Женщины сели рядом, доктор Монтаня в кабине с шофером и, едва дверца успела захлопнуться, сказал:
— Поехали!
На другом конце площади Сальвадора в свете электрических фонарей поблескивала цепь полицейских, поэтому машина направилась через старый город, миновала его узкие улочки и вскоре очутилась на площади Фаланги, оказавшейся свидетельницей недавних кровавых столкновений. Оттуда они свернули на авеню Хозе Антонио, а дальше по ярко освещенной Кейпо дель Лияно и Римской авеню выбрались на широкий берег Гвадалквивира.
На окраине Севильи, при выезде из города, их остановил полицейский пост. Доктор Монтаня предъявил свои документы и что-то при этом объяснил полицейскому. Их пропустили.
На мгновение у Рамоны дух перехватило, сердце тревожно замерло. Эрика пожала руку подруге и прошептала на ухо:
— Успокойся, мы спасены. Рамона протянула шоферу деньги:
— Спасибо! Здесь все, что у меня есть... Шофер локтем отстранил ее руку:
— Разве за помощь в несчастье можно принимать плату? Это они когда-нибудь за все расплатятся. За все разом...
Через некоторое время машина «скорой помощи» проскочила мост через Гвадалквивир. Севилья с ее залитой кровью площадью Фаланги, с цепью полицейских вокруг церкви Сальвадора, где все еще скрывались бежавшие от полицейских пуль демонстранты и их жены и дети, остались позади.
Позади осталась Севилья — город с роскошными гостиницами и толпами иностранных туристов. С лачугами и нищетой, с мечтами и борьбой, любовью и ненавистью. Город с его жителями, прекрасными, искренними людьми, город с его кровавыми преступлениями, творимыми тупым, грубым насилием и произволом.
Темнота мало-помалу скрыла силуэт города.
Машина «скорой помощи» стремительно приближалась к Лора дель Рио — родному селению Рамоны и Альберто.
В ОГНЕННОМ КОЛЬЦЕ
Партизанский лагерь в горах Леванта понемногу отходил ко сну. Те, кто на ночь получил боевое задание, находились уже далеко. Остальные спали в шалашах, сидели у затухавших костров или стояли на посту где-то поблизости.
Из ущелий поднималась мгла, плотная и теплая. Над вершинами сосен зажигались звезды.
В крутой расселине с гремящим ручьем были устроены навесы, где держали мулов. Возле навесов давно уже прохаживались двое — Родриго и Мартин. Им этой но предстояло проделать немалый путь и к утру доставить в лагерь продукты, которыми друзья снабжали партизан.
Сонные мулы подергивались, фыркали, старались ухватить покрытую росой траву, пока Родриго с Мартином привязывали к седлам пустые торбы и корзинки. Когда все было готово, партизаны оседлали мулов и выбрались каменистую тропу, крутыми петлями спускавшуюся в темную долину.
Назвав пароль, всадники миновали часовых, поудобней пристроили автоматы и стали пристально вглядываться в темноту. Хотя впереди еще один партизанский
пост, осторожность не помешает. Бывали случаи, когда жандармы подкрадывались почти к самому лагерю. Правда, подобные вылазки, как правило, кончались для них плачевно.
Мартин, крестьянин лет сорока, в партизанский лагерь пришел из ближних мест и лучше других знал горы, леса, долины и тропы. Почти в каждой операции его назначали проводником, и почетное это задание *он всегда принимал охотно. Мартин хорошо знал и окрестных крестьян, друзей и сочувствующих, поддерживал с ними связь. Снабжение отряда лежало на нем. Этой ночью ему с Родриго, молодым рабочим из Валенсии, предстояло наведаться к тайнику, где свой человек должен был оставить вино, мясо и пшеничные хлеба. Днем открытой местностью ехать рискованно, потому и выбрали ночь.
Проехали последний сторожевой пост, узнали, что ничего подозрительного поблизости не замечено, двинулись дальше.
Родриго в таком деле участвовал впервые. Всего месяц-другой, как он покинул Валенсию и пришел к партизанам. Он ехал следом за Мартином, наблюдая за левой стороной тропы, время от времени оборачивался, поглядывал назад. Мартин следил за правой стороной. В темноте недолго напороться на засаду.
Так они ехали, потихоньку переговариваясь о том, о сем. Мартин расхваливал родной Левант, рассказывал про свой дом, откуда его* выгнали каратели-жандармы за помощь партизанам. Улик против него не было, только подозрения, потому-то семью Мартина не расстреляли, а всего лишь переселили в другое место. Сам Мартин вернулся обратно и по примеру многих знакомых подался к партизанам.
— Пускай проклятые жандармы не надеются, мы так просто не сдадимся,— говорил Мартин.— О святая мадонна, поскорей прибери к рукам этих мерзавцев, да получше растопи для них котел в преисподней!
Родриго посмеивался над словами Мартина.
— Тут на мадонну надежда плоха. Уж лучше их спровадить на тот свет автоматами! Как ты считаешь, Мартин?
— Тоже годится! — согласился тот и наподдал мулу пятками по бокам.— Ну, чего шевелишь ушами, паскуда, прибавил бы шагу! Поешь, когда домой вернемся.
Разговор оборвался. Родриго в этой чуткой тишине
чувствовал себя отлично, рассказ Мартина пробудил в нем воспоминания. Работа в подполье, слежка и бегство из Валенсии так живо встали перед глазами, будто все случилось вчера. Если бы крестьяне не схоронили его в своем возу и не вывезли из города, теперь бы наверняка сидеть ему в сыром тюремном подвале, а может, и того хуже — лежать под землей.
Мартин и Родриго уже часа два находились в пути. Проехали и лес, и долину — район действия партизан. Начиналась каменистая степь с редкими деревцами и высокой жесткой травой. Всадники остановились, прислушались. Где-то пели в ночи. Протяжная мелодия звучала так грустно, что обоим стало не по себе. Какой-то крестьянин в песне жаловался на горькую долю своему верному попутчику — ослу или мулу.
Мартин знал эту песню и машинально чуть было не начал подпевать, но тут же опомнился, потер ладонью лоб, словно отгоняя навязчивые мысли, и поглядел на звезды. Среди моря звезд отыскал повисшую почти над головой Полярную звезду и, рукой указав направление, предложил:
— Родриго, махнем напрямик! Ночь темная, ничего не видать. А так ближе.
Родриго молча кивнул и тронул поводья. Под копытами зашуршала сухая трава.
В темноте всадники пересекли широкую и пыльную дорогу. У раскидистого дуба Мартин сломал ветку и затер ею следы. Некоторое время ехали по обочине» потом взяли прежнее направление.
Немного погодя всадники достигли русла обмелевшей речки и дальше двигались по нему. Деревья попадались все чаще, русло сделалось уже, берега отвеснее. Все говорило о том, что степь скоро кончится, начнутся горы.
— До тайника теперь недалеко,— сказал Мартин,— только, видишь,— он указал рукой на зеленовато-румяный отблеск на востоке,— утро тоже близко. Ночки в это время года короткие, Родриго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187
— Поехали!
На другом конце площади Сальвадора в свете электрических фонарей поблескивала цепь полицейских, поэтому машина направилась через старый город, миновала его узкие улочки и вскоре очутилась на площади Фаланги, оказавшейся свидетельницей недавних кровавых столкновений. Оттуда они свернули на авеню Хозе Антонио, а дальше по ярко освещенной Кейпо дель Лияно и Римской авеню выбрались на широкий берег Гвадалквивира.
На окраине Севильи, при выезде из города, их остановил полицейский пост. Доктор Монтаня предъявил свои документы и что-то при этом объяснил полицейскому. Их пропустили.
На мгновение у Рамоны дух перехватило, сердце тревожно замерло. Эрика пожала руку подруге и прошептала на ухо:
— Успокойся, мы спасены. Рамона протянула шоферу деньги:
— Спасибо! Здесь все, что у меня есть... Шофер локтем отстранил ее руку:
— Разве за помощь в несчастье можно принимать плату? Это они когда-нибудь за все расплатятся. За все разом...
Через некоторое время машина «скорой помощи» проскочила мост через Гвадалквивир. Севилья с ее залитой кровью площадью Фаланги, с цепью полицейских вокруг церкви Сальвадора, где все еще скрывались бежавшие от полицейских пуль демонстранты и их жены и дети, остались позади.
Позади осталась Севилья — город с роскошными гостиницами и толпами иностранных туристов. С лачугами и нищетой, с мечтами и борьбой, любовью и ненавистью. Город с его жителями, прекрасными, искренними людьми, город с его кровавыми преступлениями, творимыми тупым, грубым насилием и произволом.
Темнота мало-помалу скрыла силуэт города.
Машина «скорой помощи» стремительно приближалась к Лора дель Рио — родному селению Рамоны и Альберто.
В ОГНЕННОМ КОЛЬЦЕ
Партизанский лагерь в горах Леванта понемногу отходил ко сну. Те, кто на ночь получил боевое задание, находились уже далеко. Остальные спали в шалашах, сидели у затухавших костров или стояли на посту где-то поблизости.
Из ущелий поднималась мгла, плотная и теплая. Над вершинами сосен зажигались звезды.
В крутой расселине с гремящим ручьем были устроены навесы, где держали мулов. Возле навесов давно уже прохаживались двое — Родриго и Мартин. Им этой но предстояло проделать немалый путь и к утру доставить в лагерь продукты, которыми друзья снабжали партизан.
Сонные мулы подергивались, фыркали, старались ухватить покрытую росой траву, пока Родриго с Мартином привязывали к седлам пустые торбы и корзинки. Когда все было готово, партизаны оседлали мулов и выбрались каменистую тропу, крутыми петлями спускавшуюся в темную долину.
Назвав пароль, всадники миновали часовых, поудобней пристроили автоматы и стали пристально вглядываться в темноту. Хотя впереди еще один партизанский
пост, осторожность не помешает. Бывали случаи, когда жандармы подкрадывались почти к самому лагерю. Правда, подобные вылазки, как правило, кончались для них плачевно.
Мартин, крестьянин лет сорока, в партизанский лагерь пришел из ближних мест и лучше других знал горы, леса, долины и тропы. Почти в каждой операции его назначали проводником, и почетное это задание *он всегда принимал охотно. Мартин хорошо знал и окрестных крестьян, друзей и сочувствующих, поддерживал с ними связь. Снабжение отряда лежало на нем. Этой ночью ему с Родриго, молодым рабочим из Валенсии, предстояло наведаться к тайнику, где свой человек должен был оставить вино, мясо и пшеничные хлеба. Днем открытой местностью ехать рискованно, потому и выбрали ночь.
Проехали последний сторожевой пост, узнали, что ничего подозрительного поблизости не замечено, двинулись дальше.
Родриго в таком деле участвовал впервые. Всего месяц-другой, как он покинул Валенсию и пришел к партизанам. Он ехал следом за Мартином, наблюдая за левой стороной тропы, время от времени оборачивался, поглядывал назад. Мартин следил за правой стороной. В темноте недолго напороться на засаду.
Так они ехали, потихоньку переговариваясь о том, о сем. Мартин расхваливал родной Левант, рассказывал про свой дом, откуда его* выгнали каратели-жандармы за помощь партизанам. Улик против него не было, только подозрения, потому-то семью Мартина не расстреляли, а всего лишь переселили в другое место. Сам Мартин вернулся обратно и по примеру многих знакомых подался к партизанам.
— Пускай проклятые жандармы не надеются, мы так просто не сдадимся,— говорил Мартин.— О святая мадонна, поскорей прибери к рукам этих мерзавцев, да получше растопи для них котел в преисподней!
Родриго посмеивался над словами Мартина.
— Тут на мадонну надежда плоха. Уж лучше их спровадить на тот свет автоматами! Как ты считаешь, Мартин?
— Тоже годится! — согласился тот и наподдал мулу пятками по бокам.— Ну, чего шевелишь ушами, паскуда, прибавил бы шагу! Поешь, когда домой вернемся.
Разговор оборвался. Родриго в этой чуткой тишине
чувствовал себя отлично, рассказ Мартина пробудил в нем воспоминания. Работа в подполье, слежка и бегство из Валенсии так живо встали перед глазами, будто все случилось вчера. Если бы крестьяне не схоронили его в своем возу и не вывезли из города, теперь бы наверняка сидеть ему в сыром тюремном подвале, а может, и того хуже — лежать под землей.
Мартин и Родриго уже часа два находились в пути. Проехали и лес, и долину — район действия партизан. Начиналась каменистая степь с редкими деревцами и высокой жесткой травой. Всадники остановились, прислушались. Где-то пели в ночи. Протяжная мелодия звучала так грустно, что обоим стало не по себе. Какой-то крестьянин в песне жаловался на горькую долю своему верному попутчику — ослу или мулу.
Мартин знал эту песню и машинально чуть было не начал подпевать, но тут же опомнился, потер ладонью лоб, словно отгоняя навязчивые мысли, и поглядел на звезды. Среди моря звезд отыскал повисшую почти над головой Полярную звезду и, рукой указав направление, предложил:
— Родриго, махнем напрямик! Ночь темная, ничего не видать. А так ближе.
Родриго молча кивнул и тронул поводья. Под копытами зашуршала сухая трава.
В темноте всадники пересекли широкую и пыльную дорогу. У раскидистого дуба Мартин сломал ветку и затер ею следы. Некоторое время ехали по обочине» потом взяли прежнее направление.
Немного погодя всадники достигли русла обмелевшей речки и дальше двигались по нему. Деревья попадались все чаще, русло сделалось уже, берега отвеснее. Все говорило о том, что степь скоро кончится, начнутся горы.
— До тайника теперь недалеко,— сказал Мартин,— только, видишь,— он указал рукой на зеленовато-румяный отблеск на востоке,— утро тоже близко. Ночки в это время года короткие, Родриго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187