Здесь пребывали все
чины, дабы выслушать его рассуждения относительно отекшего
пальца с запахом прокисшего мясного супа.
Когда у полковника Гербиха не было приступа, к нему в
канцелярию набивались самые различные военные чины, ибо он в
эти редкие минуты бывал очень весел и разговорчив, любил
собирать вокруг себя слушателей, которым рассказывал сальные
анекдоты, что на него прекрасно действовало, а остальным
доставляло удовольствие принужденно посмеяться над старыми
анекдотами времен генерала Лаудона.
В эти периоды служить у полковника Гербиха было очень
легко. Всякий делал что ему вздумается, и можно с уверенностью
сказать, что там, где штаб возглавлял полковник Гербих, вовсю
крали и творили всевозможные глупости.
Так и сегодня. Вместе со Швейком в канцелярию полковника
нагрянули разные военные чины. Пока полковник читал
препроводительную бумагу, адресованную штабу бригады и
составленную майором из Перемышля, они молча ожидали, что
произойдет дальше.
Подпоручик Дуб, однако, продолжал разговор со Швейком в
привычной для него милой форме:
-- Ты меня еще не знаешь, но когда меня узнаешь, подохнешь
от страха!
Полковник обалдел от письма майора, так как тот диктовал
эту бумагу, еще находясь под влиянием легкого отравления
алкоголем.
Несмотря на это, полковник Гербих был все же в хорошем
настроении, так как со вчерашнего дня боли прекратились и его
большой палец вел себя тихо, словно агнец.
-- Так что вы, собственно, натворили? -- спросил он Швейка
так ласково, что у подпоручика Дуба от зависти сжалось сердце и
он поспешил ответить за Швейка.
-- Этот солдат, господин полковник,-- представил он
Швейка,-- строит из себя дурака, дабы прикрыть идиотством свои
преступления. Правда, я не ознакомлен с содержанием присланной
с ним бумаги, но тем не менее догадываюсь, что этот негодяй
опять что-то натворил, и в крупном масштабе. Если вы разрешите
мне, господин полковник, ознакомиться с содержанием этой
бумаги, я, безусловно, смогу вам дать определенные указания,
как с ним поступить.-- Обращаясь к Швейку, он сказал по-чешски:
-- Ты пьешь мою кровь, чувствуешь?
-- Пью,-- с достоинством ответил Швейк.
-- Вот видите, что это за тип, господин полковник,-- уже
по-немецки продолжал подпоручик Дуб.-- Вы ни о чем не можете
его спросить, с ним вообще нельзя разговаривать. Но
когда-нибудь найдет коса на камень! Его необходимо примерно
наказать. Разрешите, господин полковник...
Подпоручик Дуб углубился в чтение бумаги, составленной
майором из Перемышля, и, дочитав до конца, торжествующе
воскликнул:
-- Теперь тебе, Швейк, аминь. Куда ты дел казенное
обмундирование?
-- Я оставил его на плотине пруда, когда примерял эти
тряпки, чтобы узнать, как в них чувствуют себя русские
солдаты,-- ответил Швейк.-- Это просто недоразумение.
Швейк подробно рассказал подпоручику Дубу, как он
настрадался из-за этого недоразумения. Когда он кончил свой
рассказ, подпоручик Дуб заорал на него:
-- Вот теперь-то ты меня узнаешь! Понимаешь ты, что значит
потерять казенное имущество? Знаешь ли ты, негодяй, что это
значит -- потерять на войне обмундирование?
-- Осмелюсь доложить, господин лейтенант,-- ответил
Швейк,-- знаю. Когда солдат лишается обмундирования, он должен
получить новое.
-- Иисус Мария,-- крикнул подпоручик Дуб,-- осел, скотина
ты этакая, если ты и впредь будешь так со мной шутить, то еще
сто лет после войны будешь дослуживать!
Полковник Гербих, сидевший до сих пор спокойно и деловито
за столом, вдруг сделал страшную гримасу, ибо его палец,
который до сих пор вел себя смирно, из тихого и спокойного
агнца превратился в ревущего тигра, в электрический ток в
шестьсот вольт, в палец, каждую косточку которого молот
медленно дробит в щебень. Полковник Гербих лишь рукой махнул и
заорал диким голосом, как орет человек, которого медленно
поджаривают на вертеле:
-- Вон! Дайте мне револьвер!
Это был дурной признак, поэтому все выскочили вон вместе
со Швейком, которого конвойные вытолкали в коридор. Остался
лишь подпоручик Дуб. Он хотел использовать этот подходящий, как
ему казалось, момент против Швейка и сказал готовому заплакать
полковнику:
-- Господин полковник, позвольте мне обратить ваше
внимание на то, что этот солдат...
Полковник замяукал и запустил в подпоручика чернильницей,
после чего подпоручик в ужасе отдал честь и, пролепетав:
"Разумеется, господин полковник",-- исчез за дверью.
Еще долго потом из канцелярии полковника были слышны рев и
вой. Наконец вопли прекратились. Палец полковника неожиданно
опять превратился в агнца, приступ подагры прошел, полковник
позвонил и снова приказал привести к нему Швейка.
-- Так что, собственно, с тобой приключилось? --
по-прежнему ласково спросил полковник Швейка. Все неприятное
осталось позади. Он снова почувствовал себя прекрасно и
испытывал такое блаженство, словно нежился на пляже на берегу
моря.
Дружески улыбаясь полковнику, Швейк рассказал свою одиссею
от начала до конца, доложил, что он ординарец одиннадцатой
маршевой роты Девяносто первого полка и что не знает, как они
там без него обойдутся.
Полковник тоже улыбался, а потом отдал следующий приказ:
"Выписать Швейку воинский литер через Львов до станции
Золтанец, куда завтра должна прибыть его маршевая рота, и
выдать ему со склада новый казенный мундир и шесть крон
восемьдесят два геллера вместо продовольствия на дорогу".
Когда Швейк в новом австрийском мундире покидал штаб
бригады, он столкнулся с подпоручиком Дубом. Тот был немало
удивлен, когда Швейк по всем правилам отрапортовал ему, показал
документы и заботливо спросил, что передать господину поручику
Лукашу.
Подпоручик Дуб не нашелся сказать ничего другого, как
только "Abtreten!", и, глядя вслед удаляющемуся Швейку,
проворчал про себя: "Ты меня еще узнаешь, Иисус Мария, ты меня
узнаешь!"
x x x
На станции Золтанец собрался весь батальон капитана
Сагнера, за исключением арьергарда -- четырнадцатой роты,
потерявшейся где-то при обходе Львова.
Попав в местечко, Швейк очутился в совершенно новой
обстановке. Судя по всеобщему оживлению, недалеко был фронт,
где шла резня. Всюду стояли пушки и обозы; из каждого дома
выходили солдаты разных полков, среди них выделялись германцы.
Они с видом аристократов раздавали австрийским солдатам
сигареты из своих богатых запасов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212
чины, дабы выслушать его рассуждения относительно отекшего
пальца с запахом прокисшего мясного супа.
Когда у полковника Гербиха не было приступа, к нему в
канцелярию набивались самые различные военные чины, ибо он в
эти редкие минуты бывал очень весел и разговорчив, любил
собирать вокруг себя слушателей, которым рассказывал сальные
анекдоты, что на него прекрасно действовало, а остальным
доставляло удовольствие принужденно посмеяться над старыми
анекдотами времен генерала Лаудона.
В эти периоды служить у полковника Гербиха было очень
легко. Всякий делал что ему вздумается, и можно с уверенностью
сказать, что там, где штаб возглавлял полковник Гербих, вовсю
крали и творили всевозможные глупости.
Так и сегодня. Вместе со Швейком в канцелярию полковника
нагрянули разные военные чины. Пока полковник читал
препроводительную бумагу, адресованную штабу бригады и
составленную майором из Перемышля, они молча ожидали, что
произойдет дальше.
Подпоручик Дуб, однако, продолжал разговор со Швейком в
привычной для него милой форме:
-- Ты меня еще не знаешь, но когда меня узнаешь, подохнешь
от страха!
Полковник обалдел от письма майора, так как тот диктовал
эту бумагу, еще находясь под влиянием легкого отравления
алкоголем.
Несмотря на это, полковник Гербих был все же в хорошем
настроении, так как со вчерашнего дня боли прекратились и его
большой палец вел себя тихо, словно агнец.
-- Так что вы, собственно, натворили? -- спросил он Швейка
так ласково, что у подпоручика Дуба от зависти сжалось сердце и
он поспешил ответить за Швейка.
-- Этот солдат, господин полковник,-- представил он
Швейка,-- строит из себя дурака, дабы прикрыть идиотством свои
преступления. Правда, я не ознакомлен с содержанием присланной
с ним бумаги, но тем не менее догадываюсь, что этот негодяй
опять что-то натворил, и в крупном масштабе. Если вы разрешите
мне, господин полковник, ознакомиться с содержанием этой
бумаги, я, безусловно, смогу вам дать определенные указания,
как с ним поступить.-- Обращаясь к Швейку, он сказал по-чешски:
-- Ты пьешь мою кровь, чувствуешь?
-- Пью,-- с достоинством ответил Швейк.
-- Вот видите, что это за тип, господин полковник,-- уже
по-немецки продолжал подпоручик Дуб.-- Вы ни о чем не можете
его спросить, с ним вообще нельзя разговаривать. Но
когда-нибудь найдет коса на камень! Его необходимо примерно
наказать. Разрешите, господин полковник...
Подпоручик Дуб углубился в чтение бумаги, составленной
майором из Перемышля, и, дочитав до конца, торжествующе
воскликнул:
-- Теперь тебе, Швейк, аминь. Куда ты дел казенное
обмундирование?
-- Я оставил его на плотине пруда, когда примерял эти
тряпки, чтобы узнать, как в них чувствуют себя русские
солдаты,-- ответил Швейк.-- Это просто недоразумение.
Швейк подробно рассказал подпоручику Дубу, как он
настрадался из-за этого недоразумения. Когда он кончил свой
рассказ, подпоручик Дуб заорал на него:
-- Вот теперь-то ты меня узнаешь! Понимаешь ты, что значит
потерять казенное имущество? Знаешь ли ты, негодяй, что это
значит -- потерять на войне обмундирование?
-- Осмелюсь доложить, господин лейтенант,-- ответил
Швейк,-- знаю. Когда солдат лишается обмундирования, он должен
получить новое.
-- Иисус Мария,-- крикнул подпоручик Дуб,-- осел, скотина
ты этакая, если ты и впредь будешь так со мной шутить, то еще
сто лет после войны будешь дослуживать!
Полковник Гербих, сидевший до сих пор спокойно и деловито
за столом, вдруг сделал страшную гримасу, ибо его палец,
который до сих пор вел себя смирно, из тихого и спокойного
агнца превратился в ревущего тигра, в электрический ток в
шестьсот вольт, в палец, каждую косточку которого молот
медленно дробит в щебень. Полковник Гербих лишь рукой махнул и
заорал диким голосом, как орет человек, которого медленно
поджаривают на вертеле:
-- Вон! Дайте мне револьвер!
Это был дурной признак, поэтому все выскочили вон вместе
со Швейком, которого конвойные вытолкали в коридор. Остался
лишь подпоручик Дуб. Он хотел использовать этот подходящий, как
ему казалось, момент против Швейка и сказал готовому заплакать
полковнику:
-- Господин полковник, позвольте мне обратить ваше
внимание на то, что этот солдат...
Полковник замяукал и запустил в подпоручика чернильницей,
после чего подпоручик в ужасе отдал честь и, пролепетав:
"Разумеется, господин полковник",-- исчез за дверью.
Еще долго потом из канцелярии полковника были слышны рев и
вой. Наконец вопли прекратились. Палец полковника неожиданно
опять превратился в агнца, приступ подагры прошел, полковник
позвонил и снова приказал привести к нему Швейка.
-- Так что, собственно, с тобой приключилось? --
по-прежнему ласково спросил полковник Швейка. Все неприятное
осталось позади. Он снова почувствовал себя прекрасно и
испытывал такое блаженство, словно нежился на пляже на берегу
моря.
Дружески улыбаясь полковнику, Швейк рассказал свою одиссею
от начала до конца, доложил, что он ординарец одиннадцатой
маршевой роты Девяносто первого полка и что не знает, как они
там без него обойдутся.
Полковник тоже улыбался, а потом отдал следующий приказ:
"Выписать Швейку воинский литер через Львов до станции
Золтанец, куда завтра должна прибыть его маршевая рота, и
выдать ему со склада новый казенный мундир и шесть крон
восемьдесят два геллера вместо продовольствия на дорогу".
Когда Швейк в новом австрийском мундире покидал штаб
бригады, он столкнулся с подпоручиком Дубом. Тот был немало
удивлен, когда Швейк по всем правилам отрапортовал ему, показал
документы и заботливо спросил, что передать господину поручику
Лукашу.
Подпоручик Дуб не нашелся сказать ничего другого, как
только "Abtreten!", и, глядя вслед удаляющемуся Швейку,
проворчал про себя: "Ты меня еще узнаешь, Иисус Мария, ты меня
узнаешь!"
x x x
На станции Золтанец собрался весь батальон капитана
Сагнера, за исключением арьергарда -- четырнадцатой роты,
потерявшейся где-то при обходе Львова.
Попав в местечко, Швейк очутился в совершенно новой
обстановке. Судя по всеобщему оживлению, недалеко был фронт,
где шла резня. Всюду стояли пушки и обозы; из каждого дома
выходили солдаты разных полков, среди них выделялись германцы.
Они с видом аристократов раздавали австрийским солдатам
сигареты из своих богатых запасов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212