Животное было так сильно, что я не могла сопротивляться.
Человек не подошел, не помог собаке и ничего не говорил, просто стоял
и смотрел словно его вмешательство не требовалось.
Собака, рыча, тащила меня. Последний рывок - и я растянулась на боку,
скользя вниз от того места, где пыталась рыться в остатках лавины.
Снова послышался резкий свист, и ему ответил далекий лай. Первая же
собака, стоя надо мной, все еще рычала. Человек подошел ко мне, но не
дотронулся до меня, а только ждал.
То чего он ждал, появилось: сани в виде рамы, запряженные двумя
собаками.
Нашедшая меня собака перестала рычать и подошла, увязая в снегу, к
саням. Там она остановилась перед своими собратьями, как бы ожидая, что
ее тоже запрягут.
Ее хозяин наклонился: крепко взял, меня за плечо и с Удивительной
легкостью поднял. Я пыталась вырваться.
- Нет! Тут... другие - кричала я в его невыразительно лицо. -
Найти...
Он поднял руку. Что-то вспыхнуло на моей челюсти. Момент раздирающей
боли - и пустота, ничего.
Глава 3
Боль разлилась по всему моему телу.
Время от времени меня встряхивало, и тогда тяжела постоянная боль
переходила уже в настоящую агонию. Я лежала на чем-то, что качалось,
опускалось, но не останавливалось. Я открыла глаза. Передо мной бежали
три собаки. Ремни, пристегнутые к их ошейникам, крепились к саням, на
которых я лежала. Я хотела сесть, но обнаружила, что мои рук и ноги туго
связаны, и лежу я под меховой полостью, прикрепленной с двух сторон к
саням. Возможно, эта полость предназначалась для тепла и для
безопасности, но в данный момент я рассматривала ее как еще один барьер
между мной свободой.
Сани, какие я знала в Эсткарпе, всегда были громоздкими, и в них
запрягали лошадей, а эти, влекомые большими собаками, обладали, как мне
казалось, фантастической скоростью, и ехали мы более бесшумно. Не было
звяканья сбруи, звона бубенчиков, которые обычно вешались и на сбруи, и
на передок саней. В этом молчаливом полете было что-то пугающее.
Я медленно возвращалась к ясному мышлению. Боль сконцентрировалась в
голове, и она, плюс шок от падения лавиной, делали построение каких-либо
планов почти непосильной задачей. Моя борьба с оковами шла больше от
инстинкта, чем от разума.
Я перестала бороться, закрыла глаза от яркого солнечного света,
усугублявшего мои страдания, и поставила перед собой задачу собрать
воедино картину случившегося. Теперь я могла разумно обдумать удар,
нанесенный мне этим человеком.
Похоже, что я была не спасенной, а пленницей, и он вез меня в свое
жилище или лагерь. То малое, что я знала об Эскоре - зеленый народ не
отходил далеко от своей укрепленной Долины - большей частью шло от
слухов и легенд. Однако я никогда не слышала о таких людях и таких
собаках.
Я не видела своего захватчика, но полагала, что его место позади
саней. А может быть, он послал меня одну со своими четвероногими
слугами, а сам вернулся искать других выживших?
Другие выжившие! Я глубоко вздохнула, что тоже было чрезвычайно
болезненно.
Киллан, Кемок... Только за них я цеплялась, как лезущий в гору
цепляется за спасительную веревку, когда нога его выскальзывает из
ненадежного углубления.
Мы были так крепко спаяны все трое, и я думала, что если один уйдет
из жизни, другие тут же узнают об этом. Хотя я потеряла свою власть, но
наша связь оставалась, и я не могла поверить, что мои братья погибли. А
если они живы...
Я еще раз попыталась разорвать оковы, державшие меня, но только
ударилась головой о раму саней и чуть снова не потеряла сознание. Нет, я
должна преодолеть страх, привести мозг в холодное и настороженное
состояние.
У Мудрых женщин я научилась такой дисциплине, какой, возможно, нет
даже у воинов, и призвала то, что у меня еще оставалось, быть моей
броней и поддержкой. Я не могла помочь тем, кто был мне дорог, если они
нуждались в помощи, пока не буду свободной сама. Я, должна как всякий
пленник, ждать малейшей возможности для освобождения.
Я слишком мало знала о своем захватчике и о том, какую роль я должна
играть, чтобы обмануть его. Лучше всего, наверное, казаться той, за кого
он меня принимал: запуганной женщиной, побитой им и покорной. Конечно,
это было трудно для женщины Древней расы, особенно из Эсткарпа, где
Мудрые женщины считались по положению выше мужчин, их главенство было
врожденным и принималось без спора. А теперь я должна была казаться
ниже, чем была, слабой и легко подавляемой.
Итак, я лежала, не двигаясь, следила за бежавшими собаками и
старалась овладеть своими мыслями. Если бы я была способна
воспользоваться властью, как раньше, я была бы свободна с той минуты,
как встала на ноги. Не сомневалась, что могла бы повлиять и на собак, и
на их хозяина. А теперь я напоминала человека, привыкшего надеяться на
свои ноги, но вдруг оставшегося калекой, как раз тогда, когда перед ним
долгий и опасный путь.
Два раза собаки останавливались и садились, тяжело дыша, на снег. Их
длинные языки вываливались из пастей. Во второй раз их хозяин подошел и
взглянул на меня.
Меня предупредил скрип его шагов, и я закрыла глаза, и кажется,
изобразила вполне убедительную картину обморока Я не открывала глаза до
тех пор, пока собаки не побежали вновь.
Осторожно взглянув, я увидела, что впереди уже лежит девственный
снег. На его поверхности были следы других саней.
Видимо, мы приближались к цели. Теперь я должна быть особенно
внимательной, разыгрывая роль сломленной пленницы. Чем дольше я смогу
притворяться, что нахожусь в беспамятстве, тем больше узнаю об этом
народе, потому что, судя по следам полозьев, мой захватчик был не один,
просто его товарищи ехали впереди.
Собаки бежали по склону в долину, где деревья казались темными
пальцами на крепком и чистом снегу, хотя солнце уже село, оставив в небе
несколько светлых полос.
Из долины донесся дружный лай, и собаки, которые вез ли меня,
отвечали в полный голос.
Это был лагерь, как я заметила, а не место постоянного жительства,
как, например, у зеленого народа. Хотя уже стемнело, я увидела между
деревьями палатки, хитроумно поставленные таким образом, что деревья
составляли их часть. Я вспомнила рассказ Кемока о том, как он
останавливался у моховиц, жилища которых огораживались мхом, свисавшим с
ветвей старых деревьев. Но здесь стены были не из мха, а из шкур,
разрезанных на полосы и сплетенных в полотнища, гибкие и удобные в
обращении. Они висели, создавая неправильной формы комнаты, центром
которых были деревья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299