Смягчать выражения или применять многоточие я считаю
глупейшим лицемерием. Ведь эти слова употребляют и в
парламенте.
Правильно было когда-то сказано, что хорошо воспитанный
человек может читать все. Осуждать то, что естественно, могут
лишь люди духовно бесстыдные, изощренные похабники, которые,
придерживаясь гнусной лжеморали, не смотрят на содержание, а с
гневом набрасываются на отдельные слова.
Несколько лет назад я читал рецензию на одну повесть.
Критик выходил из себя по поводу того, что автор написал: "Он
высморкался и вытер нос". Это, мол, идет вразрез с тем
эстетическим и возвышенным, что должна давать народу
литература.
Это только один, притом не самый яркий пример того, какие
ослы рождаются под луной.
Люди, которых коробит от сильных выражений, просто трусы,
пугающиеся настоящей жизни, и такие слабые люди наносят
наибольший вред культуре и общественной морали. Они хотели бы
превратить весь народ в сентиментальных людишек, онанистов
псевдокультуры типа св. Алоиса. Монах Евстахий в своей книге
рассказывает, что когда св. Алоис услышал, как один человек с
шумом выпустил газы, он ударился в слезы, и только молитва его
успокоила.
Такие типы на людях страшно негодуют, но с огромным
удовольствием ходят по общественным уборным и читают
непристойные надписи на стенках.
Употребив в своей книге несколько сильных выражений, я
просто запечатлел то, как разговаривают между собой люди в
действительности.
Нельзя требовать от трактирщика Паливца, чтобы он
выражался так же изысканно, как госпожа Лаудова, доктор Гут,
госпожа Ольга Фастрова и ряд других лиц, которые охотно
превратили бы всю Чехословацкую республику в большой салон, по
паркету которого расхаживают люди во фраках и белых перчатках;
разговаривают они на изысканном языке и культивируют утонченную
салонную мораль, а за ширмой этой морали салонные львы
предаются самому гадкому и противоестественному разврату.
x x x
Пользуюсь случаем сообщить здесь, что трактирщик Паливец
жив. Он переждал войну в тюрьме и остался таким же, каким был
во время приключения с портретом императора Франца-Иосифа.
Прочитав о себе в моей книжке, он навестил меня и потом
купил больше двадцати экземпляров первого выпуска, роздал их
своим знакомым и таким образом содействовал распространению
этой книги.
Ему доставило громадное удовольствие все, что я о нем
написал, выставив его как всем известного грубияна. "Меня уже
никто не переделает,-- сказал он мне.-- Я всю жизнь выражался
грубо и говорил то, что думал, и впредь так буду говорить. Я и
не подумаю затыкать себе глотку из-за какой-то ослицы. Нынче я
стал знаменитым".
Его уважение к себе возросло. Его слава зиждется на
нескольких сильных выражениях. Это его вполне удовлетворяет.
Если бы, предположим, точно и верно воспроизведя его манеру
говорить, я захотел бы тем самым поставить ему на вид, так,
мол, выражаться не следует (что, конечно, в мои намерения не
входило), я безусловно оскорбил бы этого порядочного человека.
Употребляя первые попавшиеся выражения, он, сам того не
зная, просто и честно выразил протест чеха против всякого рода
низкопоклонства. Неуважение к императору и к приличным
выражениям было у него в крови.
x x x
Отто Кац тоже жив. Это подлинный портрет фельдкурата.
После переворота он забросил свое занятие, выступил из церкви и
теперь служит доверенным на фабрике бронзы и красок в Северной
Чехии. Он написал мне длинное письмо, в котором угрожал, что
разделается со мной. Дело в том, что одна немецкая газета
поместила перевод главы, в которой он изображен таким, каким
выглядел в действительности. Я зашел к нему, и все кончилось
прекрасно. К двум часам ночи он не мог уже стоять на ногах, но
без устали проповедовал и в конце концов заявил: "Эй вы,
гипсовые головы! Я-- Отто Кац, фельдкурат!"
Много людей типа покойного Бретшнейдера, государственного
сыщика старой Австрии, и нынче рыскает по республике. Их
чрезвычайно интересует, кто что говорит.
x x x
Не знаю, удастся ли мне этой книгой достичь того, к чему я
стремился. Однажды я слышал, как один ругал другого: "Ты глуп,
как Швейк". Это свидетельствует о противоположном. Однако если
слово "Швейк" станет новым ругательством в пышном венке бранных
слов, то мне останется только удовлетвориться этим обогащением
чешского языка.
Ярослав Гашек. Похождения бравого солдата Швейка. Часть 2
ПОХОЖДЕНИЯ БРАВОГО СОЛДАТА ШВЕЙКА
ВО ВРЕМЯ МИРОВОЙ ВОЙНЫ
* ЧАСТЬ ВТОРАЯ. НА ФРОНТЕ *
Глава I. ЗЛОКЛЮЧЕНИЯ ШВЕЙКА В ПОЕЗДЕ
В одном из купе второго класса скорого поезда Прага --
Чешские Будейовицы ехало трое пассажиров: поручик Лукаш,
напротив которого сидел пожилой, совершенно лысый господин, и,
наконец, Швейк. Последний скромно стоял у двери и почтительно
готовился выслушать очередной поток ругательств поручика,
который, не обращая внимания на присутствие лысого штатского,
всю дорогу орал, что Швейк -- скотина и тому подобное.
Дело было пустяковое: речь шла о количестве чемоданов, за
которыми должен был присматривать Швейк.
-- У нас украли чемодан! -- ругал Швейка поручик.-- Как
только у тебя язык поворачивается, негодяй, докладывать мне об
этом!
-- Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант,-- тихо
ответил Швейк,-- его взаправду украли. На вокзале всегда
болтается много жуликов, и, видать, кому-то из них наш чемодан,
несомненно, понравился, и этот человек, несомненно,
воспользовался моментом, когда я отошел от чемоданов доложить
вам, что с нашим багажом все в порядке. Этот субъект мог
украсть наш чемодан именно в этот подходящий для него момент.
Они только и подстерегают такие моменты. Два года тому назад на
Северо-Западном вокзале у одной дамочки украли детскую
колясочку вместе с девочкой, закутанной в одеяльце, но воры
были настолько благородны, что сдали девочку в полицию на нашей
улице, заявив, что ее, мол, подкинули и они нашли ее в воротах.
Потом газеты превратили бедную дамочку в мать-злодейку.-- И
Швейк с твердой убежденностью заключил:-- На вокзалах всегда
крали и будут красть -- без этого не обойтись.
-- Я глубоко убежден, Швейк,-- сказал поручик,-- что вы
плохо кончите. До сих пор не могу понять, корчите вы из себя
осла или же так уж и родились ослом. Что было в этом чемодане?
-- Почти ничего, господин обер-лейтенант,-- ответил Швейк,
не спуская глаз с голого черепа штатского, сидевшего напротив
поручика с "Нейе Фрейе Прессе" в руках и, казалось, не
проявлявшего никакого интереса ко всему происшествию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212
глупейшим лицемерием. Ведь эти слова употребляют и в
парламенте.
Правильно было когда-то сказано, что хорошо воспитанный
человек может читать все. Осуждать то, что естественно, могут
лишь люди духовно бесстыдные, изощренные похабники, которые,
придерживаясь гнусной лжеморали, не смотрят на содержание, а с
гневом набрасываются на отдельные слова.
Несколько лет назад я читал рецензию на одну повесть.
Критик выходил из себя по поводу того, что автор написал: "Он
высморкался и вытер нос". Это, мол, идет вразрез с тем
эстетическим и возвышенным, что должна давать народу
литература.
Это только один, притом не самый яркий пример того, какие
ослы рождаются под луной.
Люди, которых коробит от сильных выражений, просто трусы,
пугающиеся настоящей жизни, и такие слабые люди наносят
наибольший вред культуре и общественной морали. Они хотели бы
превратить весь народ в сентиментальных людишек, онанистов
псевдокультуры типа св. Алоиса. Монах Евстахий в своей книге
рассказывает, что когда св. Алоис услышал, как один человек с
шумом выпустил газы, он ударился в слезы, и только молитва его
успокоила.
Такие типы на людях страшно негодуют, но с огромным
удовольствием ходят по общественным уборным и читают
непристойные надписи на стенках.
Употребив в своей книге несколько сильных выражений, я
просто запечатлел то, как разговаривают между собой люди в
действительности.
Нельзя требовать от трактирщика Паливца, чтобы он
выражался так же изысканно, как госпожа Лаудова, доктор Гут,
госпожа Ольга Фастрова и ряд других лиц, которые охотно
превратили бы всю Чехословацкую республику в большой салон, по
паркету которого расхаживают люди во фраках и белых перчатках;
разговаривают они на изысканном языке и культивируют утонченную
салонную мораль, а за ширмой этой морали салонные львы
предаются самому гадкому и противоестественному разврату.
x x x
Пользуюсь случаем сообщить здесь, что трактирщик Паливец
жив. Он переждал войну в тюрьме и остался таким же, каким был
во время приключения с портретом императора Франца-Иосифа.
Прочитав о себе в моей книжке, он навестил меня и потом
купил больше двадцати экземпляров первого выпуска, роздал их
своим знакомым и таким образом содействовал распространению
этой книги.
Ему доставило громадное удовольствие все, что я о нем
написал, выставив его как всем известного грубияна. "Меня уже
никто не переделает,-- сказал он мне.-- Я всю жизнь выражался
грубо и говорил то, что думал, и впредь так буду говорить. Я и
не подумаю затыкать себе глотку из-за какой-то ослицы. Нынче я
стал знаменитым".
Его уважение к себе возросло. Его слава зиждется на
нескольких сильных выражениях. Это его вполне удовлетворяет.
Если бы, предположим, точно и верно воспроизведя его манеру
говорить, я захотел бы тем самым поставить ему на вид, так,
мол, выражаться не следует (что, конечно, в мои намерения не
входило), я безусловно оскорбил бы этого порядочного человека.
Употребляя первые попавшиеся выражения, он, сам того не
зная, просто и честно выразил протест чеха против всякого рода
низкопоклонства. Неуважение к императору и к приличным
выражениям было у него в крови.
x x x
Отто Кац тоже жив. Это подлинный портрет фельдкурата.
После переворота он забросил свое занятие, выступил из церкви и
теперь служит доверенным на фабрике бронзы и красок в Северной
Чехии. Он написал мне длинное письмо, в котором угрожал, что
разделается со мной. Дело в том, что одна немецкая газета
поместила перевод главы, в которой он изображен таким, каким
выглядел в действительности. Я зашел к нему, и все кончилось
прекрасно. К двум часам ночи он не мог уже стоять на ногах, но
без устали проповедовал и в конце концов заявил: "Эй вы,
гипсовые головы! Я-- Отто Кац, фельдкурат!"
Много людей типа покойного Бретшнейдера, государственного
сыщика старой Австрии, и нынче рыскает по республике. Их
чрезвычайно интересует, кто что говорит.
x x x
Не знаю, удастся ли мне этой книгой достичь того, к чему я
стремился. Однажды я слышал, как один ругал другого: "Ты глуп,
как Швейк". Это свидетельствует о противоположном. Однако если
слово "Швейк" станет новым ругательством в пышном венке бранных
слов, то мне останется только удовлетвориться этим обогащением
чешского языка.
Ярослав Гашек. Похождения бравого солдата Швейка. Часть 2
ПОХОЖДЕНИЯ БРАВОГО СОЛДАТА ШВЕЙКА
ВО ВРЕМЯ МИРОВОЙ ВОЙНЫ
* ЧАСТЬ ВТОРАЯ. НА ФРОНТЕ *
Глава I. ЗЛОКЛЮЧЕНИЯ ШВЕЙКА В ПОЕЗДЕ
В одном из купе второго класса скорого поезда Прага --
Чешские Будейовицы ехало трое пассажиров: поручик Лукаш,
напротив которого сидел пожилой, совершенно лысый господин, и,
наконец, Швейк. Последний скромно стоял у двери и почтительно
готовился выслушать очередной поток ругательств поручика,
который, не обращая внимания на присутствие лысого штатского,
всю дорогу орал, что Швейк -- скотина и тому подобное.
Дело было пустяковое: речь шла о количестве чемоданов, за
которыми должен был присматривать Швейк.
-- У нас украли чемодан! -- ругал Швейка поручик.-- Как
только у тебя язык поворачивается, негодяй, докладывать мне об
этом!
-- Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант,-- тихо
ответил Швейк,-- его взаправду украли. На вокзале всегда
болтается много жуликов, и, видать, кому-то из них наш чемодан,
несомненно, понравился, и этот человек, несомненно,
воспользовался моментом, когда я отошел от чемоданов доложить
вам, что с нашим багажом все в порядке. Этот субъект мог
украсть наш чемодан именно в этот подходящий для него момент.
Они только и подстерегают такие моменты. Два года тому назад на
Северо-Западном вокзале у одной дамочки украли детскую
колясочку вместе с девочкой, закутанной в одеяльце, но воры
были настолько благородны, что сдали девочку в полицию на нашей
улице, заявив, что ее, мол, подкинули и они нашли ее в воротах.
Потом газеты превратили бедную дамочку в мать-злодейку.-- И
Швейк с твердой убежденностью заключил:-- На вокзалах всегда
крали и будут красть -- без этого не обойтись.
-- Я глубоко убежден, Швейк,-- сказал поручик,-- что вы
плохо кончите. До сих пор не могу понять, корчите вы из себя
осла или же так уж и родились ослом. Что было в этом чемодане?
-- Почти ничего, господин обер-лейтенант,-- ответил Швейк,
не спуская глаз с голого черепа штатского, сидевшего напротив
поручика с "Нейе Фрейе Прессе" в руках и, казалось, не
проявлявшего никакого интереса ко всему происшествию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212