В овчарне Швейк познакомился с симпатичным старичком,
который помнил еще рассказы своего деда о французских походах.
Пастух был на двадцать лет старше старого бродяги и поэтому
называл его, как и Швейка, "паренек".
-- Так-то, ребята,-- стал рассказывать дед, когда все
уселись вокруг печки, в которой варилась картошка в мундире.--
В те поры дед мой, как вот твой солдат, тоже дезертировал. Но в
Воднянах его поймали да так высекли, что с задницы только
клочья летели. Ему еще повезло. А вот сын Яреша, дед старого
Яреша, сторожа рыбного садка из Ражиц, что около Противина, был
расстрелян в Писеке за побег, а перед расстрелом прогнали его
сквозь строй и вкатили шестьсот ударов палками, так что смерть
была ему только облегчением и искуплением. А ты когда удрал? --
обратился он со слезами на глазах к Швейку.
-- После мобилизации, когда нас отвели в казармы,--
ответил Швейк, поняв, что честь мундира перед старым пастухом
ронять нельзя.
-- Перелез через стену, что ли? -- с любопытством спросил
пастух, очевидно вспоминая рассказ своего деда, как тог лазил
через казарменные стены.
-- Иначе нельзя было, дедушка.
-- Стража была сильная? И стреляла небось?
-- Стреляла, дедушка.
-- А куда теперь направляешься?
-- Вот с ума спятил! Тянет его в Будейовицы, и все тут,--
ответил за Швейка бродяга.-- Ясно, человек молодой, без ума,
без разума, так и лезет на рожон. Придется мне его взять в
учение. Свистнем какую ни на есть одежонку, а там все пойдет
как по маслу! До весны как-нибудь прошатаемся, а весной
наймемся к крестьянам работать. В этом году люди нужны будут.
Голод. Говорят, всех бродяг сгонят на полевые работы. Я думаю,
лучше пойти добровольно. Людей, говорят, теперь мало будет.
Перебьют всех.
-- Думаешь, в этом году не кончится? -- спросил пастух.--
Твоя правда, парень. Долгие войны уже бывали. Наполеоновская,
потом, как нам рассказывали, шведские войны, семилетние войны.
И люди сами эти войны заслужили. И поделом: господь бог не мог
больше видеть того, как все возгордились. Уж баранина стала им
не по вкусу, уж и ее, вишь ли, не хотели жрать! Прежде ко мне
чуть ли не толпами ходили, чтобы я им из-под полы продал
барашка, а последние годы подавай им только свинину да птицу,
да все на масле да на сале. Вот бог-то и прогневался на гордыню
ихнюю непомерную. А вот когда опять будуть варить лебеду, как в
наполеоновскую войну, они придут в разум. А наши бары -- так те
прямо с жиру бесятся. Старый князь Шварценберг ездил только в
шарабане, а молодой князь, сопляк, все кругом своим автомобилем
провонял. Погоди, господь бог ужо намажет тебе харю бензином.
В горшке с картошкой булькала вода. Старый пастух,
помолчав, пророчески изрек:
-- А войну эту не выиграет наш государь император. Какой у
народа может быть военный дух, когда государь не короновался,
как говорит учитель из Стракониц. Пусть теперь втирает очки
кому хочет. Уж если ты, старая каналья, обещал короноваться, то
держи слово!
-- Может быть, он это теперь как-нибудь обстряпает? --
заметил бродяга.
-- Теперь, паренек, всем и каждому на это начхать,--
разгорячился пастух,-- посмотри на мужиков, когда сойдутся
внизу, в Скочицах. У любого кто-нибудь да на войне. Ты бы
послушал, как они говорят! После войны, дескать, наступит
свобода, не будет ни императорских дворов, ни самих
императоров, и у князей отберут имения. Тамошнего Коржинку за
такие речи уже сгребли жандармы: не подстрекай, дескать. Да что
там! Нынче жандармы что хотят, то и делают.
-- Да и раньше так было,-- сказал бродяга.-- Помню, в
Кладно служил жандармский ротмистр Роттер. Загорелось ему
разводить этих, как их там, полицейских собак, волчьей породы,
которые все вам могут выследить, когда их обучат. И развел он
этих самых собачьих воспитанников полну задницу. Специально для
собак выстроил домик; жили они там, что графские дети. Да, и
придумал ротмистр обучать их на нас, бедных странниках. Ну, дал
приказ по всей Кладненской округе, чтобы жандармы сгоняли
бродяг и отправляли их прямо к нему. Узнав об этом, пустился я
из Лан наутек, забираю поглубже лесом, да куда там! До рощи,
куда метил, не дошел, как уж меня сграбастали и повели к
господину ротмистру. Родненькие мои! Вы себе представить не
можете, что я вытерпел с этими собаками! Сначала дали меня этим
собакам обнюхать, потом велели мне влезть по лесенке и, когда я
уже был почти наверху, пустили следом одну зверюгу, а она --
бестия! -- доставила меня с лестницы наземь, а потом влезла на
меня и начала рычать и скалить зубы над самым моим носом. Потом
эту гадину отвели, а мне сказали, чтобы я спрятался, куда хочу.
Направился я к долине Качака в лес и спрятался в овраге. И
полчаса не прошло, как прибежали два волкодава и повалили меня
на землю, а пока один держал меня за горло, другой побежал в
Кладно. Через час пришел сам пан ротмистр с жандармами, отозвал
собаку, а мне дал пятерку и позволил целых два дня собирать
милостыню в Кладненской округе. Черта с два! Я пустился прямо к
Бероунковскому району, словно у меня под ногами горело, и
больше в Кладно ни ногой. Вся наша братва этих мест избегала,
потому что ротмистр над всеми производил свои опыты...
Чертовски любил он этих собак! По жандармским отделениям
рассказывали, что если ротмистр делает ревизию и увидит где
волкодава,-- то уж не инспектирует, а на радостях весь день
хлещет с вахмистром водку.
И пока пастух сливал с картошки воду и наливал в общую
миску кислого овечьего молока, бродяга продолжал вспоминать,
как жандармы свою власть показывали.
-- В Липнице жандармский вахмистр жил под самым замком,
квартировал прямо в жандармском отделении. А я, старый дурак,
думал, что жандармское отделение всегда должно стоять на видном
месте, на площади или где-нибудь в этом роде, а никак, не в
глухом переулке. Обхожу я раз дома на окраине. На вывески-то не
смотришь. Дом за домом, так идешь. Наконец в одном доме отворяю
я дверь на втором этаже и докладываю о себе: "Подайте Христа
ради убогому страннику..." Светы мои! Ноги у меня отнялись:
гляжу-- жандармский участок! Вдоль стены винтовки, на столе
распятие, на шкафу реестры, государь император над столом прямо
на меня уставился. Я и пикнуть не успел, а вахмистр подскочил
ко мне да ка-ак даст по морде! Полетел я со всех лестниц, так и
не останавливался до самых Кейжлиц. Вот, брат, какие у
жандармов права!
Все занялись едой и скоро разлеглись в натопленной избушке
на лавках спать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212