В случае чего... примешь командование. Понял, друг?
— Нет, Селестино! Ничего с тобой не случится,— возразил Санчес.— Всегда нужно надеяться на лучшее.
— И быть готовым к худшему,— добавил Селестино.— Такова партизанская азбука.
Склонив голову, Селестино загляделся на огонь. От трепетного пламени его рыжеватые волосы на висках сделались совсем огненными. Борода скрывала глубокие складки в уголках рта. Под густыми бровями беспокойно светились карие глаза, на лбу залегли морщины.
Селестино взглянул на часы.
— Санчес, без четверти два. Приготовить лодку! Пойдем на веслах.
Партизаны в последний раз осмотрели снаряжение. С тихим треском догорал сухой хворост. Время от времени в пещеру врывалось дыхание ветра, и тогда костер слегка оживал.
Все сели в лодку. Бесшумной тенью скользнула она в море.
Когда вышли на берег, Санчес и еще двое партизан залегли с пулеметом на пригорке вблизи Черного мыса. Остальные, соблюдая осторожность, двинулись к концлагерю. Чтобы в темноте не растеряться, шли друг за
другом. Дождь низвергался потоками, грохотал гром, вспыхивали молнии. Партизаны промокли до нитки, липкая каталонская глина срывала с ног веревочные сандалии, колючки и камни кололи босые ноги. В темноте их никто не искал.
Сквозь плотную завесу тьмы и дождя вдалеке замерцали лампочки концлагеря. В густом лозняке партизаны наломали веток, замаскировались ими и, сбившись в кучу, продолжали путь. Вскоре можно было различить вышки часовых, колючую проволоку забора.
— Ребята, постарайтесь действовать без шума,— прошептал Селестино.— Партизан стреляет, когда нож подведет или товарищ в беде.
Еще немного прошли вместе. Селестино махнул рукой, люди залегли. Один, с автоматическим ружьем, остался, другие поползли к вышке.
Дождь принялся с новой силой. Крупные капли, ударяясь о землю, дробились, распылялись, и за этой пеленой, словно в тумане, укрывались по-пластунски продвигавшиеся партизаны. Вдоль рядов колючей проволоки не прохаживался ни один часовой. Все сидели под грохотавшими от дождя крышами. Как раз в тот момент, когда погасла молния и раздался оглушительный раскат грома, с раскисшей земли к сторожевой будке устремилось несколько фигур. Даже если бы в тот момент прозвучал выстрел, никто бы его не услышал. Фалангисты один за другим, роняя из рук автоматы, валились со своих скамеек. А тени шли дальше, к следующей будке. Немного погодя большими ножницами разрезали колючую проволоку. Селестино подбежал к ближайшему бараку, распахнул настежь дверь.
— Товарищи, вы свободны! — закричал он.— В заборе проделан проход. Спешите, пока не поздно!
Разбуженные среди ночи узники сначала никак не могли понять, что произошло.
— Скорей, товарищи, скорей! — торопил Селестино.— Там наши люди. Они вас проводят...
Из бараков выбегали полуголые люди. Через проделанные проходы они спешили вырваться на свободу, впопыхах цеплялись за колючую проволоку. Одного за другим их проглатывала темень и надежно укрывала стена ливня.
Над шоссе, оттуда, где находился пост фалангистов, взметнулась красная ракета. И тотчас темноту проре-
зала очередь трассирующих пуль. Выстрелы донеслись и со стороны города. Селестино со своими людьми поспешно отошел от лагеря. Сам он залег поблизости, чтобы прикрыть отход беглецов.
Ливень понемногу затихал. Небо еще сотрясали далекие раскаты грома. Прильнув к земле, Селестино отстреливался. Вражеские пули ложились все ближе. Но только когда исчезли в темноте последние заключенные, успевшие прорваться сквозь колючую проволоку, Селестино стал отходить. За ним гнались по пятам.
...На рассвете Луиса Вентэро разбудил шум перестрелки. Неподалеку строчил пулемет. С каждой минутой стрельба приближалась.
Вдруг кто-то тяжело перевалил через забор. Немного погодя в окно постучали. Вентэро вскочил с постели, под тюфяком разворошил слежавшуюся солому, достал револьвер и на цыпочках подкрался к окну. Стук повторился. Вентэро ждал.
— Отец, помоги!
Вентэро распахнул раму. Привалившись к стене, у окна стоял Селестино.
— Я ранен. Погоня... Скоро они будут здесь... Горячая очередь свинца прошлась по крыше дома.
Стреляли где-то на окраине поселка. Раздумывать было некогда. Вентэро выбежал во двор, подхватил сына на руки и понес его к причалу. Он уложил Селестино в лодку и запустил мотор. Поселок и скалы быстро таяли в тумане.
— Селестино! Что случилось?
Селестино. молчал. Из простреленной ноги текла кровь.
Вентэро решил на этот раз идти вдоль берега. В море при густом тумане легко заблудиться. Но вблизи от берега лодке ежеминутно грозила опасность разбиться о подводные камни. Вентэро понадеялся на удачу да на свое рыбацкое чутье. Вскоре он был у Ведьминой пещеры.
В тусклом свете коптилки понуро сидело человек двенадцать. Молча потягивали сигареты. Партизанский отряд значительно увеличился, однако не вернулся Селестино. Под градом пуль люди облазили весь лес, но не нашли своего командира.
По сводам пещеры двигались черные тени. Туман
понемногу редел. На море поднимался ветер, с глухим ворчанием волны врывались в отверстие пещеры.
— Будет буря...— проворчал Санчес, еще ниже опуская голову.— Бедный Селестино..
Снаружи сквозь плеск воды и глухие удары волн о скалы послышался негромкий стук мотора. Он нарастал. Люди переглянулись, повскакали с мест, уставившись на расщелину, слабо белевшую в предрассветном сумраке.
Стук прекратился, тихо, едва различимо зазвучала песня.
В узком проходе показался черный смоленый нос лодки. Вентэро, отталкиваясь веслом, продвигал ее вперед. На дне лодки лежал Селестино.
Старый рыбак взял сына на руки, вынес его на площадку, упал перед ним на колени.
— Селестино, скажи что-нибудь! Сын мой, ты ведь жив! Ты должен жить!
Товарищи промыли рану, перевязали. Санчес потрогал пульс и сказал:
— Пульс нормальный... Только крови много потерял. Ничего, мы его выходим, он поправится. Не унывайте, отец, все будет в порядке.
Вентэро помог уложить сына на подстилку из травы и веток, укрыл его одеялом.
— Смотрите за ним, Санчес,— сказал он,— позаботьтесь о моем сыне! Завтра ночью приеду проведать. А теперь — обратно. Уже светает. Боюсь, как бы дома не стряслась беда. Ведь поселок был под огнем.
Вентэро сел в лодку, оттолкнулся веслом, потом опять повернулся к партизанам.
— Да, вот что... Если со мной что-то случится, тогда... Вы-то его не знаете, а Селестино знает. Марсиано Пенья, рыбак, всех своих сыновей потерял... Он придет вместо меня. Так мы условились... До свидания!
— До свидания, отец! — дружно отозвались партизаны, и Вентэро вышел в море.
На этот раз он сделал круг побольше.
Туман рассеялся, в предутреннем свете хорошо просматривался берег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187
— Нет, Селестино! Ничего с тобой не случится,— возразил Санчес.— Всегда нужно надеяться на лучшее.
— И быть готовым к худшему,— добавил Селестино.— Такова партизанская азбука.
Склонив голову, Селестино загляделся на огонь. От трепетного пламени его рыжеватые волосы на висках сделались совсем огненными. Борода скрывала глубокие складки в уголках рта. Под густыми бровями беспокойно светились карие глаза, на лбу залегли морщины.
Селестино взглянул на часы.
— Санчес, без четверти два. Приготовить лодку! Пойдем на веслах.
Партизаны в последний раз осмотрели снаряжение. С тихим треском догорал сухой хворост. Время от времени в пещеру врывалось дыхание ветра, и тогда костер слегка оживал.
Все сели в лодку. Бесшумной тенью скользнула она в море.
Когда вышли на берег, Санчес и еще двое партизан залегли с пулеметом на пригорке вблизи Черного мыса. Остальные, соблюдая осторожность, двинулись к концлагерю. Чтобы в темноте не растеряться, шли друг за
другом. Дождь низвергался потоками, грохотал гром, вспыхивали молнии. Партизаны промокли до нитки, липкая каталонская глина срывала с ног веревочные сандалии, колючки и камни кололи босые ноги. В темноте их никто не искал.
Сквозь плотную завесу тьмы и дождя вдалеке замерцали лампочки концлагеря. В густом лозняке партизаны наломали веток, замаскировались ими и, сбившись в кучу, продолжали путь. Вскоре можно было различить вышки часовых, колючую проволоку забора.
— Ребята, постарайтесь действовать без шума,— прошептал Селестино.— Партизан стреляет, когда нож подведет или товарищ в беде.
Еще немного прошли вместе. Селестино махнул рукой, люди залегли. Один, с автоматическим ружьем, остался, другие поползли к вышке.
Дождь принялся с новой силой. Крупные капли, ударяясь о землю, дробились, распылялись, и за этой пеленой, словно в тумане, укрывались по-пластунски продвигавшиеся партизаны. Вдоль рядов колючей проволоки не прохаживался ни один часовой. Все сидели под грохотавшими от дождя крышами. Как раз в тот момент, когда погасла молния и раздался оглушительный раскат грома, с раскисшей земли к сторожевой будке устремилось несколько фигур. Даже если бы в тот момент прозвучал выстрел, никто бы его не услышал. Фалангисты один за другим, роняя из рук автоматы, валились со своих скамеек. А тени шли дальше, к следующей будке. Немного погодя большими ножницами разрезали колючую проволоку. Селестино подбежал к ближайшему бараку, распахнул настежь дверь.
— Товарищи, вы свободны! — закричал он.— В заборе проделан проход. Спешите, пока не поздно!
Разбуженные среди ночи узники сначала никак не могли понять, что произошло.
— Скорей, товарищи, скорей! — торопил Селестино.— Там наши люди. Они вас проводят...
Из бараков выбегали полуголые люди. Через проделанные проходы они спешили вырваться на свободу, впопыхах цеплялись за колючую проволоку. Одного за другим их проглатывала темень и надежно укрывала стена ливня.
Над шоссе, оттуда, где находился пост фалангистов, взметнулась красная ракета. И тотчас темноту проре-
зала очередь трассирующих пуль. Выстрелы донеслись и со стороны города. Селестино со своими людьми поспешно отошел от лагеря. Сам он залег поблизости, чтобы прикрыть отход беглецов.
Ливень понемногу затихал. Небо еще сотрясали далекие раскаты грома. Прильнув к земле, Селестино отстреливался. Вражеские пули ложились все ближе. Но только когда исчезли в темноте последние заключенные, успевшие прорваться сквозь колючую проволоку, Селестино стал отходить. За ним гнались по пятам.
...На рассвете Луиса Вентэро разбудил шум перестрелки. Неподалеку строчил пулемет. С каждой минутой стрельба приближалась.
Вдруг кто-то тяжело перевалил через забор. Немного погодя в окно постучали. Вентэро вскочил с постели, под тюфяком разворошил слежавшуюся солому, достал револьвер и на цыпочках подкрался к окну. Стук повторился. Вентэро ждал.
— Отец, помоги!
Вентэро распахнул раму. Привалившись к стене, у окна стоял Селестино.
— Я ранен. Погоня... Скоро они будут здесь... Горячая очередь свинца прошлась по крыше дома.
Стреляли где-то на окраине поселка. Раздумывать было некогда. Вентэро выбежал во двор, подхватил сына на руки и понес его к причалу. Он уложил Селестино в лодку и запустил мотор. Поселок и скалы быстро таяли в тумане.
— Селестино! Что случилось?
Селестино. молчал. Из простреленной ноги текла кровь.
Вентэро решил на этот раз идти вдоль берега. В море при густом тумане легко заблудиться. Но вблизи от берега лодке ежеминутно грозила опасность разбиться о подводные камни. Вентэро понадеялся на удачу да на свое рыбацкое чутье. Вскоре он был у Ведьминой пещеры.
В тусклом свете коптилки понуро сидело человек двенадцать. Молча потягивали сигареты. Партизанский отряд значительно увеличился, однако не вернулся Селестино. Под градом пуль люди облазили весь лес, но не нашли своего командира.
По сводам пещеры двигались черные тени. Туман
понемногу редел. На море поднимался ветер, с глухим ворчанием волны врывались в отверстие пещеры.
— Будет буря...— проворчал Санчес, еще ниже опуская голову.— Бедный Селестино..
Снаружи сквозь плеск воды и глухие удары волн о скалы послышался негромкий стук мотора. Он нарастал. Люди переглянулись, повскакали с мест, уставившись на расщелину, слабо белевшую в предрассветном сумраке.
Стук прекратился, тихо, едва различимо зазвучала песня.
В узком проходе показался черный смоленый нос лодки. Вентэро, отталкиваясь веслом, продвигал ее вперед. На дне лодки лежал Селестино.
Старый рыбак взял сына на руки, вынес его на площадку, упал перед ним на колени.
— Селестино, скажи что-нибудь! Сын мой, ты ведь жив! Ты должен жить!
Товарищи промыли рану, перевязали. Санчес потрогал пульс и сказал:
— Пульс нормальный... Только крови много потерял. Ничего, мы его выходим, он поправится. Не унывайте, отец, все будет в порядке.
Вентэро помог уложить сына на подстилку из травы и веток, укрыл его одеялом.
— Смотрите за ним, Санчес,— сказал он,— позаботьтесь о моем сыне! Завтра ночью приеду проведать. А теперь — обратно. Уже светает. Боюсь, как бы дома не стряслась беда. Ведь поселок был под огнем.
Вентэро сел в лодку, оттолкнулся веслом, потом опять повернулся к партизанам.
— Да, вот что... Если со мной что-то случится, тогда... Вы-то его не знаете, а Селестино знает. Марсиано Пенья, рыбак, всех своих сыновей потерял... Он придет вместо меня. Так мы условились... До свидания!
— До свидания, отец! — дружно отозвались партизаны, и Вентэро вышел в море.
На этот раз он сделал круг побольше.
Туман рассеялся, в предутреннем свете хорошо просматривался берег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187