"На Белград!" Это проявление
патриотизма дало повод редакции "Богемии" призвать своих
читателей организовать сбор в пользу больного героя-калеки.
Наконец, после справок, наведенных баронессой в
полицейском управлении, было выяснено, что фамилия этого
солдата Швейк. Дальше разыскивать было уже легко. Баронесса фон
Боценгейм взяла с собою свою компаньонку и камердинера с
корзиной и отправилась в госпиталь на Градчаны.
Бедняжка баронесса и не представляла себе, что значит
лежать в госпитале при гарнизонной тюрьме. Ее визитная карточка
открыла ей двери тюрьмы. В канцелярии все держались с нею
исключительно любезно. Через пять минут она уже знала, что "der
brave Soldat"/Бравый солдат (нем..)/ Швейк, о котором она
справлялась, лежит в третьем бараке, койка номер семнадцать.
Сопровождать ее вызвался сам доктор Грюнштейн, совсем
обалдевший от внезапного визита.
Швейк только что вернулся после обычного, ежедневного
тура, предписанного доктором Грюнштейном, и сидел на койке,
окруженный толпой исхудавших и изголодавшихся симулянтов,
которые до сих пор не сдавались и упорно продолжали состязаться
со строгой диетой доктора Грюнштейна.
Если бы кто-нибудь послушал разговор этой компании, то
решил бы, что очутился среди кулинаров высшей поварской школы
или на курсах продавцов гастрономических магазинов.
-- Даже самые простые свиные шкварки можно есть, покуда
они теплые,-- заявил тот, которого лечили здесь от застарелого
катара желудка.-- Когда сало начнет трещать и брызгать, отожми
их, посоли, поперчи, и тогда скажу я вам, никакие гусиные
шкварки с ними не сравнятся.
-- Полегче насчет гусиных шкварок,-- сказал больной "раком
желудка",-- нет ничего лучше гусиных шкварок! Ну, куда вы
лезете против них со шкварками из свиного сала! Гусиные
шкварки, понятное дело, должны жариться до тех пор, пока они не
станут золотыми, как это делается у евреев. Они берут жирного
гуся, снимают с кожи сало и поджаривают.
-- По-моему, вы ошибаетесь по части свиных шкварок,--
заметил сосед Швейка.-- Я, конечно, говорю о шкварках из
домашнего свиного сала. Так они и называются,-- домашние
шкварки. Они ни коричневые, ни желтые, цвет у них какой-то
средний между этими двумя оттенками. Домашние шкварки не должны
быть ни слишком мягкими, ни слишком твердыми. Они не должны
хрустеть. Хрустят -- значит, пережарены. Они должны таять на
языке... но при этом вам не должно казаться, что сало течет по
подбородку.
-- А кто из вас ел шкварки из конского сала? -- раздался
чей-то голос, но никто не ответил, так как вбежал фельдшер.
-- По койкам! Сюда идет великая княгиня. Грязных ног
из-под одеяла не высовывать!
Сама великая княгиня не могла бы войти более торжественно,
чем баронесса фон Боценгейм. За ней следовала целая процессия,
тут был и бухгалтер госпиталя, видевший в этом визите тайные
происки ревизии, которая может оторвать его от сытого корыта в
тылу и бросить на съедение шрапнелям, к проволочным
заграждениям передовых позиций. Он был бледен. Но еще бледнее
был доктор Грюнштейн. Перед глазами у него прыгала маленькая
визитная карточка старой баронессы с титулом "вдова генерала" и
все, что связывалось с этим титулом: знакомства, протекции,
жалобы, перевод на фронт и прочие ужасные вещи.
-- Вот Швейк,-- произнес доктор с деланным спокойствием,
подводя баронессу фон Боценгейм к койке Швейка.-- Переносит все
очень терпеливо.
Баронесса фон Боценгейм села на приставленный к постели
Швейка стул и сказала:
-- Ческий зольдат, кароший зольдат, калека зольдат,
храбрый зольдат. Я очень любиль ческий австриец.-- При этом она
гладила Швейка по его небритому лицу.-- Я читаль все в газете,
я вам принесля кушать: "ам-ам"; курить, сосать... Ческий
зольдат, бравый зольдат!.. Johann, kommen sie her!/ Иоганн,
подойдите! (нем.)/
Камердинер, своими взъерошенными бакенбардами напоминавший
Бабинского, притащил к постели громадную корзину. Компаньонка
баронессы, высокая дама с заплаканным лицом, уселась к Швейку
на постель и стала поправлять ему за спиной подушку, набитую
соломой, с твердой уверенностью, что так полагается делать у
постели раненых героев.
Баронесса между тем вынимала из корзины подарки. Целую
дюжину жареных цыплят, завернутых в розовую папиросную бумагу и
перевязанных черно-желтой шелковой ленточкой, две бутылки
какого-то ликера военного производства с этикеткой: "Gott
strafe England"/ Боже, покарай Англию (нем.)/; на этикетке с
другой стороны бутылки были изображены Франц-Иосиф и Вильгельм,
державшие друг друга за руки, словно в детской игре "Агу -- не
могу, засмейся -- не хочу"; потом баронесса вынула три бутылки
вина для выздоравливающих и две коробки сигарет. Все это она с
изяществом разложила на свободной постели возле Швейка. Потом
рядом появилась книга в прекрасном переплете -- "Картинки из
жизни нашего монарха", которую написал заслуженный главный
редактор нашей нынешней официальной газеты "Чехословацкая
республика"; редактор тонко разбирался в жизни старого
Франца-Иосифа.
Очутились на постели и плитки шоколада с той же надписью
"Gott strafe England" и опять с изображением австрийского и
германского императоров. Но на шоколаде императоры уже не
держались за руки, а стояли отдельно, повернувшись спиной друг
к другу. Рядом баронесса положила красивую двойную зубную щетку
с надписью "Viribus unitis"/ Объединенными силами (лат.)/,
сделанной для того, чтобы каждый, кто будет чистить ею зубы, не
забывал об Австрии. Элегантным подарком, совершенно необходимым
для фронта и окопов, оказался полный маникюрный набор. На
футляре была картинка, на которой разрывалась шрапнель и герой
в стальной каске с винтовкой наперевес бросался в атаку. Под
картинкой стояло: "Fur Gott, Kaiser und Vaterland!"/ За бога,
императора и отечество! (нем.)/
Пачка сухарей была без картинки, но зато на ней написали
стихотворение:
Osterreich, du edies Haus,
steck deine Fahne aus,
lass sie im Winde weh,
Osterreich muss ewig stehen!
На другой стороне был помещен чешский перевод:
О Австро-Венгрия! Могучая держава!
Пусть развевается твой благородный флаг!
Пусть развевается он величаво,
Неколебима Австрия в веках!
Последним подарком был горшок с белым гиацинтом. Когда
баронесса фон Боценгейм увидела все это на постели Швейка, она
не могла сдержать слез умиления. У нескольких изголодавшихся
симулянтов также потекли... слюнки. Компаньонка, продолжая
поддерживать сидящего на койке Швейка, тоже прослезилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212
патриотизма дало повод редакции "Богемии" призвать своих
читателей организовать сбор в пользу больного героя-калеки.
Наконец, после справок, наведенных баронессой в
полицейском управлении, было выяснено, что фамилия этого
солдата Швейк. Дальше разыскивать было уже легко. Баронесса фон
Боценгейм взяла с собою свою компаньонку и камердинера с
корзиной и отправилась в госпиталь на Градчаны.
Бедняжка баронесса и не представляла себе, что значит
лежать в госпитале при гарнизонной тюрьме. Ее визитная карточка
открыла ей двери тюрьмы. В канцелярии все держались с нею
исключительно любезно. Через пять минут она уже знала, что "der
brave Soldat"/Бравый солдат (нем..)/ Швейк, о котором она
справлялась, лежит в третьем бараке, койка номер семнадцать.
Сопровождать ее вызвался сам доктор Грюнштейн, совсем
обалдевший от внезапного визита.
Швейк только что вернулся после обычного, ежедневного
тура, предписанного доктором Грюнштейном, и сидел на койке,
окруженный толпой исхудавших и изголодавшихся симулянтов,
которые до сих пор не сдавались и упорно продолжали состязаться
со строгой диетой доктора Грюнштейна.
Если бы кто-нибудь послушал разговор этой компании, то
решил бы, что очутился среди кулинаров высшей поварской школы
или на курсах продавцов гастрономических магазинов.
-- Даже самые простые свиные шкварки можно есть, покуда
они теплые,-- заявил тот, которого лечили здесь от застарелого
катара желудка.-- Когда сало начнет трещать и брызгать, отожми
их, посоли, поперчи, и тогда скажу я вам, никакие гусиные
шкварки с ними не сравнятся.
-- Полегче насчет гусиных шкварок,-- сказал больной "раком
желудка",-- нет ничего лучше гусиных шкварок! Ну, куда вы
лезете против них со шкварками из свиного сала! Гусиные
шкварки, понятное дело, должны жариться до тех пор, пока они не
станут золотыми, как это делается у евреев. Они берут жирного
гуся, снимают с кожи сало и поджаривают.
-- По-моему, вы ошибаетесь по части свиных шкварок,--
заметил сосед Швейка.-- Я, конечно, говорю о шкварках из
домашнего свиного сала. Так они и называются,-- домашние
шкварки. Они ни коричневые, ни желтые, цвет у них какой-то
средний между этими двумя оттенками. Домашние шкварки не должны
быть ни слишком мягкими, ни слишком твердыми. Они не должны
хрустеть. Хрустят -- значит, пережарены. Они должны таять на
языке... но при этом вам не должно казаться, что сало течет по
подбородку.
-- А кто из вас ел шкварки из конского сала? -- раздался
чей-то голос, но никто не ответил, так как вбежал фельдшер.
-- По койкам! Сюда идет великая княгиня. Грязных ног
из-под одеяла не высовывать!
Сама великая княгиня не могла бы войти более торжественно,
чем баронесса фон Боценгейм. За ней следовала целая процессия,
тут был и бухгалтер госпиталя, видевший в этом визите тайные
происки ревизии, которая может оторвать его от сытого корыта в
тылу и бросить на съедение шрапнелям, к проволочным
заграждениям передовых позиций. Он был бледен. Но еще бледнее
был доктор Грюнштейн. Перед глазами у него прыгала маленькая
визитная карточка старой баронессы с титулом "вдова генерала" и
все, что связывалось с этим титулом: знакомства, протекции,
жалобы, перевод на фронт и прочие ужасные вещи.
-- Вот Швейк,-- произнес доктор с деланным спокойствием,
подводя баронессу фон Боценгейм к койке Швейка.-- Переносит все
очень терпеливо.
Баронесса фон Боценгейм села на приставленный к постели
Швейка стул и сказала:
-- Ческий зольдат, кароший зольдат, калека зольдат,
храбрый зольдат. Я очень любиль ческий австриец.-- При этом она
гладила Швейка по его небритому лицу.-- Я читаль все в газете,
я вам принесля кушать: "ам-ам"; курить, сосать... Ческий
зольдат, бравый зольдат!.. Johann, kommen sie her!/ Иоганн,
подойдите! (нем.)/
Камердинер, своими взъерошенными бакенбардами напоминавший
Бабинского, притащил к постели громадную корзину. Компаньонка
баронессы, высокая дама с заплаканным лицом, уселась к Швейку
на постель и стала поправлять ему за спиной подушку, набитую
соломой, с твердой уверенностью, что так полагается делать у
постели раненых героев.
Баронесса между тем вынимала из корзины подарки. Целую
дюжину жареных цыплят, завернутых в розовую папиросную бумагу и
перевязанных черно-желтой шелковой ленточкой, две бутылки
какого-то ликера военного производства с этикеткой: "Gott
strafe England"/ Боже, покарай Англию (нем.)/; на этикетке с
другой стороны бутылки были изображены Франц-Иосиф и Вильгельм,
державшие друг друга за руки, словно в детской игре "Агу -- не
могу, засмейся -- не хочу"; потом баронесса вынула три бутылки
вина для выздоравливающих и две коробки сигарет. Все это она с
изяществом разложила на свободной постели возле Швейка. Потом
рядом появилась книга в прекрасном переплете -- "Картинки из
жизни нашего монарха", которую написал заслуженный главный
редактор нашей нынешней официальной газеты "Чехословацкая
республика"; редактор тонко разбирался в жизни старого
Франца-Иосифа.
Очутились на постели и плитки шоколада с той же надписью
"Gott strafe England" и опять с изображением австрийского и
германского императоров. Но на шоколаде императоры уже не
держались за руки, а стояли отдельно, повернувшись спиной друг
к другу. Рядом баронесса положила красивую двойную зубную щетку
с надписью "Viribus unitis"/ Объединенными силами (лат.)/,
сделанной для того, чтобы каждый, кто будет чистить ею зубы, не
забывал об Австрии. Элегантным подарком, совершенно необходимым
для фронта и окопов, оказался полный маникюрный набор. На
футляре была картинка, на которой разрывалась шрапнель и герой
в стальной каске с винтовкой наперевес бросался в атаку. Под
картинкой стояло: "Fur Gott, Kaiser und Vaterland!"/ За бога,
императора и отечество! (нем.)/
Пачка сухарей была без картинки, но зато на ней написали
стихотворение:
Osterreich, du edies Haus,
steck deine Fahne aus,
lass sie im Winde weh,
Osterreich muss ewig stehen!
На другой стороне был помещен чешский перевод:
О Австро-Венгрия! Могучая держава!
Пусть развевается твой благородный флаг!
Пусть развевается он величаво,
Неколебима Австрия в веках!
Последним подарком был горшок с белым гиацинтом. Когда
баронесса фон Боценгейм увидела все это на постели Швейка, она
не могла сдержать слез умиления. У нескольких изголодавшихся
симулянтов также потекли... слюнки. Компаньонка, продолжая
поддерживать сидящего на койке Швейка, тоже прослезилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212