Не секрет, что эти крохотные буковки, когда их много, чертовски тяжелы, и вздумай я пройтись с ними по улице, это было бы не только затруднительно, но и рискованно. А потому я подкатил к условленному месту на извозчике. Этим местом, надо заметить — многолюдным, был радиозавод. Остановив извозчика у входа, я поднялся на второй этаж, назвал нужному человеку пароль и получил от него два чемодана. Они были так тяжелы, что до про тетки пришлось тащить их поочередно. Под их тяжестью легкий экипаж накренился. Лошадь, повернув морду, подозрительно оглядела меня, но бородатый извозчик, ночью, видимо, не выспавшись, дремал на козлах, пока я занимался переноской.
Со вздохом облегчения развалился я на мягком сиденье, закинул ногу на ногу, достал из кармана газету и крикнул:
—Пошел!
Бородач встрепенулся, стегнул лошадь, и мы покатили
ко мне. Ночью я на всякий случай переправил опасный груз к товарищу, а на следующий день отвез в Задвинье к другому знакомому, обитавшему неподалеку от того
места, где в урочный день и час мне предстояло передать шрифт подпольщику-печатнику.
В то время была у меня хорошая знакомая, которую звали Бебией. Собственно, Бебия — это было не имя, а прозвище. Ну, словом, я решил воспользоваться помощью Бебии.
— Послушай,— я сказал ей,— в твоем саду растут цветы?
— Не бог весть какие, но растут,— отвечала она.
— Тогда нарви букет побольше. Ты будешь моей женой, а я твоим мужем. Разыграем переезд молодоженов. Ты понесешь цветы и маленький чемодан, я чайник и чемодан побольше. И во всем остальном будем вести себя так, как полагается молодоженам.
— Чудесно! — воскликнула она.— И я буду твоей невестой?
— Женой! Моей новой женой.
— Так позволь своей новой жене узнать, какая она по счету?
— Ты у меня единственная! — ей в тон отвечал я.— Однако шутки в сторону. Если плохо разыграем свои роли, на нас могут обратить внимание, и тогда как бы нам в самом деле не пришлось переехать на казенную квартиру.
— Этим меня не запугаешь! — воскликнула Бебия.— Я каждую неделю ношу передачи в тюрьму.
— А я не спешу познакомиться с ней ближе,— заметил я, обеспокоенный легкомыслием Бебии, и строго добавил: — Не забудь надеть нарядное платье!
Вскоре из неприметного особняка на берегу пруда Мара вышла разодетая парочка с двумя тяжелыми чемоданами, букетом цветов и чайником. Молодые шли, беспечно разговаривая, то и дело обмениваясь нежными взглядами. Дело было летом, все цвело, на деревьях щебетали птицы, ветви сирени клонились под тяжестью душистых кистей. Свои пудовые чемоданы молодожены старались нести с легкостью, будто в них лежал не свинец, а пуховые покрывала и наряды. И только старенький, хоть и натертый до блеска, чайник, который нес молодой человек, служил напоминанием о неизбежной проз жизни.
Дойдя до парка Аркадия, они по тенистым посыпанным гравием дорожкам подошли к одному из мостико на канале, где был устроен искусственный водопад.
— Отдохнем, дорогая,— сказал он, взглянув
часы.— Торопиться нам некуда. Хозяйка еще не вернулась с базара.
— Отдохнем, дорогой,— отозвалась она, не сводя с него влюбленных, смеющихся глаз.— Где бы нам посидеть?
— Да хотя бы здесь, рядом с мостиком. Мне нравится плеск воды.
— Хорошо, милый, сядем...
Поставив тяжелые ноши, они присели на скамейку. На мосту, прислонившись к перилам, стояла в обнимку какая-то парочка. С зеленого пригорка, от концертной эстрады, пошатываясь, спускался подвыпивший тип. Молодожены покосились на него и принялись целоваться. Прохожий замедлил шаги и проворчал:
— Черт знает что! Куда ни сунься, повсюду одно и то же — как собаки на случке...— И побрел к трамвайной остановке.
Молодожен снова взглянул на часы. Пора бы!
И тотчас на боковой дорожке показался человек. Не спеша подошел к сидевшим, опустился рядом на скамейку и, достав из кармана газету, негромко произнес:
— Отличная погодка! Хоть и немного жарковато!
— Погодка отличная,— согласился молодожен.— Хоть и немного жарковато.
Молодожены поднялись. Оставив у скамейки чемоданы, они вышли на мостик.
— Смотри,— сказала она.— Здесь кто-то построил мельницу!
Стоявшая там парочка, окинув их недовольным взглядом, поспешила уйти.
В самом деле, под струей воды вращалось небольшое мельничное колесо. Молодожен покосился на скамейку, где остался незнакомец с газетой и чемоданами. Тот успел их придвинуть поближе, а сам уткнулся в газету.
— Пойдем, Бебия! — сказал молодой человек своей подруге, обмакнувшей в воду уже начинавший терять свежесть букет.— Теперь-то хозяйка, думаю, вернулась.
И взяв ее под руку, помахивая пустым чайником, он тенистой аллей повел ее в глубину парка. Очутившись в укромном уголке, они многозначительно переглянулись и рассмеялись.
— Теперь ты наконец скажешь, что было в тех чемоданах? — тихо спросила она.— Неужели бомбы?
— Не стремись так много знать,— ответил он.— А то скоро состаришься.
— Ну ладно, сказала она. Раз секрет, не говори. Только почему они такие тяжелые?
— Не знаю,— ответил он и добавил: — Отличная погодка!
— Хоть и немного жарковато,— отозвалась она сердито.— Идем! С этим чайником ты похож на сумасшедшего...
Так закончилось мое «свадебное путешествие».
ЧИСТАЯ РАБОТА
Во время диктатуры Ульманиса я работал в одной солидной типографии. Находилась она в Старой Риге, неподалеку от церкви святого Петра. В войну это место было сильно разрушено. Теперь там стоят новые дома, а когда-то почти вплотную к церкви примыкало большое старинное здание, в котором с утра до вечера гудели типографские машины. Я, как и большинство молодых типографщиков, работал в так называемой третьей смене, то есть по ночам — с одиннадцати вечера до семи утра.
Директором был у нас фон Клодт, бывший балтийский барон. Он страдал близорукостью, из-за чего в типографии порой случались невероятные казусы.
На одной международной выставке он приобрел ротационную машину с многокрасочной печатью. Но была она не очень-то отлажена, и от трения бумаги в отдельных частях машины скапливались электрические заряды. Стоило приблизиться к ней человеку, незнакомому с ее фокусами, как коварная машина швыряла в него пучок искр. Разумеется, приятного в том было мало.
Однажды барон фон Клодт явился к нам в цех, чтобы лично осмотреть новую машину. Из-за близорукости ему чуть ли не носом приходилось по ней водить. Вдруг от какой-то детали отделилась искра и села ему прямо на нос. От неожиданности барон рухнул на пол. И с той поры стороной обходил зловещую машину.
Но это вовсе не означало, что директор перестал совать свой нос куда нужно и не нужно. Частенько наведывался он в переплетный цех. Встанет, бывало, с секундомером в руке за спиной какой-нибудь работницы и наблюдает, достаточно ли та проворна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187
Со вздохом облегчения развалился я на мягком сиденье, закинул ногу на ногу, достал из кармана газету и крикнул:
—Пошел!
Бородач встрепенулся, стегнул лошадь, и мы покатили
ко мне. Ночью я на всякий случай переправил опасный груз к товарищу, а на следующий день отвез в Задвинье к другому знакомому, обитавшему неподалеку от того
места, где в урочный день и час мне предстояло передать шрифт подпольщику-печатнику.
В то время была у меня хорошая знакомая, которую звали Бебией. Собственно, Бебия — это было не имя, а прозвище. Ну, словом, я решил воспользоваться помощью Бебии.
— Послушай,— я сказал ей,— в твоем саду растут цветы?
— Не бог весть какие, но растут,— отвечала она.
— Тогда нарви букет побольше. Ты будешь моей женой, а я твоим мужем. Разыграем переезд молодоженов. Ты понесешь цветы и маленький чемодан, я чайник и чемодан побольше. И во всем остальном будем вести себя так, как полагается молодоженам.
— Чудесно! — воскликнула она.— И я буду твоей невестой?
— Женой! Моей новой женой.
— Так позволь своей новой жене узнать, какая она по счету?
— Ты у меня единственная! — ей в тон отвечал я.— Однако шутки в сторону. Если плохо разыграем свои роли, на нас могут обратить внимание, и тогда как бы нам в самом деле не пришлось переехать на казенную квартиру.
— Этим меня не запугаешь! — воскликнула Бебия.— Я каждую неделю ношу передачи в тюрьму.
— А я не спешу познакомиться с ней ближе,— заметил я, обеспокоенный легкомыслием Бебии, и строго добавил: — Не забудь надеть нарядное платье!
Вскоре из неприметного особняка на берегу пруда Мара вышла разодетая парочка с двумя тяжелыми чемоданами, букетом цветов и чайником. Молодые шли, беспечно разговаривая, то и дело обмениваясь нежными взглядами. Дело было летом, все цвело, на деревьях щебетали птицы, ветви сирени клонились под тяжестью душистых кистей. Свои пудовые чемоданы молодожены старались нести с легкостью, будто в них лежал не свинец, а пуховые покрывала и наряды. И только старенький, хоть и натертый до блеска, чайник, который нес молодой человек, служил напоминанием о неизбежной проз жизни.
Дойдя до парка Аркадия, они по тенистым посыпанным гравием дорожкам подошли к одному из мостико на канале, где был устроен искусственный водопад.
— Отдохнем, дорогая,— сказал он, взглянув
часы.— Торопиться нам некуда. Хозяйка еще не вернулась с базара.
— Отдохнем, дорогой,— отозвалась она, не сводя с него влюбленных, смеющихся глаз.— Где бы нам посидеть?
— Да хотя бы здесь, рядом с мостиком. Мне нравится плеск воды.
— Хорошо, милый, сядем...
Поставив тяжелые ноши, они присели на скамейку. На мосту, прислонившись к перилам, стояла в обнимку какая-то парочка. С зеленого пригорка, от концертной эстрады, пошатываясь, спускался подвыпивший тип. Молодожены покосились на него и принялись целоваться. Прохожий замедлил шаги и проворчал:
— Черт знает что! Куда ни сунься, повсюду одно и то же — как собаки на случке...— И побрел к трамвайной остановке.
Молодожен снова взглянул на часы. Пора бы!
И тотчас на боковой дорожке показался человек. Не спеша подошел к сидевшим, опустился рядом на скамейку и, достав из кармана газету, негромко произнес:
— Отличная погодка! Хоть и немного жарковато!
— Погодка отличная,— согласился молодожен.— Хоть и немного жарковато.
Молодожены поднялись. Оставив у скамейки чемоданы, они вышли на мостик.
— Смотри,— сказала она.— Здесь кто-то построил мельницу!
Стоявшая там парочка, окинув их недовольным взглядом, поспешила уйти.
В самом деле, под струей воды вращалось небольшое мельничное колесо. Молодожен покосился на скамейку, где остался незнакомец с газетой и чемоданами. Тот успел их придвинуть поближе, а сам уткнулся в газету.
— Пойдем, Бебия! — сказал молодой человек своей подруге, обмакнувшей в воду уже начинавший терять свежесть букет.— Теперь-то хозяйка, думаю, вернулась.
И взяв ее под руку, помахивая пустым чайником, он тенистой аллей повел ее в глубину парка. Очутившись в укромном уголке, они многозначительно переглянулись и рассмеялись.
— Теперь ты наконец скажешь, что было в тех чемоданах? — тихо спросила она.— Неужели бомбы?
— Не стремись так много знать,— ответил он.— А то скоро состаришься.
— Ну ладно, сказала она. Раз секрет, не говори. Только почему они такие тяжелые?
— Не знаю,— ответил он и добавил: — Отличная погодка!
— Хоть и немного жарковато,— отозвалась она сердито.— Идем! С этим чайником ты похож на сумасшедшего...
Так закончилось мое «свадебное путешествие».
ЧИСТАЯ РАБОТА
Во время диктатуры Ульманиса я работал в одной солидной типографии. Находилась она в Старой Риге, неподалеку от церкви святого Петра. В войну это место было сильно разрушено. Теперь там стоят новые дома, а когда-то почти вплотную к церкви примыкало большое старинное здание, в котором с утра до вечера гудели типографские машины. Я, как и большинство молодых типографщиков, работал в так называемой третьей смене, то есть по ночам — с одиннадцати вечера до семи утра.
Директором был у нас фон Клодт, бывший балтийский барон. Он страдал близорукостью, из-за чего в типографии порой случались невероятные казусы.
На одной международной выставке он приобрел ротационную машину с многокрасочной печатью. Но была она не очень-то отлажена, и от трения бумаги в отдельных частях машины скапливались электрические заряды. Стоило приблизиться к ней человеку, незнакомому с ее фокусами, как коварная машина швыряла в него пучок искр. Разумеется, приятного в том было мало.
Однажды барон фон Клодт явился к нам в цех, чтобы лично осмотреть новую машину. Из-за близорукости ему чуть ли не носом приходилось по ней водить. Вдруг от какой-то детали отделилась искра и села ему прямо на нос. От неожиданности барон рухнул на пол. И с той поры стороной обходил зловещую машину.
Но это вовсе не означало, что директор перестал совать свой нос куда нужно и не нужно. Частенько наведывался он в переплетный цех. Встанет, бывало, с секундомером в руке за спиной какой-нибудь работницы и наблюдает, достаточно ли та проворна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187