Было
тихо, словно в церкви. Тишину внезапно нарушил Швейк, он сложил
руки, как на молитве, и заговорил:
-- "Отче наш. иже еси на небеси, да святится имя твое, да
приидет царствие твое..." Пардон, мадам, наврал! Я хотел
сказать: "Господи боже, отец небесный, благослови эти дары, иже
щедрости ради твоей вкусим. Аминь".
После этих слов он взял с постели курицу и набросился на
нее, провожаемый испуганным взглядом доктора Грюнштейна.
-- Ах, как ему вкусно, зольдатику! -- восторженно
зашептала доктору Грюнштейну старая баронесса.-- Он уже здоров
и может поехать на поле битвы. Отшень, от-шень рада, что все
это ей на пользу.
Она обошла все постели, раздавая всем сигареты и
шоколадные конфеты, затем опять подошла к Швейку, погладила его
по голове со словами "Behut euch Gott"/ Храни вас бог (нем.)/ и
покинула палату, сопровождаемая всей свитой.
Пока доктор Грюнштейн провожал баронессу, Швейк роздал
цыплят, которые были проглочены с молниеносной быстротой.
Возвратясь, доктор нашел только кучу костей, обглоданных так
здорово, будто цыплята живьем попали в гнездо коршунов и их
кости несколько месяцев палило солнце.
Исчезли и военный ликер и три бутылки вина. Исчезли в
желудках пациентов плитки шоколада и пачка сухарей. Кто-то даже
выпил флакон лака для ногтей из маникюрного набора, другой
надкусил приложенную к зубной щетке зубную пасту.
Почувствовав, что гроза миновала, доктор Грюнштейн опять
принял боевую позу и произнес длинную речь. Куча обглоданных
костей утвердила его в мысли, что все пациенты неисправимые
симулянты.
-- Солдаты,-- сказал он,-- если бы у вас голова была на
плечах, то вы бы до всего этого не дотронулись, а подумали:
"Если мы это слопаем, старший врач не поверит, будто мы тяжело
больны". А теперь вы как нельзя лучше доказали, что ни в грош
не ставите мою доброту. Я вам выкачиваю желудки, ставлю
клистиры, стараюсь держать на полной диете, а вы так
перегружаете желудок! Хотите нажить себе катар желудка, что ли?
Нет, ребята, ошибаетесь! Прежде чем ваши желудки успеют, это
переварить, я прочищу их так основательно, что вы будете
помнить об этом до самой смерти и детям своим расскажете, как
однажды вы нажрались цыплят и других вкусных вещей и как это не
удержалось у вас в желудке и четверти часа, потому что вам все
своевременно выкачали. Ну-ка, марш за мной! Не думайте, что я
такой же осел, как вы. Я немножко поумней, чем вы все, вместе
взятые. Кроме того, объявляю во всеуслышание, что завтра пошлю
к вам комиссию. Слишком долго вы здесь валяетесь, и никто из
вас не болен, раз вы можете в пять минут так засорить желудок,
как это вам только что удалось сделать... Шагом марш!
Когда дошла очередь до Швейка, доктор Грюнштейн посмотрел
на него и, вспомнив сегодняшний загадочный визит, спросил:
-- Вы знакомы с баронессой?
-- Я ее незаконнорожденный сын,-- спокойно ответил
Швейк.-- Младенцем она меня подкинула, а теперь опять нашла.
Доктор Грюнштейн сказал лаконично:
-- Поставьте Швейку добавочный клистир.
Мрачно было вечером на койках. Всего несколько часов тому
назад в желудках у всех были разные хорошие, вкусные вещи, а
теперь там переливался жиденький чай с коркой хлеба.
Номер двадцать один у окна робко произнес:
-- Хотите верьте, ребята, хотите нет, а жареных цыплят я
люблю больше, чем печеных.
Кто-то проворчал:
-- Сделайте ему темную!
Но все так ослабели после неудачного угощения, что никто
не тронулся с места.Доктор Грюнштейн сдержал слово. Днем
явилось несколько военных врачей из пресловутой врачебной
комиссии. С важным видом обходили они ряды коек, слышны были
только два слова: "Покажи язык!" Швейк высунул язык как только
мог далеко; его лицо от натуги сморщилось в глупую гримасу, и
он зажмурил глаза.
-- Осмелюсь доложить, господин штабной врач, дальше язык
не высовывается.
Тут между Швейком и комиссией разгорелись интересные
дебаты. Швейк утверждал, что сделал это замечание, боясь, как
бы врачи не подумали, будто он прячет от них язык.
Члены комиссии резко разошлись во мнениях о Швейке.
Половина из них утверждала, что Швейк -- "ein bloder Kerl"/
Идиот (нем.)/, в то время как другая половина настаивала на
том, что он прохвост и издевается над военной службой.
-- Черт побери! -- закричал на Швейка председатель
комиссии.-- Мы вас выведем на чистую воду!
Швейк глядел на всю комиссию с божественным спокойствием
невинного ребенка.
Старший штабной врач вплотную подступил к нему.
-- Хотел бы я знать, о чем вы, морская свинья, думаете
сейчас?
-- Осмелюсь доложить, не думаю ни о чем.
-- Himmeldonnerwetter!/ Черт побери! (нем.)/-- заорал один
из членов комиссии, бряцая саблей.-- Он таки вообще ни о чем не
думает! Почему же вы, сиамский слон, не думаете?
-- Осмелюсь доложить, потому, что на военной службе этого
не полагается. Когда я несколько лет назад служил в Девяносто
первом полку, наш капитан всегда нам говорил: "Солдат не должен
думать, за него думает его начальство. Как только солдат
начинает думать, это уже не солдат, а так, вшивая дрянь, шляпа.
Размышления никогда не доводят..."
-- Молчать! -- злобно прервал Швейка председатель
комиссии.
-- У нас уже имеются о вас сведения. Der Keri meint: man
wird glauben, er sei ein wirklicher Idiot.../ Этот молодчик
думает, что ему поверят, будто он действительно идиот...
(нем.)/ Вы вовсе не идиот, Швейк, вы хитрая бестия и пройдоха,
вы жулик, хулиган, сволочь! Понимаете?
-- Так точно, понимаю.
-- Сказано вам молчать? Слышали?
-- Так точно, слышал, "молчать".
-- Himmelhergott! Ну так и молчите, если вам приказано!
Ведь вы отлично знаете, что не смеете болтать.
-- Так точно, знаю, что не смею болтать.
Господа военные переглянулись и вызвали фельдфебеля.
-- Отведите этого субъекта вниз, в канцелярию,-- указывая
на Швейка, приказал старший штабной врач,-- и ждите нашего
распоряжения. В гарнизонной тюрьме ему выбьют из головы эту
болтливость. Парень здоров как бык, симулирует да к тому же
болтает и издевается над своим начальством. Он думает, что мы
здесь только для потехи, что военная служба -- шутка,
комедия... В гарнизонной тюрьме вам покажут, Швейк, что военная
служба -- не балаган.
Швейк пошел с фельдфебелем в канцелярию, по дороге мурлыча
себе под нос:
Я-то вздумал в самом деле
Баловать с войной,--
Дескать, через две недели
Попаду домой.
В то время как в канцелярии дежурный офицер орал на
Швейка, что таких молодчиков надо-де расстреливать, наверху, в
больничных палатах, комиссия истребляла симулянтов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212
тихо, словно в церкви. Тишину внезапно нарушил Швейк, он сложил
руки, как на молитве, и заговорил:
-- "Отче наш. иже еси на небеси, да святится имя твое, да
приидет царствие твое..." Пардон, мадам, наврал! Я хотел
сказать: "Господи боже, отец небесный, благослови эти дары, иже
щедрости ради твоей вкусим. Аминь".
После этих слов он взял с постели курицу и набросился на
нее, провожаемый испуганным взглядом доктора Грюнштейна.
-- Ах, как ему вкусно, зольдатику! -- восторженно
зашептала доктору Грюнштейну старая баронесса.-- Он уже здоров
и может поехать на поле битвы. Отшень, от-шень рада, что все
это ей на пользу.
Она обошла все постели, раздавая всем сигареты и
шоколадные конфеты, затем опять подошла к Швейку, погладила его
по голове со словами "Behut euch Gott"/ Храни вас бог (нем.)/ и
покинула палату, сопровождаемая всей свитой.
Пока доктор Грюнштейн провожал баронессу, Швейк роздал
цыплят, которые были проглочены с молниеносной быстротой.
Возвратясь, доктор нашел только кучу костей, обглоданных так
здорово, будто цыплята живьем попали в гнездо коршунов и их
кости несколько месяцев палило солнце.
Исчезли и военный ликер и три бутылки вина. Исчезли в
желудках пациентов плитки шоколада и пачка сухарей. Кто-то даже
выпил флакон лака для ногтей из маникюрного набора, другой
надкусил приложенную к зубной щетке зубную пасту.
Почувствовав, что гроза миновала, доктор Грюнштейн опять
принял боевую позу и произнес длинную речь. Куча обглоданных
костей утвердила его в мысли, что все пациенты неисправимые
симулянты.
-- Солдаты,-- сказал он,-- если бы у вас голова была на
плечах, то вы бы до всего этого не дотронулись, а подумали:
"Если мы это слопаем, старший врач не поверит, будто мы тяжело
больны". А теперь вы как нельзя лучше доказали, что ни в грош
не ставите мою доброту. Я вам выкачиваю желудки, ставлю
клистиры, стараюсь держать на полной диете, а вы так
перегружаете желудок! Хотите нажить себе катар желудка, что ли?
Нет, ребята, ошибаетесь! Прежде чем ваши желудки успеют, это
переварить, я прочищу их так основательно, что вы будете
помнить об этом до самой смерти и детям своим расскажете, как
однажды вы нажрались цыплят и других вкусных вещей и как это не
удержалось у вас в желудке и четверти часа, потому что вам все
своевременно выкачали. Ну-ка, марш за мной! Не думайте, что я
такой же осел, как вы. Я немножко поумней, чем вы все, вместе
взятые. Кроме того, объявляю во всеуслышание, что завтра пошлю
к вам комиссию. Слишком долго вы здесь валяетесь, и никто из
вас не болен, раз вы можете в пять минут так засорить желудок,
как это вам только что удалось сделать... Шагом марш!
Когда дошла очередь до Швейка, доктор Грюнштейн посмотрел
на него и, вспомнив сегодняшний загадочный визит, спросил:
-- Вы знакомы с баронессой?
-- Я ее незаконнорожденный сын,-- спокойно ответил
Швейк.-- Младенцем она меня подкинула, а теперь опять нашла.
Доктор Грюнштейн сказал лаконично:
-- Поставьте Швейку добавочный клистир.
Мрачно было вечером на койках. Всего несколько часов тому
назад в желудках у всех были разные хорошие, вкусные вещи, а
теперь там переливался жиденький чай с коркой хлеба.
Номер двадцать один у окна робко произнес:
-- Хотите верьте, ребята, хотите нет, а жареных цыплят я
люблю больше, чем печеных.
Кто-то проворчал:
-- Сделайте ему темную!
Но все так ослабели после неудачного угощения, что никто
не тронулся с места.Доктор Грюнштейн сдержал слово. Днем
явилось несколько военных врачей из пресловутой врачебной
комиссии. С важным видом обходили они ряды коек, слышны были
только два слова: "Покажи язык!" Швейк высунул язык как только
мог далеко; его лицо от натуги сморщилось в глупую гримасу, и
он зажмурил глаза.
-- Осмелюсь доложить, господин штабной врач, дальше язык
не высовывается.
Тут между Швейком и комиссией разгорелись интересные
дебаты. Швейк утверждал, что сделал это замечание, боясь, как
бы врачи не подумали, будто он прячет от них язык.
Члены комиссии резко разошлись во мнениях о Швейке.
Половина из них утверждала, что Швейк -- "ein bloder Kerl"/
Идиот (нем.)/, в то время как другая половина настаивала на
том, что он прохвост и издевается над военной службой.
-- Черт побери! -- закричал на Швейка председатель
комиссии.-- Мы вас выведем на чистую воду!
Швейк глядел на всю комиссию с божественным спокойствием
невинного ребенка.
Старший штабной врач вплотную подступил к нему.
-- Хотел бы я знать, о чем вы, морская свинья, думаете
сейчас?
-- Осмелюсь доложить, не думаю ни о чем.
-- Himmeldonnerwetter!/ Черт побери! (нем.)/-- заорал один
из членов комиссии, бряцая саблей.-- Он таки вообще ни о чем не
думает! Почему же вы, сиамский слон, не думаете?
-- Осмелюсь доложить, потому, что на военной службе этого
не полагается. Когда я несколько лет назад служил в Девяносто
первом полку, наш капитан всегда нам говорил: "Солдат не должен
думать, за него думает его начальство. Как только солдат
начинает думать, это уже не солдат, а так, вшивая дрянь, шляпа.
Размышления никогда не доводят..."
-- Молчать! -- злобно прервал Швейка председатель
комиссии.
-- У нас уже имеются о вас сведения. Der Keri meint: man
wird glauben, er sei ein wirklicher Idiot.../ Этот молодчик
думает, что ему поверят, будто он действительно идиот...
(нем.)/ Вы вовсе не идиот, Швейк, вы хитрая бестия и пройдоха,
вы жулик, хулиган, сволочь! Понимаете?
-- Так точно, понимаю.
-- Сказано вам молчать? Слышали?
-- Так точно, слышал, "молчать".
-- Himmelhergott! Ну так и молчите, если вам приказано!
Ведь вы отлично знаете, что не смеете болтать.
-- Так точно, знаю, что не смею болтать.
Господа военные переглянулись и вызвали фельдфебеля.
-- Отведите этого субъекта вниз, в канцелярию,-- указывая
на Швейка, приказал старший штабной врач,-- и ждите нашего
распоряжения. В гарнизонной тюрьме ему выбьют из головы эту
болтливость. Парень здоров как бык, симулирует да к тому же
болтает и издевается над своим начальством. Он думает, что мы
здесь только для потехи, что военная служба -- шутка,
комедия... В гарнизонной тюрьме вам покажут, Швейк, что военная
служба -- не балаган.
Швейк пошел с фельдфебелем в канцелярию, по дороге мурлыча
себе под нос:
Я-то вздумал в самом деле
Баловать с войной,--
Дескать, через две недели
Попаду домой.
В то время как в канцелярии дежурный офицер орал на
Швейка, что таких молодчиков надо-де расстреливать, наверху, в
больничных палатах, комиссия истребляла симулянтов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212