ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Балбес был потрясен тем, что ему телеграфируют с
Лупковского перевала, и послал шифрованную телеграмму: "Маршрут
остается без изменения: Лупковский перевал -- Санок, где ждать
дальнейших распоряжений".
По возвращении капитана Сагнера в штабном вагоне начинали
говорить о явной бестолковщине, делая намеки на то что, не будь
германцев, восточная военная группа совершенно потеряла бы
голову.
Подпоручик Дуб попытался выступить в защиту бестолковщины
австрийского штаба и понес околесицу о том, что здешний край
был опустошен недавними боями и что железнодорожный путь еще не
мог быть приведен в надлежащий порядок.
Все офицеры посмотрели на него с состраданием, словно
желая сказать: "Этот господин не виноват. Уж таким идиотом
уродился". Не встречая возражений, подпоручик Дуб
распространялся о великолепном впечатлении, которое производит
на него этот разоренный край, свидетельствующий о том, как
умеет бить железный кулак нашей армии. Ему опять никто не
ответил. И он повторил: "Да, безусловно, разумеется, русские
отступали здесь в страшной панике".
Капитан Сагнер про себя решил, что, когда они будут в
окопах и положение станет особенно опасным, он при первом же
удобном случае пошлет подпоручика Дуба за проволочные
заграждения в качестве офицера-разведчика для рекогносцировки
неприятельских позиций. А поручику Лукашу, высунувшемуся так
же, как и он, из окна вагона, шепнул сгоряча:
-- Послал черт на нашу голову этих штатских! Чем
образованнее, тем глупей.
Казалось, подпоручик Дуб никогда не замолчит. Он
пересказывал офицерам все, что читал в газетах о карпатских
боях и о борьбе за карпатские перевалы во время
австро-германского наступления на Сане.
Он рассказывал так, будто не только участвовал, но и сам
руководил всеми операциями.
Особенное отвращение вызывали его изречения, вроде "Потом
мы двинулись на Буковско, чтобы обеспечить за собой линию
Буковско-- Дынув, поддерживая связь с бардеевской группой у
Большой Полянки, где мы разбили самарскую дивизию неприятеля".
Поручик Лукаш не выдержал и вставил, прервав подпоручика
Дуба "О чем ты, по-видимому, еще до войны говорил со своим
окружным начальником?"
Подпоручик Дуб враждебно взглянул на поручика Лукаша и
вышел из вагона.
Воинский поезд стоял на насыпи, а внизу, в нескольких
метрах под откосом, лежали разные предметы, брошенные русскими
солдатами, которые, по-видимому, отступали по этому рву. Тут
валялись заржавленные чайники, горшки, патронташи. Здесь же
среди разнообразнейших предметов виднелись мотки колючей
проволоки и снова окровавленные полосы марлевых бинтов и вата.
В одном месте надо рвом стояла группа солдат, и подпоручик Дуб
тотчас заметил, что находящийся среди них Швейк что-то
рассказывает.
Он отправился туда.
-- Что случилось? -- раздался строгий окрик подпоручика
Дуба, который вырос прямо перед Швейком.
-- Осмелюсь доложить, господин лейтенант,-- ответил за
всех Швейк, -- смотрим.
-- На что смотрите? -- крикнул подпоручик Дуб.
-- Осмелюсь доложить, господин лейтенант, мы смотрим вниз,
в ров.
-- А кто вам разрешил это?
-- Осмелюсь доложить, господин лейтенант, такова воля
нашего господина полковника Шредера из Брука. Когда мы
отправлялись на фронт, он в своей прощальной речи велел нам,
когда будем проходить по местам боев, сугубое внимание обращать
на то, как развивалось сражение, чтобы извлечь пользу для себя.
И вот здесь, господин лейтенант, в этом рву, мы видим, что
солдату приходится бросать при отступлении. Осмелюсь доложить,
господин лейтенант, мы здесь поняли, как глупо, когда солдат
тащит с собой всякие лишние вещи. Этим он понапрасну отягощает
себя. От этого понапрасну утомляется. Когда солдат тащит на
себе такую тяжесть, ему трудно воевать.
У подпоручика Дуба мелькнула надежда, что наконец-то он
сможет предать Швейка военно-полевому суду за предательскую
антимилитаристскую пропаганду, а потому он быстро спросил:
-- Вы, значит, думаете, что солдат должен бросать патроны
или штыки, чтоб они валялись где-нибудь в овраге, как вон там?
-- Никак нет, ни в коем случае, господин лейтенант,--
приятно улыбаясь,ответил Швейк,-- извольте посмотреть вон туда,
вниз, на этот брошенный железный ночной горшок.
И действительно, под насыпью среди черепков вызывающе
торчал ночной горшок с отбитой эмалью и изъеденный ржавчиной.
Все эти предметы, негодные для домашнего употребления,
начальник вокзала складывал сюда как материал для дискуссий
археологов будущих столетий, которые, открыв это становище,
совершенно обалдеют, а дети в школах будут изучать век
эмалированных ночных горшков.
Подпоручик Дуб посмотрел на этот предмет, и ему ничего не
оставалось, как только констатировать, что это действительно
один из тех инвалидов, который юность свою провел под кроватью.
На всех это произвело колоссальное впечатление. И так как
подпоручик Дуб молчал, заговорил Швейк:
-- Осмелюсь доложить, господин лейтенант, что однажды с
таким вот ночным горшком произошла презабавная история на
курорте Подебрады... Об этом рассказывали у нас в трактире на
Виноградах. В то время в Подебрадах начали издавать журнальчик
"Независимость", во главе которого стал подебрадский аптекарь,
а редактором поставили Владислава Гаека из Домажлиц.
Аптекарь был большой чудак. Он собирал старые горшки и
прочую дребедень, набрал прямо-таки целый музей. А этот самый
домажлицкий Гаек позвал в гости своего приятеля, который тоже
писал в газеты. Ну нализались они что надо, так как уже целую
неделю не виделись. И тот ему обещал за угощение написать
фельетон в эту самую "Независимость", в независимый журнал, от
которого он зависел. Ну и написал фельетон про одного
коллекционера, который в песке на берегу Лабы нашел старый
железный ночной горшок и, приняв его за шлем святого Вацлава,
поднял такой шум, что посмотреть на этот шлем прибыл с
процессией и с хоругвями епископ Бриних из Градца. Подебрадский
аптекарь решил, что это намек, и подал на Гаека в суд,
Подпоручик с большим удовольствием столкнул бы Швейка
вниз, но сдержался и заорал на всех:
-- Говорю вам, не глазеть тут попусту! Вы все меня еще не
знаете, но вы меня узнаете! Вы останетесь здесь, Швейк,--
приказал он грозно, когда Швейк вместе с остальными направился
к вагону.
Они остались с глазу на глаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212