Надежда — Отчаяние, Отчаяние — Надежда? В конце непременно Надежда, ибо сначала умирает человек, потом лишь надежда.
А ты почему не счастлива? Из-за того, что оставила Ереван, не получила кусочек картона — так называемый диплом? Разве это мешает тебе заходить каждый день в класс, где тебя ждут, любят, и ты знаешь, что любят? Увидела одно за другим все восемьдесят два ребячьих лица. Как затаенно, по-взрослому слушали они Варужана, как тихо вели себя! На все восемьдесят два лица была одна общая пара глаз и ни одного языка... Как дивно прочитала Сирануйш рассказ Варужана. Этот рассказ и сама Сюзи очень любит. Любопытно, пережил Варужан ту любовь или на него снизошло божественное озарение, когда тоска по любви делается любовью, а девушка мечты обретает плоть и кровь? Не зная Егинэ, Варужан, наверно, писал этот рассказ о Егинэ... Если бы он умел любить, как она...
Знакомство с Егинэ произошло на почве спора по поводу последней помести Варужана. Сюзи в ярости камня на камне не оставила, а Егинэ молча ее выслушала, взяла в руки книгу и стала читать строки, подчеркнутые ею. Неужели эти строки были в той книге? Потом спокойно произнесла: «Так ведь я могу прочесть почти все страницы...»
Сюзи осеклась, потом взяла себя в руки и бросила ей в лицо последний аргумент: «Хорошо, Егинэ, что ты не знаешь его как человека». И тут Егинэ сказала: «Разбирать книгу — это твое дело, но как о человеке... Пощади, пожалуйста... Я люблю его...»
Она что — ненормальная? Так вот взять и первой встречной открыть тайну? Уже потом, когда они подружились, Сюзи высказала ей свое удивление. «Не знаю, отчего я призналась,— сказала Егинэ.— Так хотелось с кем-то поделиться... Я думала, мы с тобой больше не увидимся...»
В тот день Сюзи была в своей очередной маске. Сказала, что находилась тут на отдыхе, завтра уезжает. Сейчас Сюзи увидела разом все свои маски, и горькая ухмылка застыла на ее губах. «Маски не стареют,— сказал Варужан.— Морщинами не покрываются. В них, наверно, удобнее...» Удобнее? Может, и парик надеть? Он ведь не седеет.
Стало быть, Варужан и Егинэ в конце концов встретились. Это должно было случиться. Но полюбит ли ее Варужан, способен ли он на это? Вряд ли. Он ведь тренер, а не игрок. Кто это сказал? А, его двоюродный брат. Даже имя всплыло в памяти — Арам. Видно, довольно остроумный парень. «Я его спросил,— сказал ей Варужан,— а сам-то ты кто, Арам? Он ответил: «Я запасной игрок. Пока что бегаю себе вокруг поля. Тренер перед началом каждого тайма велит мне готовиться — мол, сейчас на поле выпущу. А выпускает другого. Так, наверно, и состарюсь, бегая вокруг жизни». Сюзи тогда невесело рассмеялась: «Грустные слова сказал Арам». Варужан вспылил: «Союзника нашла? — и вдруг посмотрел ей прямо в глаза: — А ты что такое, Сюзи?..» — «Я?.. Я, наверно, мяч». Слово «мяч» вырвалось у нее как-то само собой. Сказала и ужаснулась. И Варужан на миг задумался, я потом рассмеялся: «Вы с Арамом из одного теста, это точно. Обещаю и его привезти в село».
Я мяч... Сейчас это слово отозвалось в ней несказанной печалью, наполнилось смыслом, обрело форму и цвет, и она сказала себе: «Мяч, имя твоей судьбы — Сюзи. Да, ты всего лишь мяч, причем вне игры. Ты измученный мяч под ногами у жизни, тебя шпыняют туда-сюда. Куда ты катишься?..» Посмотрела на небо — смешно: только что учила жить, страдать, верить, давала уроки истины человеку, который несравненно тебя умнее. Так, стало быть, и ты тренер?.. Сама живи, страдай, верь... Сказала или нет себе Сюзи эти слова? И как поступит, если вдруг опять встретится с Варужаном? Нацепит очередную маску или... Когда, где начался ее невеселый маскарад?.. «Дома»,— последовал незамедлительный ответ. Детская душа — волшебная губка, которая все в себя вбирает и пропитывается этим. Сюзи очень рано начала познавать мир, а, мир был домом, в котором мать,' отец, брат. Училась в третьем классе, когда прочитала отцу свое стихотворение. «Это все глупости,— сказал отец,— лучше арифметикой займись, считать учись — складывать, умножать». Брат тогда учился в восьмом классе — он выхватил у нее листок со стихотворением и сжег его над газовой конфоркой. Три дня она не ходила в школу, не разговаривала ни с кем, но и не плакала, не могла.
Росла мало-помалу, душа оставалась той же губкой, вбиравшей, впитывавшей в себя мир. Будь бы воля отца, люди рождались бы с дипломами, должностями, сберкнижками. Девочки — сразу с подходящим женихом. Отец заставлял ее стать экономистом — знакомых нашел, все, по его словам, честь по чести устроил: А она возьми и подай документы в педагогический.
Брат весь в отца — как говорится, яблоко от яблони... Он уже окончил тот же экономический факультет и работал продавцом в обувном магазине. Кичился: «На будущий год место шефа займу». И занял-таки.
Мать — женщина забитая, без собственного голоса. Только наедине с дочкой горевала, обласкивала ее, а при муже была холодна, не подступишься. Душа волей-неволей должна бы огрубеть, задубеть должна бы йожа души, не воспринимать впечатлений и нюансов, а так: ощутить- и забыть, услыхать и забыть, увидать и забыть. Но душа оставалась прежней, и у нее не было иного выхода, как закрыться от людей... Если бы Сюзи рассказала дома все как есть, брат убил бы того сопляка с ее курса, а потом и лектора, отец выгнал бы ее из дому, а мать рыдала бы, проклиная свою судьбу и судьбу своей дочери. Вот в момент какого одиночества уповала она на Варужана ( «Я позвоню...») , верила, ждала... Двадцать три года — это много или мало? Где это она читала — на одном из островов Тихого океана есть насекомые, которые живут всего сутки. Значит, те, что умирают за полночь, могут считать, что прожили долгую жизнь... Двадцать три года... Можно ли это считать прожитой жизнью? Часто Сюзи кажется, что она еще и не начинала жить, а все, что было, лишь бредовый сон, ложь, галлюцинация. Но ведь человек, едва явившись на свет, прожив всего две минуты, уже приобретает прошлое. Если бы он умел говорить, он бы сказал: минуту назад я был голоден. А прожив на свете часок-другой, человек уже надеется на будущее и — ниточка за ниточкой — ткет разноцветный ковер своей, мечты, своих иллюзий. А твои мечты, сказала она себе, остались в колыбели, ни одна из них не наполнилась жизненным соком, не созрела, не дала плодов, они увяли, не успев расцвести, засохли на корню. О золотые колыбели наших грез... Качаются, качаются, взад-вперед, а младенца в них нет. Варужан верно выразился: прошлое человека — подводная часть айсберга, невидимая чужому глазу. Но и человек, и ледяная глыба зиждутся на этой незримой опоре — потому и в силах устоять. А на что ей опереться, чтоб устоять? Варужан невесело пошутил: у тебя столько масок, что тебе уготована вечная молодость, ведь маски морщинами не покрываются, натяни еще парик, тогда и седины не будет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149
А ты почему не счастлива? Из-за того, что оставила Ереван, не получила кусочек картона — так называемый диплом? Разве это мешает тебе заходить каждый день в класс, где тебя ждут, любят, и ты знаешь, что любят? Увидела одно за другим все восемьдесят два ребячьих лица. Как затаенно, по-взрослому слушали они Варужана, как тихо вели себя! На все восемьдесят два лица была одна общая пара глаз и ни одного языка... Как дивно прочитала Сирануйш рассказ Варужана. Этот рассказ и сама Сюзи очень любит. Любопытно, пережил Варужан ту любовь или на него снизошло божественное озарение, когда тоска по любви делается любовью, а девушка мечты обретает плоть и кровь? Не зная Егинэ, Варужан, наверно, писал этот рассказ о Егинэ... Если бы он умел любить, как она...
Знакомство с Егинэ произошло на почве спора по поводу последней помести Варужана. Сюзи в ярости камня на камне не оставила, а Егинэ молча ее выслушала, взяла в руки книгу и стала читать строки, подчеркнутые ею. Неужели эти строки были в той книге? Потом спокойно произнесла: «Так ведь я могу прочесть почти все страницы...»
Сюзи осеклась, потом взяла себя в руки и бросила ей в лицо последний аргумент: «Хорошо, Егинэ, что ты не знаешь его как человека». И тут Егинэ сказала: «Разбирать книгу — это твое дело, но как о человеке... Пощади, пожалуйста... Я люблю его...»
Она что — ненормальная? Так вот взять и первой встречной открыть тайну? Уже потом, когда они подружились, Сюзи высказала ей свое удивление. «Не знаю, отчего я призналась,— сказала Егинэ.— Так хотелось с кем-то поделиться... Я думала, мы с тобой больше не увидимся...»
В тот день Сюзи была в своей очередной маске. Сказала, что находилась тут на отдыхе, завтра уезжает. Сейчас Сюзи увидела разом все свои маски, и горькая ухмылка застыла на ее губах. «Маски не стареют,— сказал Варужан.— Морщинами не покрываются. В них, наверно, удобнее...» Удобнее? Может, и парик надеть? Он ведь не седеет.
Стало быть, Варужан и Егинэ в конце концов встретились. Это должно было случиться. Но полюбит ли ее Варужан, способен ли он на это? Вряд ли. Он ведь тренер, а не игрок. Кто это сказал? А, его двоюродный брат. Даже имя всплыло в памяти — Арам. Видно, довольно остроумный парень. «Я его спросил,— сказал ей Варужан,— а сам-то ты кто, Арам? Он ответил: «Я запасной игрок. Пока что бегаю себе вокруг поля. Тренер перед началом каждого тайма велит мне готовиться — мол, сейчас на поле выпущу. А выпускает другого. Так, наверно, и состарюсь, бегая вокруг жизни». Сюзи тогда невесело рассмеялась: «Грустные слова сказал Арам». Варужан вспылил: «Союзника нашла? — и вдруг посмотрел ей прямо в глаза: — А ты что такое, Сюзи?..» — «Я?.. Я, наверно, мяч». Слово «мяч» вырвалось у нее как-то само собой. Сказала и ужаснулась. И Варужан на миг задумался, я потом рассмеялся: «Вы с Арамом из одного теста, это точно. Обещаю и его привезти в село».
Я мяч... Сейчас это слово отозвалось в ней несказанной печалью, наполнилось смыслом, обрело форму и цвет, и она сказала себе: «Мяч, имя твоей судьбы — Сюзи. Да, ты всего лишь мяч, причем вне игры. Ты измученный мяч под ногами у жизни, тебя шпыняют туда-сюда. Куда ты катишься?..» Посмотрела на небо — смешно: только что учила жить, страдать, верить, давала уроки истины человеку, который несравненно тебя умнее. Так, стало быть, и ты тренер?.. Сама живи, страдай, верь... Сказала или нет себе Сюзи эти слова? И как поступит, если вдруг опять встретится с Варужаном? Нацепит очередную маску или... Когда, где начался ее невеселый маскарад?.. «Дома»,— последовал незамедлительный ответ. Детская душа — волшебная губка, которая все в себя вбирает и пропитывается этим. Сюзи очень рано начала познавать мир, а, мир был домом, в котором мать,' отец, брат. Училась в третьем классе, когда прочитала отцу свое стихотворение. «Это все глупости,— сказал отец,— лучше арифметикой займись, считать учись — складывать, умножать». Брат тогда учился в восьмом классе — он выхватил у нее листок со стихотворением и сжег его над газовой конфоркой. Три дня она не ходила в школу, не разговаривала ни с кем, но и не плакала, не могла.
Росла мало-помалу, душа оставалась той же губкой, вбиравшей, впитывавшей в себя мир. Будь бы воля отца, люди рождались бы с дипломами, должностями, сберкнижками. Девочки — сразу с подходящим женихом. Отец заставлял ее стать экономистом — знакомых нашел, все, по его словам, честь по чести устроил: А она возьми и подай документы в педагогический.
Брат весь в отца — как говорится, яблоко от яблони... Он уже окончил тот же экономический факультет и работал продавцом в обувном магазине. Кичился: «На будущий год место шефа займу». И занял-таки.
Мать — женщина забитая, без собственного голоса. Только наедине с дочкой горевала, обласкивала ее, а при муже была холодна, не подступишься. Душа волей-неволей должна бы огрубеть, задубеть должна бы йожа души, не воспринимать впечатлений и нюансов, а так: ощутить- и забыть, услыхать и забыть, увидать и забыть. Но душа оставалась прежней, и у нее не было иного выхода, как закрыться от людей... Если бы Сюзи рассказала дома все как есть, брат убил бы того сопляка с ее курса, а потом и лектора, отец выгнал бы ее из дому, а мать рыдала бы, проклиная свою судьбу и судьбу своей дочери. Вот в момент какого одиночества уповала она на Варужана ( «Я позвоню...») , верила, ждала... Двадцать три года — это много или мало? Где это она читала — на одном из островов Тихого океана есть насекомые, которые живут всего сутки. Значит, те, что умирают за полночь, могут считать, что прожили долгую жизнь... Двадцать три года... Можно ли это считать прожитой жизнью? Часто Сюзи кажется, что она еще и не начинала жить, а все, что было, лишь бредовый сон, ложь, галлюцинация. Но ведь человек, едва явившись на свет, прожив всего две минуты, уже приобретает прошлое. Если бы он умел говорить, он бы сказал: минуту назад я был голоден. А прожив на свете часок-другой, человек уже надеется на будущее и — ниточка за ниточкой — ткет разноцветный ковер своей, мечты, своих иллюзий. А твои мечты, сказала она себе, остались в колыбели, ни одна из них не наполнилась жизненным соком, не созрела, не дала плодов, они увяли, не успев расцвести, засохли на корню. О золотые колыбели наших грез... Качаются, качаются, взад-вперед, а младенца в них нет. Варужан верно выразился: прошлое человека — подводная часть айсберга, невидимая чужому глазу. Но и человек, и ледяная глыба зиждутся на этой незримой опоре — потому и в силах устоять. А на что ей опереться, чтоб устоять? Варужан невесело пошутил: у тебя столько масок, что тебе уготована вечная молодость, ведь маски морщинами не покрываются, натяни еще парик, тогда и седины не будет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149