Теперь он подошел к Швейку и Ванеку и начал подглядывать к
ним в карты. В этот момент оба игрока забыли и думать о
чинопочитании. Они играли в "марьяж" уже не вдвоем, а втроем,
вместе с Ходоунским.
Ординарец Швейк распекал старшего писаря Ванека:
-- Просто удивительно, как вы ухитряетесь так глупо
играть. Ведь вы же видите, что он играет на ренонсах, что у
меня нет бубен, и все-таки, как неразумная скотина, вместо
восьмерки идете трефовым валетом, и этот балбес выигрывает!
-- Подумаешь, сколько крику из-за одной проигранной
взятки,-- послышался вежливый ответ старшего писаря.-- Вы сами
играете, как идиот. Из пальца, что ли, я вам высосу бубновую
восьмерку, когда у меня на руках совсем нет бубен, а только
крупные пики и трефы. Эх вы, бардачный заседатель!
-- Тогда вам надо было, умная вы голова, играть без
козырей! -- с улыбкой присоветовал Швейк.-- Точь-в-точь такое
случилось как-то раз в винном погребке "У Вальшов". Там тоже
один дуралей имел на руках козыри, но не пользовался ими, а все
время откладывал самые маленькие карты в прикуп и пасовал. А
какие были карты! Всех мастей, самые крупные! И так же как
теперь, если бы вы играли без козырей, я не имел бы никакой
выгоды, так и в тот вечер ни мне и ни кому другому это не было
выгодно. Шло бы все это кругом, а мы платили бы да платили. Я в
конце концов не выдержал и говорю: "Господин Герольд, будьте
любезны, не валяйте дурака, играйте без козырей". Ну, а он на
меня как набросится: имею, мол, право играть, как хочу, а вы
должны держать язык за зубами, я-де с университетским
образованием. Но это ему дорого обошлось. Хозяин трактира был
знакомый, официантка относилась к нам более чем ласково, а
патрулю мы разъяснили -- и все было в наилучшем порядке. Прежде
всего, это хулиганство -- нарушать ночную тишину и звать
патруль только потому, что ты, поскользнувшись у трактира,
упал, проехался по льду носом и в кровь его расквасил. Кроме
того, мы и пальцем не тронули этого господина, когда он
шулерничал в "марьяже". Ну а когда его разоблачили, он удирал
так быстро, что трахнулся со всего размаху. Хозяин трактира и
официантка подтвердили, что мы действительно вели себя
чрезвычайно джентльменски, а он ничего лучшего не заслужил.
Сидел с семи часов вечера до полночи всего за
одной-единственной кружкой пива да стаканом содовой воды и
корчил из себя бог весть кого потому только, что он профессор
университета, а в "марьяже" понимал как свинья в апельсине...
Ну, кому теперь сдавать?
-- Теперь сыграем в "прикупного",-- предложил
повар-оккультист,-- по десять геллеров и по два.
-- Лучше расскажите нам,-- предложил старший писарь
Ванек,-- о переселении душ, как это вы рассказывали барышне в
кантине, когда разбили себе нос.
-- О переселении душ я уже слыхал,-- отозвался Швейк.--
Как-то, несколько лет тому назад, я решил, чтобы не отстать от
других, заняться, простите за выражение, самообразованием и
пошел в читальный зал Пражского промышленного общества. Но,
поскольку вид у меня был непрезентабельный и на заднице
просвечивало, заняться самообразованием я не смог, в читальный
зал меня не пустили и вывели вон, заподозрив, что я пришел
красть шубы. Тогда я надел праздничный костюм и пошел в
библиотеку Музея. Там мы с товарищем получили книжку о
переселении душ. В этой книжке я вычитал, что один индийский
император после смерти превратился в свинью, а когда эту свинью
закололи, он превратился в обезьяну, из обезьяны -- в барсука,
из барсука -- в министра. На военной службе я убедился, что в
этом есть доля правды. Ведь всякий, у кого на эполетах хоть
одна звездочка, обзывает солдат либо морской свиньей, либо
другим каким звериным именем. Поэтому можно предположить, что
тысячу лет тому назад эти простые солдаты были знаменитыми
полководцами. А в военное время такое переселение душ --
глупейшая вещь. Черт знает, каких только метаморфоз не
произойдет с человеком, пока он станет, скажем, телефонистом,
поваром или пехотинцем! И вдруг он убит гранатой, а его душа
вселяется в какую-нибудь артиллерийскую лошадь. Но вот в
батарею, когда она занимает высоту, опять попадает снаряд и
разносит на куски лошадь, в которую воплотилась душа покойника.
Теперь эта душа мигом переселяется в обозную корову, из которой
готовят гуляш для всей воинской части, а из коровы -- ну,
скажем, в телефониста, а из телефониста...
-- Удивляюсь,-- прервал Швейка явно задетый телефонист
Ходоун-ский,-- почему именно я должен быть мишенью для
идиотских острот?
-- Ходоунский, который содержит частное сыскное бюро с
фирменной маркой "Око", как у святой троицы, не родственник ли
ваш? -- невинно спросил Швейк.-- Очень люблю частных сыщиков.
Несколько лет тому назад я отбывал воинскую повинность вместе с
одним частным сыщиком по фамилии Штендлер. Голова у него
напоминала еловую шишку, и наш фельдфебель любил повторять, что
за двадцать лет службы он видел много шишкообразных военных
голов, но такой еловой шишки даже представить себе не мог.
"Послушайте, Штендлер,-- говорил он ему,-- если бы в нынешнем
году не было маневров, ваша шишковидная голова даже для военной
службы не пригодилась бы. Ну, а теперь по вашей шишке будет, по
крайней мере, пристреливаться артиллерия, когда мы придем в
такую местность, где не найдем лучшего ориентира". Ну и
натерпелся же бедняга от него! Иногда во время похода вышлет
его фельдфебель на пятьсот шагов вперед, а потом командует:
"Направление -- голова-шишка!" Этому самому Штендлеру и как
частному сыщику страшно не везло. Бывало, он частенько
рассказывал, сидя в кантине, сколько пришлось претерпеть ему на
этой службе! Получает он, например, задание: выследить супругу
одного клиента. Прибегает такой клиент сам не свой в их контору
и дает поручение разузнать, не снюхалась ли его супруга с
другим, а если снюхалась, то с кем снюхалась, где и как
снюхалась. Или же наоборот. Этакая ревнивая баба захочет
выследить, с кем шляется ее муж, чтобы иметь основание почаще
устраивать дома скандалы. Штендлер был человек образованный,
говорил о нарушении супружеской верности в самых деликатных
выражениях и, бывало, чуть не плакал, рассказывая нам, как от
него требовали, чтобы он застиг "ее" или "его" in flagrant! /
На месте преступления (лат.)/. Другой бы, скажем, обрадовался,
если бы застал такую парочку in flagrant!, и только глаза бы
пялил, а Штендлер, по его словам, в таких случаях сам терялся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212