Это будут решать теперь, и
я думаю, что вам, господин лейтенант, тоже следует высказаться
по этому вопросу.
Под влиянием столь дипломатической речи подпоручик Дуб
отчасти пришел в себя: для него в какой-то мере сделалось ясно,
что он не в казармах, однако из предосторожности он все же
спросил:
-- Где я?
-- Вы изволите быть в бардачке, господин лейтенант. Пути
господни неисповедимы!
Подпоручик Дуб тяжело вздохнул, слез с дивана и стал
надевать свое обмундирование. Швейк ему помогал. Наконец Дуб
оделся, и оба вышли. Но Швейк тут же вернулся и, не обращая
внимания на Эллу, которая, превратно истолковав его
возвращение, по причине несчастной любви опять полезла на
кровать, быстро выпил остаток рябиновки и устремился за
подпоручиком.
На улице подпоручику Дубу хмель снова ударил в голову, так
как было очень душно. Он понес какую-то бессвязную чушь.
Рассказывал Швейку о том, что у него дома есть почтовая марка с
Гельголанда и что они тотчас же по получении аттестата зрелости
пошли играть в бильярд и не поздоровались с классным
наставником. К каждой фразе он прибавлял:
-- Надеюсь, вы меня правильно понимаете?!
-- Вполне правильно,-- твердил Швейк.-- Вы говорите, как
будейовицкий жестяник Покорный. Тот, когда его спрашивали:
"Купались ли вы в этом году в Мальше?" -- отвечал: "Не купался,
но зато в этом году будет хороший урожай слив". А когда его
спрашивали: "Вы уже ели в этом году грибы?" -- он отвечал: "Не
ел, но зато новый марокканский султан, говорят, весьма
достойный человек".
Подпоручик Дуб остановился и высказал еще одно свое
убеждение:
-- Марокканский султан -- конченая фигура,-- вытер пот со
лба и, глядя помутневшими глазами на Швейка, проворчал: -- Так
сильно я даже зимою не потел. Согласны? Вы понимаете меня?
-- Вполне, господин лейтенант. К нам в трактир "У чаши"
ходил один старый господин, какой-то отставной советник из
Краевого комитета, он утверждал то же самое. Он всегда говорил,
что удивлен огромной разницей в температуре зимой и летом, что
его поражает, как люди до сих пор этого не замечали.
В воротах гимназии Швейк оставил подпоручика Дуба. Тот,
шатаясь, поднялся вверх по лестнице в учительскую, где
происходило военное совещание, и сейчас же доложил капитану
Сагнеру, что он совершенно пьян.
Во время доклада он сидел с опущенной головой, а во время
дебатов изредка поднимался и кричал:
-- Ваше мнение справедливо, господа, но я совершенно пьян!
План диспозиции был разработан. Рота поручика Лукаша была
назначена в авангард. Подпоручик Дуб внезапно вздрогнул, встал
и сказал:
-- Никогда не забуду, господа, нашего классного
наставника. Многая ему лета! Многая, многая, многая лета!
Поручик Лукаш подумал, что лучше всего велеть денщику
Кунерту уложить подпоручика Дуба рядом, в физическом кабинете,
у дверей которого стоял караульный, дабы никто не мог украсть
уже наполовину разворованной коллекции минералов. На это
бригада постоянно обращала внимание проходящих частей.
К предосторожностям подобного рода начали прибегать с тех
пор, как один из гонведских батальонов, размещенный в гимназии,
попытался ограбить кабинет. Особенно понравилась гонведам
коллекция минералов -- пестрых кристаллов и колчеданов, которые
они рассовали по своим вещевым мешкам.
На военном кладбище на одном из белых крестов имеется
надпись: "Ласло Гаргань". Там спит вечным сном гонвед, который
при грабеже гимназических коллекций выпил весь денатурат из
банки, где были заспиртованы разные пресмыкающиеся.
Мировая война истребляла человеческое племя даже настойкой
на змеях.
Когда все разошлись, поручик Лукаш велел позвать денщика
Кунерта, который увел и уложил на кушетку подпоручика Дуба.
Подпоручик Дуб вдруг превратился в маленького ребенка:
взял Кунерта за руку, долго рассматривал его ладонь, уверяя,
что угадает по ней фамилию его будущей супруги.
-- Как ваша фамилия? Выньте из нагрудного кармана моего
мундира записную книжку и карандаш. Значит, ваша фамилия
Кунерт. Придите через четверть часа, и я вам оставлю здесь
листок с фамилией вашей будущей супруги.
Сказав это, он захрапел, но вдруг проснулся и стал что-то
черкать в своей записной книжке, потом вырвал исписанные листки
и бросил их на пол. Приложив многозначительно пальцы к губам,
он заплетающимся языком прошептал:
-- Пока еще нет, но через четверть часа... Лучше всего
искать бумажку с завязанными глазами.
Кунерт был настолько глуп, что действительно пришел через
четверть часа и, развернув бумажку, прочитал каракули
подпоручка Дуба: "Фамилия вашей будущей супруги: пани
Кунертова".
Когда Кунерт показал бумажку Швейку, тот посоветовал ему
хорошенько ее беречь. Такие документы от начальства должно
ценить; в мирное время на военной службе не было такого случая,
чтобы офицер переписывался со своим денщиком и называл его при
этом паном.
x x x
Когда все приготовления к выступлению согласно данным
диспозиции были закончены, бригадный генерал, которого так
великолепно выставил из помещения ганноверский полковник,
собрал весь батальон, построил его, как обычно, в каре и
произнес речь. Генерал очень любил произносить речи. Он понес
околесицу, перескакивая с пятого на десятое, а исчерпав до
конца источник своего красноречия, вспомнил о полевой почте.
-- Солдаты! -- гремел он, обращаясь к выстроившимся в каре
солдатам.-- Мы приближаемся к неприятельскому фронту, от
которого нас отделяют лишь несколько дневных переходов.
Солдаты, до сих пор во время похода вы не имели возможности
сообщить вашим близким, которых вы оставили, свои адреса, дабы
ваши далекие знали, куда вам писать, и дабы вам могли доставить
радость письма ваших дорогих покинутых...
Он запутался, смешался, повторяя бесконечно: "Милые,
далекие -- дорогие родственники -- милые покинутые" и т. д.,
пока наконец не вырвался из этого заколдованного круга могучим
восклицанием: "Для этого и существует на фронте полевая почта!"
Дальнейшая его речь сводилась приблизительно к тому, что
все люди в серых шинелях должны идти на убой с величайшей
радостью потому лишь, что на фронте существует полевая почта. И
если граната оторвет кому-нибудь обе ноги, то каждому будет
приятно умирать, если он вспомнит. что номер его полевой почты
семьдесят два и там, быть может, лежит письмо из дому от
далеких милых с посылкой, содержащей кусок копченого мяса, сало
и домашние сухари.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212
я думаю, что вам, господин лейтенант, тоже следует высказаться
по этому вопросу.
Под влиянием столь дипломатической речи подпоручик Дуб
отчасти пришел в себя: для него в какой-то мере сделалось ясно,
что он не в казармах, однако из предосторожности он все же
спросил:
-- Где я?
-- Вы изволите быть в бардачке, господин лейтенант. Пути
господни неисповедимы!
Подпоручик Дуб тяжело вздохнул, слез с дивана и стал
надевать свое обмундирование. Швейк ему помогал. Наконец Дуб
оделся, и оба вышли. Но Швейк тут же вернулся и, не обращая
внимания на Эллу, которая, превратно истолковав его
возвращение, по причине несчастной любви опять полезла на
кровать, быстро выпил остаток рябиновки и устремился за
подпоручиком.
На улице подпоручику Дубу хмель снова ударил в голову, так
как было очень душно. Он понес какую-то бессвязную чушь.
Рассказывал Швейку о том, что у него дома есть почтовая марка с
Гельголанда и что они тотчас же по получении аттестата зрелости
пошли играть в бильярд и не поздоровались с классным
наставником. К каждой фразе он прибавлял:
-- Надеюсь, вы меня правильно понимаете?!
-- Вполне правильно,-- твердил Швейк.-- Вы говорите, как
будейовицкий жестяник Покорный. Тот, когда его спрашивали:
"Купались ли вы в этом году в Мальше?" -- отвечал: "Не купался,
но зато в этом году будет хороший урожай слив". А когда его
спрашивали: "Вы уже ели в этом году грибы?" -- он отвечал: "Не
ел, но зато новый марокканский султан, говорят, весьма
достойный человек".
Подпоручик Дуб остановился и высказал еще одно свое
убеждение:
-- Марокканский султан -- конченая фигура,-- вытер пот со
лба и, глядя помутневшими глазами на Швейка, проворчал: -- Так
сильно я даже зимою не потел. Согласны? Вы понимаете меня?
-- Вполне, господин лейтенант. К нам в трактир "У чаши"
ходил один старый господин, какой-то отставной советник из
Краевого комитета, он утверждал то же самое. Он всегда говорил,
что удивлен огромной разницей в температуре зимой и летом, что
его поражает, как люди до сих пор этого не замечали.
В воротах гимназии Швейк оставил подпоручика Дуба. Тот,
шатаясь, поднялся вверх по лестнице в учительскую, где
происходило военное совещание, и сейчас же доложил капитану
Сагнеру, что он совершенно пьян.
Во время доклада он сидел с опущенной головой, а во время
дебатов изредка поднимался и кричал:
-- Ваше мнение справедливо, господа, но я совершенно пьян!
План диспозиции был разработан. Рота поручика Лукаша была
назначена в авангард. Подпоручик Дуб внезапно вздрогнул, встал
и сказал:
-- Никогда не забуду, господа, нашего классного
наставника. Многая ему лета! Многая, многая, многая лета!
Поручик Лукаш подумал, что лучше всего велеть денщику
Кунерту уложить подпоручика Дуба рядом, в физическом кабинете,
у дверей которого стоял караульный, дабы никто не мог украсть
уже наполовину разворованной коллекции минералов. На это
бригада постоянно обращала внимание проходящих частей.
К предосторожностям подобного рода начали прибегать с тех
пор, как один из гонведских батальонов, размещенный в гимназии,
попытался ограбить кабинет. Особенно понравилась гонведам
коллекция минералов -- пестрых кристаллов и колчеданов, которые
они рассовали по своим вещевым мешкам.
На военном кладбище на одном из белых крестов имеется
надпись: "Ласло Гаргань". Там спит вечным сном гонвед, который
при грабеже гимназических коллекций выпил весь денатурат из
банки, где были заспиртованы разные пресмыкающиеся.
Мировая война истребляла человеческое племя даже настойкой
на змеях.
Когда все разошлись, поручик Лукаш велел позвать денщика
Кунерта, который увел и уложил на кушетку подпоручика Дуба.
Подпоручик Дуб вдруг превратился в маленького ребенка:
взял Кунерта за руку, долго рассматривал его ладонь, уверяя,
что угадает по ней фамилию его будущей супруги.
-- Как ваша фамилия? Выньте из нагрудного кармана моего
мундира записную книжку и карандаш. Значит, ваша фамилия
Кунерт. Придите через четверть часа, и я вам оставлю здесь
листок с фамилией вашей будущей супруги.
Сказав это, он захрапел, но вдруг проснулся и стал что-то
черкать в своей записной книжке, потом вырвал исписанные листки
и бросил их на пол. Приложив многозначительно пальцы к губам,
он заплетающимся языком прошептал:
-- Пока еще нет, но через четверть часа... Лучше всего
искать бумажку с завязанными глазами.
Кунерт был настолько глуп, что действительно пришел через
четверть часа и, развернув бумажку, прочитал каракули
подпоручка Дуба: "Фамилия вашей будущей супруги: пани
Кунертова".
Когда Кунерт показал бумажку Швейку, тот посоветовал ему
хорошенько ее беречь. Такие документы от начальства должно
ценить; в мирное время на военной службе не было такого случая,
чтобы офицер переписывался со своим денщиком и называл его при
этом паном.
x x x
Когда все приготовления к выступлению согласно данным
диспозиции были закончены, бригадный генерал, которого так
великолепно выставил из помещения ганноверский полковник,
собрал весь батальон, построил его, как обычно, в каре и
произнес речь. Генерал очень любил произносить речи. Он понес
околесицу, перескакивая с пятого на десятое, а исчерпав до
конца источник своего красноречия, вспомнил о полевой почте.
-- Солдаты! -- гремел он, обращаясь к выстроившимся в каре
солдатам.-- Мы приближаемся к неприятельскому фронту, от
которого нас отделяют лишь несколько дневных переходов.
Солдаты, до сих пор во время похода вы не имели возможности
сообщить вашим близким, которых вы оставили, свои адреса, дабы
ваши далекие знали, куда вам писать, и дабы вам могли доставить
радость письма ваших дорогих покинутых...
Он запутался, смешался, повторяя бесконечно: "Милые,
далекие -- дорогие родственники -- милые покинутые" и т. д.,
пока наконец не вырвался из этого заколдованного круга могучим
восклицанием: "Для этого и существует на фронте полевая почта!"
Дальнейшая его речь сводилась приблизительно к тому, что
все люди в серых шинелях должны идти на убой с величайшей
радостью потому лишь, что на фронте существует полевая почта. И
если граната оторвет кому-нибудь обе ноги, то каждому будет
приятно умирать, если он вспомнит. что номер его полевой почты
семьдесят два и там, быть может, лежит письмо из дому от
далеких милых с посылкой, содержащей кусок копченого мяса, сало
и домашние сухари.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212