Она -- мать сыра-земля -- разложит
вас и сожрет вместе с башмаками. В мире ничего не исчезает. Из
вас, солдаты, вырастут снова хлеба, которые пойдут на хлеб для
новых солдат. А они, может, так же как и вы, опять будут
недовольны, будут жаловаться и налетят на такого начальника,
который их арестует и упечет так, что им солоно придется, ибо
он имеет на это право. Теперь я вам, солдаты, все хорошо
объяснил и еще раз повторять не буду. Кто впредь вздумает
жаловаться, тому так достанется, что он вспомнит мои слова,
когда вновь появится на божий свет". "Хоть бы обложил нас
когда",-- говорили между собой солдаты, потому что деликатности
в лекциях господина обер-лейтенанта всем опротивели. Раз меня
выбрали представителем от всей роты. Я должен был ему сказать,
что все его любят, но военная служба не в службу, если тебя не
ругают. Я пошел к нему на квартиру и попросил не стесняться:
военная служба -- вещь суровая, солдаты привыкли к ежедневным
напоминаниям, что они свиньи и псы, иначе они теряют уважение к
начальству. Вначале он упирался, говорил что-то о своей
интеллигентности, о том, что теперь уже нельзя служить из-под
палки. В конце концов я его уговорил, он дал мне затрещину и,
чтобы поднять свой авторитет, выбросил меня за дверь. Когда я
сообщил о результатах своих переговоров, все очень
обрадовались, но он им эту радость испортил на следующий же
день. Подходит ко мне и в присутствии всех говорит: "Швейк, я
вчера поступил необдуманно, вот вам золотой, выпейте за мое
здоровье. С солдатами надо обходиться умеючи".
Швейк осмотрелся.
-- Мне кажется, мы идем не так. Ведь господин
обер-лейтенант так хорошо нам объяснил. Нам нужно идти в гору,
вниз, потом налево и направо, потом опять направо, потом
налево, а мы все время идем прямо. Или мы все это прошли и за
разговором не заметили... Я определенно вижу перед собой две
дороги в этот самый Фельдштейн. Я бы предложил теперь идти по
этой дороге, налево.
Как это обыкновенно бывает, когда двое очутятся на
перекрестке, старший писарь Ванек стал утверждать, что нужно
идти направо.
-- Моя дорога,-- сказал Швейк,-- удобнее вашей. Я пойду
вдоль ручья, где растут незабудки, а вы попрете по выжженной
земле. Я придерживаюсь того, что нам сказал господин
обер-лейтенант, а именно, что мы заблудиться не можем; а раз мы
не можем заблудиться, то чего ради я полезу куда-то на гору;
пойду-ка я спокойненько по лугам, воткну себе цветочек в
фуражку и нарву букет для господина обер-лейтенанта. Впрочем,
потом увидим, кто из нас прав, я надеюсь, мы расстанемся
добрыми товарищами. Здесь такая местность, что все дороги
должны вести в Фельдштейн.
-- Не сходите с ума, Швейк,-- уговаривал Швейка Ванек,--
по карте мы должны идти, как я сказал, именно направо.
-- Карта тоже может ошибаться,-- ответил Швейк, спускаясь
в долину.-- Однажды колбасник Крженек из Виноград возвращался
ночью, придерживаясь плана города Праги, от "Монтагов" на Малой
Стране домой на Винограды, а к утру пришел в Розделов у Кладна.
Его нашли окоченевшим во ржи, куда он свалился от усталости.
Раз вы не хотите слушать, господин старший писарь, и
настаиваете на своем, давайте сейчас же разойдемся и встретимся
уже на месте, в Фельдштейне. Только взгляните на часы, чтобы
нам знать, кто раньше придет. Если вам будет угрожать
опасность, выстрелите в воздух, чтобы я знал, где вы
находитесь.
К вечеру Швейк пришел к маленькому пруду, где встретил
бежавшего из плена русского, который здесь купался. Русский,
заметив Швейка, вылез из воды и нагишом пустился наутек.
Швейку стало любопытно, пойдет ли ему русская военная
форма, валявшаяся тут же под ракитой. Он быстро разделся и
надел форму несчастного голого русского, убежавшего из эшелона
военнопленных, размещенного в деревне за лесом. Швейку
захотелось как следует посмотреть на свое отражение в воде. Он
ходил по плотине пруда долго, пока его не нашел патруль полевой
жандармерии, разыскивавший русского беглеца. Жандармы были
венгры и, несмотря на протесты Швейка, потащили его в этапное
управление в Хырове, где его зачислили в транспорт пленных
русских, назначенных на работы по исправлению железнодорожного
пути на Перемышль.
Все это произошло так стремительно, что лишь на следующий
день Швейк понял свое положение и головешкой начертал на белой
стене классной комнаты, в которой была размещена часть пленных:
"Здесь ночевал Йозеф Швейк из Праги, ординарец 11-й
маршевой роты 91-го полка, который, находясь при исполнении
обязанностей квартирьера, по ошибке попал под Фельдштейном в
австрийский плен".
Ярослав Гашек. Похождения, бравого солдата Швейка. Часть 4
ПОХОЖДЕНИЯ, БРАВОГО СОЛДАТА ШВЕЙКА,
ВО ВРЕМЯ МИРОВОЙ ВОЙНЫ
* ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ПРОДОЛЖЕНИЕ ТОРЖЕСТВЕННОЙ ПОРКИ *
Глава I. ШВЕЙК В ЭШЕЛОНЕ ПЛЕННЫХ РУССКИХ
Когда Швейк, которого по русской шинели и фуражке ошибочно
приняли за пленного русского, убежавшего из деревни под
Фельдштейном, начертал углем на стене свои вопли отчаяния,
никто не обратил на это никакого внимания. Когда же в Хырове на
этапе при раздаче пленным черствого кукурузного хлеба он хотел
самым подробным образом все объяснить проходившему мимо
офицеру, солдат-мадьяр, один из конвоировавших эшелон, ударил
его прикладом по плечу, прибавив: "Baszom az elet / Грубое
мадьярское ругательство/. Встань в строй, ты, русская свинья!"
Такое обращение с пленными русскими, языка которых мадьяры
не понимали, было в порядке вещей. Швейк вернулся в строй и
обратился к стоявшему рядом пленному:
-- Этот человек исполняет свой долг, но он подвергает себя
большой опасности. Что, если винтовка у него заряжена, курок на
боевом взводе? Ведь этак легко может статься, что, в то время
как он колотит прикладом по плечу пленного, курок спустится,
весь заряд влетит ему в глотку и он умрет при исполнении своего
долга! На Шумаве в одной каменоломне рабочие воровали
динамитные запалы, чтобы зимой было легче выкорчевывать пни.
Сторож каменоломни получил приказ всех поголовно обыскивать при
выходе и ревностно принялся за это дело. Схватив первого
попавшегося рабочего, он с такой силой начал хлопать по его
карманам, что динамитные запалы взорвались и они оба взлетели в
воздух. Когда сторож и каменоломщик летели по воздуху,
казалось, что они сжимают друг друга а предсмертных объятиях.
Пленный русский, которому Швейк рассказывал эту историю,
недоумевающе смотрел на него, и было ясно, что из всей речи он
не понял ни слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212
вас и сожрет вместе с башмаками. В мире ничего не исчезает. Из
вас, солдаты, вырастут снова хлеба, которые пойдут на хлеб для
новых солдат. А они, может, так же как и вы, опять будут
недовольны, будут жаловаться и налетят на такого начальника,
который их арестует и упечет так, что им солоно придется, ибо
он имеет на это право. Теперь я вам, солдаты, все хорошо
объяснил и еще раз повторять не буду. Кто впредь вздумает
жаловаться, тому так достанется, что он вспомнит мои слова,
когда вновь появится на божий свет". "Хоть бы обложил нас
когда",-- говорили между собой солдаты, потому что деликатности
в лекциях господина обер-лейтенанта всем опротивели. Раз меня
выбрали представителем от всей роты. Я должен был ему сказать,
что все его любят, но военная служба не в службу, если тебя не
ругают. Я пошел к нему на квартиру и попросил не стесняться:
военная служба -- вещь суровая, солдаты привыкли к ежедневным
напоминаниям, что они свиньи и псы, иначе они теряют уважение к
начальству. Вначале он упирался, говорил что-то о своей
интеллигентности, о том, что теперь уже нельзя служить из-под
палки. В конце концов я его уговорил, он дал мне затрещину и,
чтобы поднять свой авторитет, выбросил меня за дверь. Когда я
сообщил о результатах своих переговоров, все очень
обрадовались, но он им эту радость испортил на следующий же
день. Подходит ко мне и в присутствии всех говорит: "Швейк, я
вчера поступил необдуманно, вот вам золотой, выпейте за мое
здоровье. С солдатами надо обходиться умеючи".
Швейк осмотрелся.
-- Мне кажется, мы идем не так. Ведь господин
обер-лейтенант так хорошо нам объяснил. Нам нужно идти в гору,
вниз, потом налево и направо, потом опять направо, потом
налево, а мы все время идем прямо. Или мы все это прошли и за
разговором не заметили... Я определенно вижу перед собой две
дороги в этот самый Фельдштейн. Я бы предложил теперь идти по
этой дороге, налево.
Как это обыкновенно бывает, когда двое очутятся на
перекрестке, старший писарь Ванек стал утверждать, что нужно
идти направо.
-- Моя дорога,-- сказал Швейк,-- удобнее вашей. Я пойду
вдоль ручья, где растут незабудки, а вы попрете по выжженной
земле. Я придерживаюсь того, что нам сказал господин
обер-лейтенант, а именно, что мы заблудиться не можем; а раз мы
не можем заблудиться, то чего ради я полезу куда-то на гору;
пойду-ка я спокойненько по лугам, воткну себе цветочек в
фуражку и нарву букет для господина обер-лейтенанта. Впрочем,
потом увидим, кто из нас прав, я надеюсь, мы расстанемся
добрыми товарищами. Здесь такая местность, что все дороги
должны вести в Фельдштейн.
-- Не сходите с ума, Швейк,-- уговаривал Швейка Ванек,--
по карте мы должны идти, как я сказал, именно направо.
-- Карта тоже может ошибаться,-- ответил Швейк, спускаясь
в долину.-- Однажды колбасник Крженек из Виноград возвращался
ночью, придерживаясь плана города Праги, от "Монтагов" на Малой
Стране домой на Винограды, а к утру пришел в Розделов у Кладна.
Его нашли окоченевшим во ржи, куда он свалился от усталости.
Раз вы не хотите слушать, господин старший писарь, и
настаиваете на своем, давайте сейчас же разойдемся и встретимся
уже на месте, в Фельдштейне. Только взгляните на часы, чтобы
нам знать, кто раньше придет. Если вам будет угрожать
опасность, выстрелите в воздух, чтобы я знал, где вы
находитесь.
К вечеру Швейк пришел к маленькому пруду, где встретил
бежавшего из плена русского, который здесь купался. Русский,
заметив Швейка, вылез из воды и нагишом пустился наутек.
Швейку стало любопытно, пойдет ли ему русская военная
форма, валявшаяся тут же под ракитой. Он быстро разделся и
надел форму несчастного голого русского, убежавшего из эшелона
военнопленных, размещенного в деревне за лесом. Швейку
захотелось как следует посмотреть на свое отражение в воде. Он
ходил по плотине пруда долго, пока его не нашел патруль полевой
жандармерии, разыскивавший русского беглеца. Жандармы были
венгры и, несмотря на протесты Швейка, потащили его в этапное
управление в Хырове, где его зачислили в транспорт пленных
русских, назначенных на работы по исправлению железнодорожного
пути на Перемышль.
Все это произошло так стремительно, что лишь на следующий
день Швейк понял свое положение и головешкой начертал на белой
стене классной комнаты, в которой была размещена часть пленных:
"Здесь ночевал Йозеф Швейк из Праги, ординарец 11-й
маршевой роты 91-го полка, который, находясь при исполнении
обязанностей квартирьера, по ошибке попал под Фельдштейном в
австрийский плен".
Ярослав Гашек. Похождения, бравого солдата Швейка. Часть 4
ПОХОЖДЕНИЯ, БРАВОГО СОЛДАТА ШВЕЙКА,
ВО ВРЕМЯ МИРОВОЙ ВОЙНЫ
* ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ПРОДОЛЖЕНИЕ ТОРЖЕСТВЕННОЙ ПОРКИ *
Глава I. ШВЕЙК В ЭШЕЛОНЕ ПЛЕННЫХ РУССКИХ
Когда Швейк, которого по русской шинели и фуражке ошибочно
приняли за пленного русского, убежавшего из деревни под
Фельдштейном, начертал углем на стене свои вопли отчаяния,
никто не обратил на это никакого внимания. Когда же в Хырове на
этапе при раздаче пленным черствого кукурузного хлеба он хотел
самым подробным образом все объяснить проходившему мимо
офицеру, солдат-мадьяр, один из конвоировавших эшелон, ударил
его прикладом по плечу, прибавив: "Baszom az elet / Грубое
мадьярское ругательство/. Встань в строй, ты, русская свинья!"
Такое обращение с пленными русскими, языка которых мадьяры
не понимали, было в порядке вещей. Швейк вернулся в строй и
обратился к стоявшему рядом пленному:
-- Этот человек исполняет свой долг, но он подвергает себя
большой опасности. Что, если винтовка у него заряжена, курок на
боевом взводе? Ведь этак легко может статься, что, в то время
как он колотит прикладом по плечу пленного, курок спустится,
весь заряд влетит ему в глотку и он умрет при исполнении своего
долга! На Шумаве в одной каменоломне рабочие воровали
динамитные запалы, чтобы зимой было легче выкорчевывать пни.
Сторож каменоломни получил приказ всех поголовно обыскивать при
выходе и ревностно принялся за это дело. Схватив первого
попавшегося рабочего, он с такой силой начал хлопать по его
карманам, что динамитные запалы взорвались и они оба взлетели в
воздух. Когда сторож и каменоломщик летели по воздуху,
казалось, что они сжимают друг друга а предсмертных объятиях.
Пленный русский, которому Швейк рассказывал эту историю,
недоумевающе смотрел на него, и было ясно, что из всей речи он
не понял ни слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212