Это также можно выбросить.
-- Я тоже так полагаю,-- сказал Швейк,-- если я объявлю
господину обер-дейтенанту, что in der Folge genauer eriaubt
gewesen Oder das selbst einern hingegen immerhin eingeholet
werden, он еще обидится, пожалуй.
-- Попадаются, скажу я вам, такие недотроги, что прямо
ужас! -- продолжал Швейк, вновь погружаясь в воспоминания.--
Ехал я однажды на трамвае с Высочан в Прагу, а в Либни подсел к
нам некто пан Новотный. Как только я его узнал, я пошел к нему
на площадку и завел разговор о том, что мы, дескать, земляки,
оба из Дражова, а он на меня разорался, чтобы я к нему не
приставал, что он якобы меня не знает. Я стал ему все
объяснять, чтобы он припомнил, как я, еще маленьким мальчиком,
ходил к нему с матерью, которую звали Антония, а отца звали
Прокоп, и был он стражником в имении. Но он и после этого не
хотел признаться, что мы знакомы. Так я ему привел в
доказательство еще более подробные сведения: рассказал, что в
Дражове было двое Новотных -- Тонда и Иосиф, и он как раз тот
Иосиф, и мне из Дражова о нем писали, что он застрелил свою
жену за то, что она бранила его за пьянство. Тут он как
замахнется на меня, а я увернулся, и он разбил большое стекло
на передней площадке перед вагоновожатым. Ну, высадили нас и
отвели, а в комиссариате выяснилось, что он потому так
щепетилен, что звали его вовсе не Иосиф Новотный, а Эдуард
Дубрава, и был он из Монтгомери в Америке, а сюда приехал
навестить родственников.
Телефонный звонок прервал рассказ Швейка, и чей-то хриплый
голос из пулеметной команды опять спросил, поедут ли? Об этом
будто бы с утра идет совещание у господина полковника.
В дверях показался бледный как полотно кадет Биглер, самый
большой дурак в роте, потому что в учебной команде
вольноопределяющихся он старался отличиться своими познаниями.
Он кивнул Ванеку, чтобы тот вышел в коридор. Там они имели
продолжительный разговор.
Вернувшись, Ванек презрительно ухмыльнулся.
-- Вот осел! -- воскликнул он, обращаясь к Швейку.--
Нечего сказать, экземплярчик у нас в маршевой роте! Он тоже был
на совещании. Напоследок при расставании господин
обер-лейтенант распорядился, чтобы взводные произвели осмотр
винтовок со всей строгостью. А Биглер пришел спросить меня,
должен ли он дать распоряжение связать Жлабека за то, что тот
вычистил винтовку керосином.-- Ванек разгорячился.-- О такой
глупости спрашивает, хотя знает, что едут на позиции! Господин
обер-лейтенант вчера правильно сделал, что велел отвязать
своего денщика. Я этому щенку сказал, чтобы он поостерегся
ожесточать солдат.
-- Раз уж вы заговорили о денщике,-- сказал Швейк,-- вы
кого-нибудь подыскали для господина обер-лейтенанта?
-- Будьте благоразумнее,-- ответил Ванек,-- времени
хватит. Между прочим, я думаю, что господин обер-лейтенант
привыкнет к Балоуну, Балоун разок-другой еще что-нибудь у него
слопает, а потом это пройдет, когда попадем на фронт. Там
скорее всего ни тому, ни другому жрать будет нечего. Когда я
ему скажу, что Балоун остался, он ничего не сможет поделать.
Это моя забота, господина обер-лейтенанта это не касается.
Главное: не торопиться! -- Ванек опять лег на свою койку и
попросил: -- Швейк, расскажите мне какой-нибудь анекдот из
военной жизни.
-- Можно,-- ответил Швейк,-- только я боюсь, что опять
кто-нибудь позвонит.
-- Так выключите телефон: отвинтите провод или снимите
трубку.
-- Ладно,-- сказал Швейк, снимая трубку.-- Я вам расскажу
один случай, подходящий к нашему положению. Только тогда вместо
настоящей войны были маневры, а паника началась точь-в-точь
такая же, как сегодня: мы тоже не знали, когда выступим из
казарм. Служил со мной Шиц с Поржича, хороший парень, только
набожный и робкий. Он представлял себе, что маневры-- это
что-то ужасное и что люди на них падают от жажды, а санитары
подбирают их, как опавшие плоды. Поэтому он пил про запас, а
когда мы выступили из казарм на маневры и пришли к Мнишеку, то
сказал: "Я этого не выдержу, ребята, только господь бог меня
может спасти!" Потом мы пришли к Горжовицам и там на два дня
сделали привал, потому как из-за какой-то ошибки мы так быстро
шли вперед, что чуть было вместе с остальными полками, которые
шли с нами по флангам, не захватили весь неприятельский штаб. И
осрамились бы, потому что нашему корпусу полагалось про..ать, а
противнику выиграть: у них там находился какой-то
эрцгерцогишка-замухрышка. Шиц устроил такую штуку. Когда мы
разбили лагерь, он собрался и пошел в деревню за Горжовицами
кое-что себе купить и к обеду возвращался в лагерь. Жарко было,
к тому же выпил он тоже здорово, и тут увидел он при дороге
столб, на столбе был ящик, а в нем под стеклом совсем маленькая
статуя святого Яна Непомуцкого. Помолился он святому Яну и
говорит: "Вот, чай, жарко тебе, не мешало бы тебе чего-нибудь
выпить. На самом ты солнцепеке. Чай, все время потеешь?"
Взболтал походную фляжку, выпил и говорит: "Оставил я и тебе
глоток, святой Ян из Непомук". Потом спохватился, вылакал все,
и святому Яну из Непомук ничего не осталось. "Иисус Мария! --
воскликнул он.-- Святой Ян из Непомук, ты это мне должен
простить, я тебя за это вознагражу. Я возьму тебя с собой в
лагерь и так тебя напою, что ты на ногах стоять не сможешь. И
добрый Шиц из жалости к святому Яну из Непомук разбил стекло,
вытащил статуйку святого, сунул под гимнастерку и отнес в
лагерь. Потом святой Ян Непомуцкий вместе с ним спал на соломе.
Шиц носил его с собой во время походов в ранце, и всегда ему
страшно везло в карты. Где ни сделаем привал, он всегда
выигрывал, пока не пришли мы в Прахенско. Квартировали мы в
Драгеницах, и он вконец продулся. Утром, когда мы выступили в
поход, на груше у дороги висел в петле святой Ян Непомуцкий.
Вот вам и анекдот, ну, а теперь повешу трубку.
И телефон снова начал вбирать в себя судороги нервной
жизни лагеря. Гармония покоя была здесь нарушена.
В это самое время поручик Лукаш изучал в своей комнате
только что переданный ему из штаба полка шифр с руководством,
как его расшифровать, и одновременно тайный шифрованный приказ
о направлении, по которому маршевый батальон должен был
двигаться к границе Галиции (первый этап).
7217-1238-- 475-- 2121-- 35-- Мошон.
8922-- 375-- 7282 -- Раб.
4432-- 1238-- 7217-- 375-- 8922-- 35 -- Комарно.
7282-- 9299-- 310-- 375-- 7881 -- 298-- 475-- 7979 --
Будапешт.
Расшифровывая эти цифры, поручик Лукаш вздохнул:
-- Der Teufel soll das buserieren /Грубое немецкое
ругательство/.
* ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212
-- Я тоже так полагаю,-- сказал Швейк,-- если я объявлю
господину обер-дейтенанту, что in der Folge genauer eriaubt
gewesen Oder das selbst einern hingegen immerhin eingeholet
werden, он еще обидится, пожалуй.
-- Попадаются, скажу я вам, такие недотроги, что прямо
ужас! -- продолжал Швейк, вновь погружаясь в воспоминания.--
Ехал я однажды на трамвае с Высочан в Прагу, а в Либни подсел к
нам некто пан Новотный. Как только я его узнал, я пошел к нему
на площадку и завел разговор о том, что мы, дескать, земляки,
оба из Дражова, а он на меня разорался, чтобы я к нему не
приставал, что он якобы меня не знает. Я стал ему все
объяснять, чтобы он припомнил, как я, еще маленьким мальчиком,
ходил к нему с матерью, которую звали Антония, а отца звали
Прокоп, и был он стражником в имении. Но он и после этого не
хотел признаться, что мы знакомы. Так я ему привел в
доказательство еще более подробные сведения: рассказал, что в
Дражове было двое Новотных -- Тонда и Иосиф, и он как раз тот
Иосиф, и мне из Дражова о нем писали, что он застрелил свою
жену за то, что она бранила его за пьянство. Тут он как
замахнется на меня, а я увернулся, и он разбил большое стекло
на передней площадке перед вагоновожатым. Ну, высадили нас и
отвели, а в комиссариате выяснилось, что он потому так
щепетилен, что звали его вовсе не Иосиф Новотный, а Эдуард
Дубрава, и был он из Монтгомери в Америке, а сюда приехал
навестить родственников.
Телефонный звонок прервал рассказ Швейка, и чей-то хриплый
голос из пулеметной команды опять спросил, поедут ли? Об этом
будто бы с утра идет совещание у господина полковника.
В дверях показался бледный как полотно кадет Биглер, самый
большой дурак в роте, потому что в учебной команде
вольноопределяющихся он старался отличиться своими познаниями.
Он кивнул Ванеку, чтобы тот вышел в коридор. Там они имели
продолжительный разговор.
Вернувшись, Ванек презрительно ухмыльнулся.
-- Вот осел! -- воскликнул он, обращаясь к Швейку.--
Нечего сказать, экземплярчик у нас в маршевой роте! Он тоже был
на совещании. Напоследок при расставании господин
обер-лейтенант распорядился, чтобы взводные произвели осмотр
винтовок со всей строгостью. А Биглер пришел спросить меня,
должен ли он дать распоряжение связать Жлабека за то, что тот
вычистил винтовку керосином.-- Ванек разгорячился.-- О такой
глупости спрашивает, хотя знает, что едут на позиции! Господин
обер-лейтенант вчера правильно сделал, что велел отвязать
своего денщика. Я этому щенку сказал, чтобы он поостерегся
ожесточать солдат.
-- Раз уж вы заговорили о денщике,-- сказал Швейк,-- вы
кого-нибудь подыскали для господина обер-лейтенанта?
-- Будьте благоразумнее,-- ответил Ванек,-- времени
хватит. Между прочим, я думаю, что господин обер-лейтенант
привыкнет к Балоуну, Балоун разок-другой еще что-нибудь у него
слопает, а потом это пройдет, когда попадем на фронт. Там
скорее всего ни тому, ни другому жрать будет нечего. Когда я
ему скажу, что Балоун остался, он ничего не сможет поделать.
Это моя забота, господина обер-лейтенанта это не касается.
Главное: не торопиться! -- Ванек опять лег на свою койку и
попросил: -- Швейк, расскажите мне какой-нибудь анекдот из
военной жизни.
-- Можно,-- ответил Швейк,-- только я боюсь, что опять
кто-нибудь позвонит.
-- Так выключите телефон: отвинтите провод или снимите
трубку.
-- Ладно,-- сказал Швейк, снимая трубку.-- Я вам расскажу
один случай, подходящий к нашему положению. Только тогда вместо
настоящей войны были маневры, а паника началась точь-в-точь
такая же, как сегодня: мы тоже не знали, когда выступим из
казарм. Служил со мной Шиц с Поржича, хороший парень, только
набожный и робкий. Он представлял себе, что маневры-- это
что-то ужасное и что люди на них падают от жажды, а санитары
подбирают их, как опавшие плоды. Поэтому он пил про запас, а
когда мы выступили из казарм на маневры и пришли к Мнишеку, то
сказал: "Я этого не выдержу, ребята, только господь бог меня
может спасти!" Потом мы пришли к Горжовицам и там на два дня
сделали привал, потому как из-за какой-то ошибки мы так быстро
шли вперед, что чуть было вместе с остальными полками, которые
шли с нами по флангам, не захватили весь неприятельский штаб. И
осрамились бы, потому что нашему корпусу полагалось про..ать, а
противнику выиграть: у них там находился какой-то
эрцгерцогишка-замухрышка. Шиц устроил такую штуку. Когда мы
разбили лагерь, он собрался и пошел в деревню за Горжовицами
кое-что себе купить и к обеду возвращался в лагерь. Жарко было,
к тому же выпил он тоже здорово, и тут увидел он при дороге
столб, на столбе был ящик, а в нем под стеклом совсем маленькая
статуя святого Яна Непомуцкого. Помолился он святому Яну и
говорит: "Вот, чай, жарко тебе, не мешало бы тебе чего-нибудь
выпить. На самом ты солнцепеке. Чай, все время потеешь?"
Взболтал походную фляжку, выпил и говорит: "Оставил я и тебе
глоток, святой Ян из Непомук". Потом спохватился, вылакал все,
и святому Яну из Непомук ничего не осталось. "Иисус Мария! --
воскликнул он.-- Святой Ян из Непомук, ты это мне должен
простить, я тебя за это вознагражу. Я возьму тебя с собой в
лагерь и так тебя напою, что ты на ногах стоять не сможешь. И
добрый Шиц из жалости к святому Яну из Непомук разбил стекло,
вытащил статуйку святого, сунул под гимнастерку и отнес в
лагерь. Потом святой Ян Непомуцкий вместе с ним спал на соломе.
Шиц носил его с собой во время походов в ранце, и всегда ему
страшно везло в карты. Где ни сделаем привал, он всегда
выигрывал, пока не пришли мы в Прахенско. Квартировали мы в
Драгеницах, и он вконец продулся. Утром, когда мы выступили в
поход, на груше у дороги висел в петле святой Ян Непомуцкий.
Вот вам и анекдот, ну, а теперь повешу трубку.
И телефон снова начал вбирать в себя судороги нервной
жизни лагеря. Гармония покоя была здесь нарушена.
В это самое время поручик Лукаш изучал в своей комнате
только что переданный ему из штаба полка шифр с руководством,
как его расшифровать, и одновременно тайный шифрованный приказ
о направлении, по которому маршевый батальон должен был
двигаться к границе Галиции (первый этап).
7217-1238-- 475-- 2121-- 35-- Мошон.
8922-- 375-- 7282 -- Раб.
4432-- 1238-- 7217-- 375-- 8922-- 35 -- Комарно.
7282-- 9299-- 310-- 375-- 7881 -- 298-- 475-- 7979 --
Будапешт.
Расшифровывая эти цифры, поручик Лукаш вздохнул:
-- Der Teufel soll das buserieren /Грубое немецкое
ругательство/.
* ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212