабль?
— Корабль уплыл обратно по морю с такими же детишками, как ты. Их повезли туда, где нет войны. Летом там не жарко, а зимой выпадает белый пушистый снежок. И вся земля покрывается снегом. Дети там учатся в школе, а после уроков катаются по снегу и по льду.
— Ты можешь отвезти меня к ним?
— Обязательно отвезем. Как только придет ночь и стихнет бой, ты отправишься в путь. Сначала отвезем тебя в Мадрид, оттуда с другими детьми ты поедешь в Валенсию. Там начинается море, там корабли. На них вы поплывете в» далекие города — в Одессу, в Москву.
— А у кораблей есть сердце, такое, как у меня и у тебя? — спросила Марикита.
— У кораблей нет сердца, но корабли хорошие.
— Почему же ты тогда не вернулся с ними обратно за море?
Ну что я мог ей ответить?
— Я остался здесь, чтобы помочь твоему папе. Когда мы победим фашистов, мы приедем к тебе вместе с папой.
— Когда ты повезешь меня в Мадрид?
— Ночью. Как только стихнет бой.
Настала ночь. Степь еще горела. Она сверкала, словно зарево заката на моей родной стороне. Когда санитарная машина была готова к отъезду, я спустился в пещеру за Марикитой.
— Ну поедем! — сказал я, протягивая ей серебряную ветку оливы.
— Зачем мне эта ветка? — спросила девочка.
— Посади ее у речушки на память о себе.
Я повел ее окольными тропами, чтобы она не увидела развалин своего домика. На берегу речушки Моралесы мы остановились перед свежей могилкой.
— Марикита,— сказал я,— посади здесь веточку.
— Кто выкопал тут ямку? — спросила она.
— Мои друзья.
— У тебя хорошие друзья.
Она склонилась и старательно воткнула веточку в землю. Я принес из речушки воды в гильзе от снаряда. Потом она спросила:
— Как ты думаешь, эта веточка вырастет такой же большой, как другие деревья?
— Может, вырастет. Кто знает!
— А маленькие деревья тоже хорошие?
— Маленькие тоже хорошие.
— Только у них нет сердца, да? Вот я -хоть и маленькая, но у меня есть сердце. Приложи сюда свою руку, послушай.
Я приложил ладонь к ее груди.
— Ну что, бьется? Ты чувствуешь?
— Чувствую. У тебя хорошее, крепкое сердце.
— У тебя ведь тоже есть сердце, правда?
— И у меня есть сердце.
— А у фашистов есть сердце?
— У фашистов нет сердца. Пойдем к машине, Марикита.
— Я еще ни разу не каталась на машине,— радостно ворковала девочка.
— Потом тебя прокатят на корабле.
— По морю?
— По морю.
— В доме, который больше, чем Эскуриал?
— Да.
— И там будут дети?
— Там будет много детей.
— И снег?
— И снег.
— И мы будем играть в снегу?
— Ну конечно!
— И ходить в школу?
— Ив школу ходить. Зарычал мотор. Я поднял Марикиту и посадил ее
на мягкое сиденье рядом с шофером.
— А почему ты не едешь с нами? — спросила она.
— Я останусь с твоим папой.
— Когда кончится война, вы приедете?
— Приедем, Марикита, обязательно приедем. Шофер захлопнул дверцу. Машина отъехала, мягко
покачиваясь на ухабах, потом выбралась на шоссе и стала набирать скорость. Я смотрел ей вслед, пока она не скрылась за дымом и пламенем горящей степи.
Это было летом в 1937 году во время боев под городком Брунетой, неподалеку от Мадрида. А спустя двадцать лет в одном московском иллюстрированном журнале мне попалась на глаза фотография испанских детей-сирот, спасенных из огня гражданской войны. Теперь они были большие. Конечно, не такие большие, как деревья, но взрослые и умные. Одна из тех девочек стала учительницей, и звали ее Мария. Может быть, она и есть та крошка Марикита, с которой мы встретились двадцать лет назад и которая в знойной, горящей степи разговаривала со мной про море, про снег, про деревья и школу? Я не запомнил ее фамилии, но глаза ее показались мне знакомыми — столько в них было восхищения этим огромным миром.
РЫБАКИ ИЗ ПАЛАМОСА
Луис Вентэро родился и вырос в Паламосе, что в шестидесяти километрах от Пиренеев, у Средиземного моря. Это самый обычный каталонский рыбацкий поселок, его серые домики растянулись вдоль отлогого берега залива. С обоих концов к поселку под-
ступают скалистые кручи, поросшие стройными соснами, пиниями.
Для кораблей и лодок наибольшую опасность представляют мыс Святого Себастьяна да Черный мыс, что севернее Паламоса. Не одна рыбацкая лодка разбилась о подводные к Черного мыса. Неохотно поминают его рыбаки, а если и помянут, то уж конечно не добром.
— Черный мыс — рыбацкая смерть,— наставляли своих отпрысков рыбаки Паламоса.— Застигнет там буря — лучше в море уходи, только прочь от гиблого места!
Когда приближаешься к Черному мысу, еще издали слышишь глухое клокотание, словно стесненное дыхание какого-то чудовища. Суеверные рыбачки уверяли, будто это дышат морские ведьмы. Кое-кто из стариков божился, что своими глазами видел вертеп ведьм.
Трехлетние бури гражданской войны докатились до Паламоса в самые последние дни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187