Тот стоял у окна с таким блаженным и
довольным выражением лица, какое бывает только у
четырехнедельного младенца, который досыта насосался и сладко
спит.
Поручик остановился и кивком головы указал Швейку на
пустое купе. Затем сам вошел вслед за Швейком и запер за собою
дверь.
-- Швейк,-- сказал он торжественно,-- наконец-то пришел
момент, когда вы получите от меня пару оплеух, каких еще свет
не видывал! Как вы смели приставать к этому плешивому
господину! Знаете, кто он? Это генерал-майор фон Шварцбург!
Швейк принял вид мученика.
-- Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, у меня
никогда и в мыслях не было кого-нибудь обидеть, ни о каком
генерал-майоре я и понятия не имел. А он и вправду-- вылитый
пан Пуркрабек, агент из банка "Славия"! Тот ходил в наш
трактир, и однажды, когда он уснул за столом, какой-то
доброжелатель написал на его плеши чернильным карандашом:
"Настоящим позволяем себе предложить вам, согласно прилагаемому
тарифу No 111 с, свои услуги по накоплению средств на приданое
и по страхованию жизни на предмет обеспечения ваших детей". Ну
все, понятно, ушли, а я с ним остался один на один. Известное
дело, мне всегда не везет. Когда он проснулся и посмотрел в
зеркало, то разозлился и подумал, что это я написал, и тоже
хотел мне дать пару оплеух.
Слово "тоже" слетело с уст Швейка так трогательно и с
таким мягким укором, что у поручика опустилась рука.
Швейк продолжал:
-- Из-за такой пустяковой ошибки этому господину не стоило
волноваться. Ему действительно полагается иметь от шестидесяти
до семидесяти тысяч волос -- так было сказано в статье "Что
должно быть у нормального человека". Мне никогда не приходило в
голову, что на свете существует плешивый генерал-майор.
Произошла, как говорится, роковая ошибка, это с каждым может
случиться, если один человек что-нибудь выскажет, а другой к
этому придерется. Несколько лет тому назад портной Гивл
рассказал нам такой случай. Однажды ехал он из Штирии, где
портняжил, в Прагу через Леобен и вез с собой окорок, который
купил в Мариборе. Едет в поезде и думает, что он единственный
чех среди всех пассажиров. Когда проезжали Святой Мориц и
портной начал отрезать себе ломтики от окорока, у пассажира,
что сидел напротив, потекли слюнки. Он не спускал с ветчины
влюбленных глаз. Портной Гивл это заметил, да и говорит себе
вслух: "Ты, паршивец, тоже небось с удовольствием пожрал бы!"
Тут господин отвечает ему по-чешски: "Ясно, я бы пожрал, если б
ты дал". Ну и слопали вдвоем весь окорок, еще не доезжая
Чешских Будейовиц. А звали того господина Войтех Роус.
Поручик Лукаш посмотрел на Швейка и вышел из купе; не
успел он усесться на свое место, как в дверях появилась
открытая физиономия Швейка.
-- Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, через пять
минут мы в Таборе. Поезд стоит пять минут. Прикажете заказать
что-нибудь к завтраку? Когда-то здесь можно было получить
недурные...
Поручик вскочил как ужаленный и в коридоре сказал Швейку:
-- Еще раз предупреждаю: чем реже вы будете попадаться мне
на глаза, тем лучше. Я был бы счастлив вовсе не видеть вас, и,
будьте уверены, я об этом похлопочу. Не показывайтесь мне на
глаза, исчезните, скотина, идиот!
-- Слушаюсь, господин обер-лейтенант!
Швейк отдал честь, повернулся по всем правилам на каблуке
и пошел в конец вагона. Там он уселся в углу на место
проводника и завел разговор с каким-то железнодорожником:
-- Разрешите обратиться к вам с вопросом...
Железнодорожник, не проявляя никакой охоты вступать в
разговор, апатично кивнул головой.
-- Бывал у меня в гостях один знакомый,-- начал Швейк,--
славный парень, по фамилии Гофман. Этот самый Гофман утверждал,
что вот эти тормоза в случае тревоги не действуют; короче
говоря, если потянуть за рукоятку, ничего не получится. Я
такими вещами, правду сказать, никогда не интересовался, но раз
уж я сегодня обратил внимание на этот тормоз, то интересно было
бы знать, в чем тут суть, а то вдруг понадобится.
Швейк встал и вместе с железнодорожником подошел к тормозу
с надписью: "В случае опасности".
Железнодорожник счел своим долгом объяснить Швейку
устройство всего механизма аварийного аппарата:
-- Это он верно сказал, что нужно потянуть за рукоятку, но
он соврал, что тормоз не действует. Поезд безусловно
остановится, так как тормоз через все вагоны соединен с
паровозом. Аварийный тормоз должен действовать.
Во время разговора оба держали руки на рукоятке, и
поистине остается загадкой, как случилось, что рукоять
оттянулась назад и поезд остановился.
Оба никак не могли прийти к соглашению, кто, собственно,
подал сигнал тревоги. Швейк утверждал, что он не мог этого
сделать,-- дескать, он не уличный мальчишка.
-- Я сам удивляюсь,-- добродушно говорил он подоспевшему
кондуктору,-- почему это поезд вдруг остановился. Ехал, ехал, и
вдруг на тебе -- стоп! Мне это еще неприятнее, чем вам.
Какой-то солидный господин стал на защиту железнодорожника
и утверждал, что сам слышал, как солдат первый начал разговор
об аварийных тормозах.
Но Швейк все время повторял, что он абсолютно честен и в
задержке поезда совершенно не заинтересован, так как едет на
фронт.
-- Начальник станции вам все разъяснит,-- решил
кондуктор.-- Это обойдется вам в двадцать крон.
Пассажиры тем временем вылезли из вагонов, раздался
свисток обер-кондуктора, и какая-то дама в панике побежала с
чемоданом через линию в поле.
-- И стоит,-- рассуждал Швейк, сохраняя полнейшее
спокойствие,-- двадцать крон -- это еще дешево. Однажды, когда
государь император посетил Жижков, некий Франта Шнор остановил
его карету, бросившись перед государем императором на колени
прямо посреди мостовой. Потом полицейский комиссар этого
района, плача, упрекал Шнора, что ему не следовало падать на
колени в его районе, надо было на соседней улице, которая
относится уже к району комиссара Краузе,-- и там выражать свои
верноподданнические чувства. Потом Шнора посадили.
Швейк посмотрел вокруг как раз в тот момент, когда к
окружившей его группе слушателей подошел обер-кондуктор.
-- Ну ладно, едем дальше,-- сказал Швейк.-- Хорошего мало,
когда поезд опаздывает. Если бы это произошло в мирное время,
тогда, пожалуйста, бог с ним, но раз война, то нужно знать, что
в каждом поезде едут военные чины: генерал-майоры,
обер-лейтенанты, денщики. Каждое такое опоздание -- паршивая
вещь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212
довольным выражением лица, какое бывает только у
четырехнедельного младенца, который досыта насосался и сладко
спит.
Поручик остановился и кивком головы указал Швейку на
пустое купе. Затем сам вошел вслед за Швейком и запер за собою
дверь.
-- Швейк,-- сказал он торжественно,-- наконец-то пришел
момент, когда вы получите от меня пару оплеух, каких еще свет
не видывал! Как вы смели приставать к этому плешивому
господину! Знаете, кто он? Это генерал-майор фон Шварцбург!
Швейк принял вид мученика.
-- Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, у меня
никогда и в мыслях не было кого-нибудь обидеть, ни о каком
генерал-майоре я и понятия не имел. А он и вправду-- вылитый
пан Пуркрабек, агент из банка "Славия"! Тот ходил в наш
трактир, и однажды, когда он уснул за столом, какой-то
доброжелатель написал на его плеши чернильным карандашом:
"Настоящим позволяем себе предложить вам, согласно прилагаемому
тарифу No 111 с, свои услуги по накоплению средств на приданое
и по страхованию жизни на предмет обеспечения ваших детей". Ну
все, понятно, ушли, а я с ним остался один на один. Известное
дело, мне всегда не везет. Когда он проснулся и посмотрел в
зеркало, то разозлился и подумал, что это я написал, и тоже
хотел мне дать пару оплеух.
Слово "тоже" слетело с уст Швейка так трогательно и с
таким мягким укором, что у поручика опустилась рука.
Швейк продолжал:
-- Из-за такой пустяковой ошибки этому господину не стоило
волноваться. Ему действительно полагается иметь от шестидесяти
до семидесяти тысяч волос -- так было сказано в статье "Что
должно быть у нормального человека". Мне никогда не приходило в
голову, что на свете существует плешивый генерал-майор.
Произошла, как говорится, роковая ошибка, это с каждым может
случиться, если один человек что-нибудь выскажет, а другой к
этому придерется. Несколько лет тому назад портной Гивл
рассказал нам такой случай. Однажды ехал он из Штирии, где
портняжил, в Прагу через Леобен и вез с собой окорок, который
купил в Мариборе. Едет в поезде и думает, что он единственный
чех среди всех пассажиров. Когда проезжали Святой Мориц и
портной начал отрезать себе ломтики от окорока, у пассажира,
что сидел напротив, потекли слюнки. Он не спускал с ветчины
влюбленных глаз. Портной Гивл это заметил, да и говорит себе
вслух: "Ты, паршивец, тоже небось с удовольствием пожрал бы!"
Тут господин отвечает ему по-чешски: "Ясно, я бы пожрал, если б
ты дал". Ну и слопали вдвоем весь окорок, еще не доезжая
Чешских Будейовиц. А звали того господина Войтех Роус.
Поручик Лукаш посмотрел на Швейка и вышел из купе; не
успел он усесться на свое место, как в дверях появилась
открытая физиономия Швейка.
-- Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, через пять
минут мы в Таборе. Поезд стоит пять минут. Прикажете заказать
что-нибудь к завтраку? Когда-то здесь можно было получить
недурные...
Поручик вскочил как ужаленный и в коридоре сказал Швейку:
-- Еще раз предупреждаю: чем реже вы будете попадаться мне
на глаза, тем лучше. Я был бы счастлив вовсе не видеть вас, и,
будьте уверены, я об этом похлопочу. Не показывайтесь мне на
глаза, исчезните, скотина, идиот!
-- Слушаюсь, господин обер-лейтенант!
Швейк отдал честь, повернулся по всем правилам на каблуке
и пошел в конец вагона. Там он уселся в углу на место
проводника и завел разговор с каким-то железнодорожником:
-- Разрешите обратиться к вам с вопросом...
Железнодорожник, не проявляя никакой охоты вступать в
разговор, апатично кивнул головой.
-- Бывал у меня в гостях один знакомый,-- начал Швейк,--
славный парень, по фамилии Гофман. Этот самый Гофман утверждал,
что вот эти тормоза в случае тревоги не действуют; короче
говоря, если потянуть за рукоятку, ничего не получится. Я
такими вещами, правду сказать, никогда не интересовался, но раз
уж я сегодня обратил внимание на этот тормоз, то интересно было
бы знать, в чем тут суть, а то вдруг понадобится.
Швейк встал и вместе с железнодорожником подошел к тормозу
с надписью: "В случае опасности".
Железнодорожник счел своим долгом объяснить Швейку
устройство всего механизма аварийного аппарата:
-- Это он верно сказал, что нужно потянуть за рукоятку, но
он соврал, что тормоз не действует. Поезд безусловно
остановится, так как тормоз через все вагоны соединен с
паровозом. Аварийный тормоз должен действовать.
Во время разговора оба держали руки на рукоятке, и
поистине остается загадкой, как случилось, что рукоять
оттянулась назад и поезд остановился.
Оба никак не могли прийти к соглашению, кто, собственно,
подал сигнал тревоги. Швейк утверждал, что он не мог этого
сделать,-- дескать, он не уличный мальчишка.
-- Я сам удивляюсь,-- добродушно говорил он подоспевшему
кондуктору,-- почему это поезд вдруг остановился. Ехал, ехал, и
вдруг на тебе -- стоп! Мне это еще неприятнее, чем вам.
Какой-то солидный господин стал на защиту железнодорожника
и утверждал, что сам слышал, как солдат первый начал разговор
об аварийных тормозах.
Но Швейк все время повторял, что он абсолютно честен и в
задержке поезда совершенно не заинтересован, так как едет на
фронт.
-- Начальник станции вам все разъяснит,-- решил
кондуктор.-- Это обойдется вам в двадцать крон.
Пассажиры тем временем вылезли из вагонов, раздался
свисток обер-кондуктора, и какая-то дама в панике побежала с
чемоданом через линию в поле.
-- И стоит,-- рассуждал Швейк, сохраняя полнейшее
спокойствие,-- двадцать крон -- это еще дешево. Однажды, когда
государь император посетил Жижков, некий Франта Шнор остановил
его карету, бросившись перед государем императором на колени
прямо посреди мостовой. Потом полицейский комиссар этого
района, плача, упрекал Шнора, что ему не следовало падать на
колени в его районе, надо было на соседней улице, которая
относится уже к району комиссара Краузе,-- и там выражать свои
верноподданнические чувства. Потом Шнора посадили.
Швейк посмотрел вокруг как раз в тот момент, когда к
окружившей его группе слушателей подошел обер-кондуктор.
-- Ну ладно, едем дальше,-- сказал Швейк.-- Хорошего мало,
когда поезд опаздывает. Если бы это произошло в мирное время,
тогда, пожалуйста, бог с ним, но раз война, то нужно знать, что
в каждом поезде едут военные чины: генерал-майоры,
обер-лейтенанты, денщики. Каждое такое опоздание -- паршивая
вещь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212