Испания кует оружие, чтобы свергнуть меня. Вешай, сажай в тюрьмы всех, кто поносит мое имя и кует оружие для бунтовщиков. Пусть лучше все кони Испании ходят без подков, чем испанский король — без головы!
Генерал звякнул шпорами, низко поклонился и вышел. С того дня по всей Испании полилась кровь, а король заперся во дворце, чтобы до него не доносились проклятья и плач народа.
Однажды девять стражников — наемников Примо де Ривера явились к кузнецу.
— Чем занимаешься? — спросили они.
— Кую будущее народа,— ответил кузнец, вынимая из горна раскаленный докрасна меч. На глиняный пол посыпались огненные искры.
— Будущее народа? — встревожились наемники.— Тогда тебе следует строить тюрьмы, а не ковать мечи. Или тебе не известно, что всех, кто поносит короля и изготовляет оружие для народа, Альфонс XIII приказал умерщвлять или бросать в тюрьмы? Мы объезжаем Кастилию и выполняем приказ его величества.
— Приказ его величества? — удивился кузнец.— Теперь все бездельники Испании мнят себя королями. Недавно один такой заявился сюда и упрашивал, чтобы я подковал его хромую клячу. Дал я ему подкову да гвозди, чтобы сам возился со своим огородным пугалом. В благодарность он мне помог выковать меч, чтобы отрубить голову Альфонсу XIII.
— Как ты говоришь о своем властелине! — ужаснулся один из наемников.— Это был не бездельник, а настоящий король, отставший на охоте от свиты.
— Настоящий король?! — кузнец расхохотался.— Ну, хорошо, тогда отправляйтесь и казните его, вы же видите, он сам помог ковать оружие против себя. А уж коли сам король подал пример, то скажите, как не последовать его примеру? Это было бы неучтиво.
— Кузнец, твое преступление велико. Ты насильно заставил махать тяжелым, закопченным молотом Альфонса XIII — властителя и господина всей Испании, ее земель и вод. Преступление ты можешь искупить лишь своей смертью. Для ублаготворения короля и острастки бунтующего люда мы тебя повесим. Оставь молот и следуй за нами!
— Нет, молот я не оставлю, а возьму с собой. Как воинская честь требует умереть с оружием в руках, так и кузнецу полагается брать с собой в могилу свое орудие труда. Вы же покорные слуги господа бога и понимаете, что без орудий труда меня никто не впустит в царство небесное.
— Ладно, бери свой молот и пошли! Мы не заставим тебя долго мучиться. У нас нет времени, таких, как ты, в Испании немало.
Кузнец вскинул на плечо молот и направился впереди военных стражей на виселицу. Когда они проходили через окрестные селения, рабочие и крестьяне, выбегая на дорогу, спрашивали:
— Кузнец, куда ты ведешь этих королевских бездельников?
— На виселицу,— гордо отвечал кузнец и с поднятой головой шел дальше.
— На виселицу? Один — девятерых? Ты же настоящий девяти сил! Мы сейчас захватим оружие и пойдем с тобой. Одному против девяти — это не шутка.
Скоро за кузнецом и девятью королевскими наемниками выстроился целый полк вооруженных людей. Наемники очень перепугались и не знали, что делать.
Когда шествие подошло к лесу, кузнец остановился.
— Так,— сказал он страже,— я думаю, места здесь хватит на всех вас. Беритесь-ка за дело и ста себе виселицы! Да поторапливайтесь, ведь мне до вечера надо выковать еще несколько мечей. Похоже, вы не последние, кого надо вздернуть. Кто первый поставит виселицу, того оставим в живых.
У стражников отобрали оружие, и каждый из них трудился в поте лица, чтобы первым поставить виселицу. Когда народный приговор был приведен в исполнение, помилованного отослали назад в Мадрид.
— Иди и расскажи обо всем, что видел и слышал! Передай, чтобы ни король, ни его слуги не вздумали соваться в нашу округу! В Кастилии нет больших лесов, но здесь хватит деревьев, чтобы поставить виселицы для Примо де Ривера, его подручных и всех королевских прихвостней. И не забудь сказать королю, что меч, который он помог выковать, тоскует по его шее!
Освобожденный воин со всех ног поспешил в Мадрид. А кузнеца с тех пор прозвали Девятйсилом, и он стал самым уважаемым мастером во всей Кастилии.
МАКСИЛЬО
Если у него спрашивали: «Мак-сильо, когда ты родился?» — он уверенно отвечал:
«Этого я не знаю. Но мне уже десять лет. Когда я буду таким большим, как ты, мне будет столько лет, сколько тебе».
Рудокопам Альмадена нравились остроумные ответы мальчугана. Они его любили и, возможно, именно поэтому частенько поддразнивали.
Вечерами, когда рудокопы заканчивали работу, у ртутных рудников собиралось много детей. Они ждали отцов, выходивших из темного подземелья после тяжелого трудового дня. Рабочим не приходилось утруждать воспаленные в ртутных копях глаза, чтобы разыскать в толпе своих * малышей. Не успевали открыться ворота, как ребята сами облепляли их, словно туча саранчи сады Эстремадуры. Максильо узнавал отца еще издали по походке — при обвале шахты ему придавило бедро. Прежде отец поднимал мальчика на плечи и нес через город к маленькой глинобитной хибаре. Теперь Максильо стал достаточно взрослым, чтобы не обременять отца. Сжимая жесткую его ладонь, мальчик делал широкие неторопливые шаги, приноравливая их к отцовским.
Вечером Максильо порой не успевал забежать домой, чтобы оставить глиняный кувшин, в котором из горных источников носил воду городским богачам. Шахтеры, заметив кувшин, спрашивали:
— Максильо-водонос, сколько продал сегдня кувшинов воды?
На подобные вопросы Максильо предпочитал не отвечать — не потому, что его коробило прозвище «водонос» — он к нему привык, весь город его так называл.
Максильо не отвечал потому, что уж очень надоел этот вопрос — мать с отцом каждый вечер спрашивали его о том же. Поэтому Максильо, гордо задрав голову, поднимал руку с растопыренными пальцами: сколько пальцев — столько кувшинов. Малыша понимали все.
Мужчины ласково трепали его по плечу:
— Ты лев, Максильо...
Но случались и такие дни, когда Максильо на эти вопросы отвечал угрюмым молчанием. Это бывало чаще всего в период весенних и осенних дождей. Раскаленные сухие ветры сменялись влажными морскими. Прозрачную небесную лазурь закрывала непроницаемая завеса облаков. С гор к глинобитным домишкам города спускался туман. Окутывалась туманом даже округлая гора ртутного рудника. Влаги и воды в такое время хватало всем, и даже самые богатые жители города Альмадена не покупали ее.
Если Максильо ходил в такие дни по городским улицам с кувшином на голове и кричал: «Вода! Вода! Холодная как лед, сладкая как мед!» — бывало, кое-кто из обычных его покупателей приподнимал камышовые жалюзи на окне, ворча:
— Ах ты осел этакий! Вода льет на голову, а он все еще бегает к горному источнику! Вот дуралей!
Но Максильо не обращал внимания на эти слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187
Генерал звякнул шпорами, низко поклонился и вышел. С того дня по всей Испании полилась кровь, а король заперся во дворце, чтобы до него не доносились проклятья и плач народа.
Однажды девять стражников — наемников Примо де Ривера явились к кузнецу.
— Чем занимаешься? — спросили они.
— Кую будущее народа,— ответил кузнец, вынимая из горна раскаленный докрасна меч. На глиняный пол посыпались огненные искры.
— Будущее народа? — встревожились наемники.— Тогда тебе следует строить тюрьмы, а не ковать мечи. Или тебе не известно, что всех, кто поносит короля и изготовляет оружие для народа, Альфонс XIII приказал умерщвлять или бросать в тюрьмы? Мы объезжаем Кастилию и выполняем приказ его величества.
— Приказ его величества? — удивился кузнец.— Теперь все бездельники Испании мнят себя королями. Недавно один такой заявился сюда и упрашивал, чтобы я подковал его хромую клячу. Дал я ему подкову да гвозди, чтобы сам возился со своим огородным пугалом. В благодарность он мне помог выковать меч, чтобы отрубить голову Альфонсу XIII.
— Как ты говоришь о своем властелине! — ужаснулся один из наемников.— Это был не бездельник, а настоящий король, отставший на охоте от свиты.
— Настоящий король?! — кузнец расхохотался.— Ну, хорошо, тогда отправляйтесь и казните его, вы же видите, он сам помог ковать оружие против себя. А уж коли сам король подал пример, то скажите, как не последовать его примеру? Это было бы неучтиво.
— Кузнец, твое преступление велико. Ты насильно заставил махать тяжелым, закопченным молотом Альфонса XIII — властителя и господина всей Испании, ее земель и вод. Преступление ты можешь искупить лишь своей смертью. Для ублаготворения короля и острастки бунтующего люда мы тебя повесим. Оставь молот и следуй за нами!
— Нет, молот я не оставлю, а возьму с собой. Как воинская честь требует умереть с оружием в руках, так и кузнецу полагается брать с собой в могилу свое орудие труда. Вы же покорные слуги господа бога и понимаете, что без орудий труда меня никто не впустит в царство небесное.
— Ладно, бери свой молот и пошли! Мы не заставим тебя долго мучиться. У нас нет времени, таких, как ты, в Испании немало.
Кузнец вскинул на плечо молот и направился впереди военных стражей на виселицу. Когда они проходили через окрестные селения, рабочие и крестьяне, выбегая на дорогу, спрашивали:
— Кузнец, куда ты ведешь этих королевских бездельников?
— На виселицу,— гордо отвечал кузнец и с поднятой головой шел дальше.
— На виселицу? Один — девятерых? Ты же настоящий девяти сил! Мы сейчас захватим оружие и пойдем с тобой. Одному против девяти — это не шутка.
Скоро за кузнецом и девятью королевскими наемниками выстроился целый полк вооруженных людей. Наемники очень перепугались и не знали, что делать.
Когда шествие подошло к лесу, кузнец остановился.
— Так,— сказал он страже,— я думаю, места здесь хватит на всех вас. Беритесь-ка за дело и ста себе виселицы! Да поторапливайтесь, ведь мне до вечера надо выковать еще несколько мечей. Похоже, вы не последние, кого надо вздернуть. Кто первый поставит виселицу, того оставим в живых.
У стражников отобрали оружие, и каждый из них трудился в поте лица, чтобы первым поставить виселицу. Когда народный приговор был приведен в исполнение, помилованного отослали назад в Мадрид.
— Иди и расскажи обо всем, что видел и слышал! Передай, чтобы ни король, ни его слуги не вздумали соваться в нашу округу! В Кастилии нет больших лесов, но здесь хватит деревьев, чтобы поставить виселицы для Примо де Ривера, его подручных и всех королевских прихвостней. И не забудь сказать королю, что меч, который он помог выковать, тоскует по его шее!
Освобожденный воин со всех ног поспешил в Мадрид. А кузнеца с тех пор прозвали Девятйсилом, и он стал самым уважаемым мастером во всей Кастилии.
МАКСИЛЬО
Если у него спрашивали: «Мак-сильо, когда ты родился?» — он уверенно отвечал:
«Этого я не знаю. Но мне уже десять лет. Когда я буду таким большим, как ты, мне будет столько лет, сколько тебе».
Рудокопам Альмадена нравились остроумные ответы мальчугана. Они его любили и, возможно, именно поэтому частенько поддразнивали.
Вечерами, когда рудокопы заканчивали работу, у ртутных рудников собиралось много детей. Они ждали отцов, выходивших из темного подземелья после тяжелого трудового дня. Рабочим не приходилось утруждать воспаленные в ртутных копях глаза, чтобы разыскать в толпе своих * малышей. Не успевали открыться ворота, как ребята сами облепляли их, словно туча саранчи сады Эстремадуры. Максильо узнавал отца еще издали по походке — при обвале шахты ему придавило бедро. Прежде отец поднимал мальчика на плечи и нес через город к маленькой глинобитной хибаре. Теперь Максильо стал достаточно взрослым, чтобы не обременять отца. Сжимая жесткую его ладонь, мальчик делал широкие неторопливые шаги, приноравливая их к отцовским.
Вечером Максильо порой не успевал забежать домой, чтобы оставить глиняный кувшин, в котором из горных источников носил воду городским богачам. Шахтеры, заметив кувшин, спрашивали:
— Максильо-водонос, сколько продал сегдня кувшинов воды?
На подобные вопросы Максильо предпочитал не отвечать — не потому, что его коробило прозвище «водонос» — он к нему привык, весь город его так называл.
Максильо не отвечал потому, что уж очень надоел этот вопрос — мать с отцом каждый вечер спрашивали его о том же. Поэтому Максильо, гордо задрав голову, поднимал руку с растопыренными пальцами: сколько пальцев — столько кувшинов. Малыша понимали все.
Мужчины ласково трепали его по плечу:
— Ты лев, Максильо...
Но случались и такие дни, когда Максильо на эти вопросы отвечал угрюмым молчанием. Это бывало чаще всего в период весенних и осенних дождей. Раскаленные сухие ветры сменялись влажными морскими. Прозрачную небесную лазурь закрывала непроницаемая завеса облаков. С гор к глинобитным домишкам города спускался туман. Окутывалась туманом даже округлая гора ртутного рудника. Влаги и воды в такое время хватало всем, и даже самые богатые жители города Альмадена не покупали ее.
Если Максильо ходил в такие дни по городским улицам с кувшином на голове и кричал: «Вода! Вода! Холодная как лед, сладкая как мед!» — бывало, кое-кто из обычных его покупателей приподнимал камышовые жалюзи на окне, ворча:
— Ах ты осел этакий! Вода льет на голову, а он все еще бегает к горному источнику! Вот дуралей!
Но Максильо не обращал внимания на эти слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187