Чтобы его спасти, пришлось
отрезать звездочку, и он сразу все спустил.
С этой минуты Швейк тщетно старался завязать разговор с
ефрейтором и по-дружески объяснить ему, отчего говорится, что
ефрейтор -- это наказание роты.
Ефрейтор ничего не отвечал, только угрюмо пригрозил, что
неизвестно, кто из них двоих будет смеяться, когда они прибудут
в бригаду. Короче говоря, земляк не оправдал надежд. А когда
Швейк спросил, откуда он, тот ответил: "Это не твое дело".
Швейк на все лады пробовал разговориться с ефрейтором.
Рассказал, что его не впервые ведут под конвоем, что он всегда
очень хорошо проводил время со всеми конвоирами.
Но ефрейтор продолжал молчать, и Швейк не унимался:
-- Мне кажется, господин ефрейтор, вас постигло большое
несчастье, раз вы потеряли дар речи. Много знавал я печальных
ефрейторов, но такого убитого горем, как вы, господин ефрейтор,
простите и не сердитесь на меня, я еще не встречал. Доверьтесь
мне, скажите, что вас так мучает. Может, я помогу вам советом,
так как у солдата, которого ведут под конвоем, всегда больше
опыта, чем у того, кто его караулит. Или, знаете, господин
ефрейтор, расскажите что-нибудь, чтобы скоротать время.
Расскажите, например, какие у вас на родине окрестности, есть
ли там пруды, а может быть, развалины замка. Вы могли бы
сообщить нам также, какое предание связано с этими развалинами.
-- Довольно! -- крикнул вдруг ефрейтор.
-- Вот счастливый человек,-- порадовался Швейк,-- ведь
люди всегда чем-нибудь недовольны.
-- В бригаде тебе вправят мозги, я с тобой связываться не
стану,-- это были последние слова ефрейтора, после чего он
погрузился в полное молчание.
Вообще конвойные мало развлекались. Венгр беседовал с
немцем особым способом, поскольку по-немецки он знал только
"jawohl" / Да (нем.)/ и "was?" / Что? (нем.)/. Когда немец
что-нибудь рассказывал, венгр кивал головой и приговаривал
"jawohl", а когда умолкал, он говорил "was?", и немец начинал
снова. Конвоир-поляк держался аристократом: он ни на кого не
обращал внимания и забавлялся тем, что сморкался на пол, очень
ловко пользуясь большим пальцем правой руки, потом он задумчиво
растирал сопли прикладом ружья, а загаженный приклад
благовоспитанно вытирал о свои штаны, неустанно бормоча при
этом: "Святая дева".
-- У тебя что-то не получается,-- сказал ему Швейк.-- На
Боиште в подвальной квартире жил метельщик Махачек. Так тот,
бывало, высморкается на окно и так искусно размажет, что
получалась картина, как Либуша пророчит славу Праге. За каждую
картину он получал от жены такую государственную стипендию, что
вечно ходил с распухшей рожей. Однако этого занятия он не
бросил и продолжал совершенствоваться. Правда, это было его
единственным развлечением.
Поляк ничего не ответил, и под конец весь конвой
погрузился в глубокое молчание, будто они ехали на похороны и
благочестиво размышляли о покойнике.
Так они приблизились к Вояличу, где стоял штаб бригады,
x x x
Тем временем в штабе бригады произошли существенные
перемены Начальником штаба был назначен полковник Гербих. Это
был человек больших военных способностей, которые ударили ему в
ноги и проявились в форме подагры. Однако он имел в
министерстве очень влиятельных знакомых, благодаря которым не
ушел на пенсию, а слонялся по штабам разных крупных воинских
соединений, получал высшие ставки с самыми разнообразнейшими
надбавками военного времени и оставался на посту до тех пор,
пока во время очередного подагрического приступа не выкидывал
какой нибудь глупости. После этого его переводили в другое
место, обычно с повышением. За обедом он говорил с офицерами
исключительно о своем отекшем большом пальце на ноге, который
иногда так распухал, что полковнику приходилось носить
специальный сапог.
Во время еды самым приятным развлечением для него было
рассказывать всем, что этот палец мокнет и беспрестанно потеет,
что его постоянно приходится обкладывать ватой и что испарина
от пальца пахнет прокисшим мясным супом.
Понятно, почему весь офицерский состав с искренней
радостью расставался с Гербихом, когда его переводили в другое
место. Но в общем это был приветливый господин. С младшими
офицерами он держался по-приятельски и рассказывал им, сколько
он в свое время выпил и съел вкусных вещей, покуда его не
скрутило.
Когда Швейка доставили в бригаду и по приказу дежурного
офицера с соответствующими бумагами привели к полковнику
Гербиху, у последнего сидел подпоручик Дуб.
Через несколько дней после перехода Санок -- Самбор с
подпоручиком Дубом стряслась новая беда. За Фельдштейном
одиннадцатая маршевая рота повстречала транспорт лошадей,
который перегоняли к драгунскому полку в Садовую Вишню.
Подпоручик Дуб и сам не знал, как это произошло, но ему
вдруг захотелось показать поручику Лукашу свое кавалерийское
искусство. Он не помнил, как вскочил на коня и как исчез вместе
с ним в долине ручья. Позже подпоручика нашли прочно засевшим в
небольшом болотце. Должно быть, и самый искусный садовник не
сумел бы так посадить его. Когда подпоручика вытащили оттуда с
помощью аркана, он ни на что не жаловался и только тихо стонал,
словно перед смертью. В таком состоянии его привезли в штаб
бригады, мимо которого они шли, и поместили в маленький
лазарет.
Через несколько дней он пришел в себя, и врач объявил, что
ему еще раза два или три намажут спину и живот йодом, а потом
он смело может догонять свою роту.
Теперь подпоручик Дуб сидел у полковника Гербиха и
разговаривал с ним о разных болезнях.
Завидев Швейка, Дуб, которому было известно о загадочном
исчезновении ординарца у Фельдштейна, громко закричал:
-- Так ты опять здесь! Многих негодяев носит черт знает
где, но еще худшими мерзавцами они возвращаются обратно. Ты --
один из них.
Для полноты картины следует заметить, что в результате
приключения с конем подпоручик Дуб получил легкое сотрясение
мозга. Поэтому мы не должны удивляться, что он, наступая на
Швейка, призывал бога на борьбу со Швейком и кричал в рифму:
-- О царю небесный, взываю к тебе! Дымом скрыты от меня
пушки гремящие, бешено летят пули свистящие. Воеводе
непобедимый, молю тебя, помоги мне одолеть этого разбойника...
Где ты так долго пропадал, мерзавец? Чье это обмундирование ты
надел на себя?
Следует также добавить, что в канцелярии у
полковника-подагрика были весьма демократические порядки,
правда, лишь между приступами подагры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212
отрезать звездочку, и он сразу все спустил.
С этой минуты Швейк тщетно старался завязать разговор с
ефрейтором и по-дружески объяснить ему, отчего говорится, что
ефрейтор -- это наказание роты.
Ефрейтор ничего не отвечал, только угрюмо пригрозил, что
неизвестно, кто из них двоих будет смеяться, когда они прибудут
в бригаду. Короче говоря, земляк не оправдал надежд. А когда
Швейк спросил, откуда он, тот ответил: "Это не твое дело".
Швейк на все лады пробовал разговориться с ефрейтором.
Рассказал, что его не впервые ведут под конвоем, что он всегда
очень хорошо проводил время со всеми конвоирами.
Но ефрейтор продолжал молчать, и Швейк не унимался:
-- Мне кажется, господин ефрейтор, вас постигло большое
несчастье, раз вы потеряли дар речи. Много знавал я печальных
ефрейторов, но такого убитого горем, как вы, господин ефрейтор,
простите и не сердитесь на меня, я еще не встречал. Доверьтесь
мне, скажите, что вас так мучает. Может, я помогу вам советом,
так как у солдата, которого ведут под конвоем, всегда больше
опыта, чем у того, кто его караулит. Или, знаете, господин
ефрейтор, расскажите что-нибудь, чтобы скоротать время.
Расскажите, например, какие у вас на родине окрестности, есть
ли там пруды, а может быть, развалины замка. Вы могли бы
сообщить нам также, какое предание связано с этими развалинами.
-- Довольно! -- крикнул вдруг ефрейтор.
-- Вот счастливый человек,-- порадовался Швейк,-- ведь
люди всегда чем-нибудь недовольны.
-- В бригаде тебе вправят мозги, я с тобой связываться не
стану,-- это были последние слова ефрейтора, после чего он
погрузился в полное молчание.
Вообще конвойные мало развлекались. Венгр беседовал с
немцем особым способом, поскольку по-немецки он знал только
"jawohl" / Да (нем.)/ и "was?" / Что? (нем.)/. Когда немец
что-нибудь рассказывал, венгр кивал головой и приговаривал
"jawohl", а когда умолкал, он говорил "was?", и немец начинал
снова. Конвоир-поляк держался аристократом: он ни на кого не
обращал внимания и забавлялся тем, что сморкался на пол, очень
ловко пользуясь большим пальцем правой руки, потом он задумчиво
растирал сопли прикладом ружья, а загаженный приклад
благовоспитанно вытирал о свои штаны, неустанно бормоча при
этом: "Святая дева".
-- У тебя что-то не получается,-- сказал ему Швейк.-- На
Боиште в подвальной квартире жил метельщик Махачек. Так тот,
бывало, высморкается на окно и так искусно размажет, что
получалась картина, как Либуша пророчит славу Праге. За каждую
картину он получал от жены такую государственную стипендию, что
вечно ходил с распухшей рожей. Однако этого занятия он не
бросил и продолжал совершенствоваться. Правда, это было его
единственным развлечением.
Поляк ничего не ответил, и под конец весь конвой
погрузился в глубокое молчание, будто они ехали на похороны и
благочестиво размышляли о покойнике.
Так они приблизились к Вояличу, где стоял штаб бригады,
x x x
Тем временем в штабе бригады произошли существенные
перемены Начальником штаба был назначен полковник Гербих. Это
был человек больших военных способностей, которые ударили ему в
ноги и проявились в форме подагры. Однако он имел в
министерстве очень влиятельных знакомых, благодаря которым не
ушел на пенсию, а слонялся по штабам разных крупных воинских
соединений, получал высшие ставки с самыми разнообразнейшими
надбавками военного времени и оставался на посту до тех пор,
пока во время очередного подагрического приступа не выкидывал
какой нибудь глупости. После этого его переводили в другое
место, обычно с повышением. За обедом он говорил с офицерами
исключительно о своем отекшем большом пальце на ноге, который
иногда так распухал, что полковнику приходилось носить
специальный сапог.
Во время еды самым приятным развлечением для него было
рассказывать всем, что этот палец мокнет и беспрестанно потеет,
что его постоянно приходится обкладывать ватой и что испарина
от пальца пахнет прокисшим мясным супом.
Понятно, почему весь офицерский состав с искренней
радостью расставался с Гербихом, когда его переводили в другое
место. Но в общем это был приветливый господин. С младшими
офицерами он держался по-приятельски и рассказывал им, сколько
он в свое время выпил и съел вкусных вещей, покуда его не
скрутило.
Когда Швейка доставили в бригаду и по приказу дежурного
офицера с соответствующими бумагами привели к полковнику
Гербиху, у последнего сидел подпоручик Дуб.
Через несколько дней после перехода Санок -- Самбор с
подпоручиком Дубом стряслась новая беда. За Фельдштейном
одиннадцатая маршевая рота повстречала транспорт лошадей,
который перегоняли к драгунскому полку в Садовую Вишню.
Подпоручик Дуб и сам не знал, как это произошло, но ему
вдруг захотелось показать поручику Лукашу свое кавалерийское
искусство. Он не помнил, как вскочил на коня и как исчез вместе
с ним в долине ручья. Позже подпоручика нашли прочно засевшим в
небольшом болотце. Должно быть, и самый искусный садовник не
сумел бы так посадить его. Когда подпоручика вытащили оттуда с
помощью аркана, он ни на что не жаловался и только тихо стонал,
словно перед смертью. В таком состоянии его привезли в штаб
бригады, мимо которого они шли, и поместили в маленький
лазарет.
Через несколько дней он пришел в себя, и врач объявил, что
ему еще раза два или три намажут спину и живот йодом, а потом
он смело может догонять свою роту.
Теперь подпоручик Дуб сидел у полковника Гербиха и
разговаривал с ним о разных болезнях.
Завидев Швейка, Дуб, которому было известно о загадочном
исчезновении ординарца у Фельдштейна, громко закричал:
-- Так ты опять здесь! Многих негодяев носит черт знает
где, но еще худшими мерзавцами они возвращаются обратно. Ты --
один из них.
Для полноты картины следует заметить, что в результате
приключения с конем подпоручик Дуб получил легкое сотрясение
мозга. Поэтому мы не должны удивляться, что он, наступая на
Швейка, призывал бога на борьбу со Швейком и кричал в рифму:
-- О царю небесный, взываю к тебе! Дымом скрыты от меня
пушки гремящие, бешено летят пули свистящие. Воеводе
непобедимый, молю тебя, помоги мне одолеть этого разбойника...
Где ты так долго пропадал, мерзавец? Чье это обмундирование ты
надел на себя?
Следует также добавить, что в канцелярии у
полковника-подагрика были весьма демократические порядки,
правда, лишь между приступами подагры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212