ты ли это? не обманываешь — в самом деле ты? «Как
ты рискнула прийти в гостиницу, Егинэ?» — «Я не могла не прийти. Но пришла я не одна, он внизу».—«Кто?»—«Как кто? Брат мужа». Варужан удивился — а он к чему? «Хочет увидеть тебя и что-то сказать».— «Что он мне может сказать?» Егинэ объяснила. Следователь Мисакян, как выясняется, уже знает, кто такой Варужан, знает также, что он друг Андраника Симоняна, и, разумеется, на ушах стоит, чтобы разыскать любой ценой преступника. «А откуда он узнал, кто я?» — «Позвонил директору гостиницы, и тот...» Ах, значит, поэтому следователя как подменили после того, как он на несколько минут отлучился из кабинета, прервав допрос? Для этого он и уточнял гостиничный номер? Ну, Мегрэ! Провинциальный Мег-рэ чистой воды. «Так всего лишь поэтому перетрусил ночной рыцарь, поднявшийся за честь брата?» Глаза Егинэ выразили такую боль, что Варужан осекся. «Ты куда, Егинэ?..»—«Поступай как знаешь, а я пойду. Я боюсь тебя потерять». Варужан вобрал в свои ладони хрупкие холодные пальцы Егинэ и сказал, что днем, в милиции, еще ни о чем не догадываясь, он уже просил следователя прекратить дело, сказал, что жалоб у него нет, просто его перепутали с кем-то, вот и все. Завтра с утра он еще раз сходит в милицию, теперь он уже будет настаивать, требовать, нужно будет — Андраника Симоняна привлечет. Да он может позвонить Андранику прямо сейчас. «Хочешь?..» Егинэ слушала его окаменевшая — все каменное: и глаза, и холодные безжизненные пальцы. Казалось, в ней разом отключили жизнь — оборвалось, разбилось что-то очень дорогое. «Я боюсь потерять тебя...»— понял ли Варужан Ширакян всю боль, заключенную в этих словах? Вряд ли. В этот момент в нем просто говорило его оскорбленное «я», поверженная сила. «Я пойду, милый,— Егинэ поднялась.-Знаю, что и тебе нелегко... Да и почему ты обязан все понимать?..»
Зазвонил телефон. Варужан и не взглянул на него. «Возьми трубку, милый...»Звонил святой отец. «Что стряслось?.. Надеюсь, ничего серьезного, раз вы уже дома? Кто сказал? Врач. Так, мол, и так: ночью доставили неизвестного. Я поинтересовался, что за неизвестный, вошел в палату...»—«Вы не сказали, кто я такой?»—«Не сказал. Вы спали. Решил навестить вас в другой раз. А потом узнаю, что вас уже выписали... Можем мы повидаться?..» Господи, что за день: больница, милиция, суд, ужасное признание Егинэ. Такой день должен был, по идее, завершиться тяжелой, болезненной исповедью, и вот тут как тут святой отец. Не пригласить ли его прямо сейчас?.. Посмотрел на Егинэ. «Завтра, святой отец, удобно вам будет прийти в гостиницу часам к двенадцати?» Опустил трубку, встал: «Ты сиди, Егинэ, я сам его сейчас позову сюда».— «Нет, милый, я лучше пойду. Я верю тебе...» И вдруг склонилась к нему на грудь, обмякла, будто ей перебили позвоночник: «Если я потеряю тебя, мне больше нечего будет терять...» А он представил ночного незнакомца, скрючившегося где-нибудь в углу гостиничного вестибюля, и ему сделалось противно. Этот человек выглядел привлекательнее два дня назад, когда бил его и хрипел: «Убирайся отсюда!» Но Варужан преодолел в себе чувство отвращения. «Он хороший человек,— Егинэ будто читала мысли Вару-
жана.— Он сам хотел, чтобы я после смерти его брата вышла замуж, жизнь свою устроила, но он испугался, что ты, встретившись со мной, воспользуешься моей любовью, унизишь меня... Он ведь тебя не знает...»—«Я сейчас схожу за ним, Егинэ...»—«Он сам позвонил в милицию, пришел в себя и позвонил. А представляешь, если бы не позвонил...» Нет, святой отец нужен бы именно сейчас: «Не суди справедливо, суди милосердно...»— «Я встречусь с ним непременно, Егинэ, но лучше завтра — ладно?..»— «Ладно, милый...» В груди всколыхнулась тревога — представил себя в суде. Не приведи господи. Надо срочно разыскать Андраника, тот тоже способен наломать дров потом отступать будет поздно. Придвинул к себе телефонный аппарат: «Андраник? Да-да, это я. Что? Да сущие пустяки, не волнуйся... Как? Ты уже распорядился? Умоляю тебя, позвони немедленно этому захолустному Мегрэ, останови его. Я все тебе завтра расскажу. Я не сомневаюсь, что вы преступника найдете. Андраник, я все, все тебе объясню завтра, а ты прямо сейчас предупреди, чтобы не предпринимали никаких шагов. Потом перезвони мне».
Он опустил трубку. «Он предупредит следователя, Егинэ, ты не расстраивайся и... и прости меня. Ты... не осталась бы у меня чуть-чуть?» —«Он ведь ждет. Я тебе позвоню. Не провожай меня, пожалуйста».
Вышел на балкон и вскоре увидел Егинэ, идущую с тем человеком. Сердце у него сжалось: вот что дала любовь этой удивительной женщине. И вдруг почувствовал дикую головную боль, каждый нерв натянут, как веревка с повешенным,— вот-вот порвется. Проглотил две таблетки анальгина единым махом и растянулся на диване. В зеркале у противоположной стены с отвращением увидел' свое подробное отражение... О боже, какой насыщенный и какой жестокий день...
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Арама остановила дежурная по этажу:
— Вы в какой номер, молодой человек?
— В четыреста четырнадцатый, меня ждут.
— Этот номер уже освободили.
— Может быть, Энис-бей просто вышел?
— Какое имя трудное. Он вроде из' Стамбула... Утром с чемоданами вышел. Попрощался со мной, сувенир на память подарил — вот, церковь. Это что за церковь?
— Храм Айя-София... Я все же проверю— мы с ним условились встретиться в два часа.
Дежурная что-то хотела сказать, но Арам уже бежал — да, не шел, а бежал — по коридору к четыреста четырнадцатому номеру, расположенному в самой глубине коридора. Дверь номера была распахнута настежь, Арам вошел. Горничная делала уборку. На полу валялось грудой постельное белье — наволочки, простыня, пододеяльник, полотенца. Возле кровати на низкой тумбочке стояла пепель-
ница, полная окурков и пепла. Арам машинально сел на стул и зажег сигарету.
— Вы бы минут пятнадцать погуляли в коридоре, пока я приберу.— Арам не отозвался, и горничная, видимо, предположила, что новый гость тоже иностранец. Пробурчала: — Чертова жизнь — один уехать не успел, второй тут как тут. Этот, интересно, из какой страны?..
Арам встал — не было нужды что-либо говорить, все было яснее ясного. Энис-бей уехал, даже не попрощавшись. А ведь вчера вечером...
По коридору шел он теперь медленно, как за гробом. Чем обидел он Энис-бея? А может быть, обидел кто-то другой вчера в ресторане?.. Энис-бей сказал ему, что хочет еще немножко посидеть, проводил его до дверей... Перед глазами Арама опять появилась пепельница, полная окурков,— наверно, курил всю ночь. Арам не заметил даже дежурной по этажу за ее широкой стойкой, не попрощался с ней. Но она сама его окликнула:
— Минуточку, молодой человек!
Он вернулся.
— Извините, я так расстроился, что забыл сказать до свиданья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149
ты рискнула прийти в гостиницу, Егинэ?» — «Я не могла не прийти. Но пришла я не одна, он внизу».—«Кто?»—«Как кто? Брат мужа». Варужан удивился — а он к чему? «Хочет увидеть тебя и что-то сказать».— «Что он мне может сказать?» Егинэ объяснила. Следователь Мисакян, как выясняется, уже знает, кто такой Варужан, знает также, что он друг Андраника Симоняна, и, разумеется, на ушах стоит, чтобы разыскать любой ценой преступника. «А откуда он узнал, кто я?» — «Позвонил директору гостиницы, и тот...» Ах, значит, поэтому следователя как подменили после того, как он на несколько минут отлучился из кабинета, прервав допрос? Для этого он и уточнял гостиничный номер? Ну, Мегрэ! Провинциальный Мег-рэ чистой воды. «Так всего лишь поэтому перетрусил ночной рыцарь, поднявшийся за честь брата?» Глаза Егинэ выразили такую боль, что Варужан осекся. «Ты куда, Егинэ?..»—«Поступай как знаешь, а я пойду. Я боюсь тебя потерять». Варужан вобрал в свои ладони хрупкие холодные пальцы Егинэ и сказал, что днем, в милиции, еще ни о чем не догадываясь, он уже просил следователя прекратить дело, сказал, что жалоб у него нет, просто его перепутали с кем-то, вот и все. Завтра с утра он еще раз сходит в милицию, теперь он уже будет настаивать, требовать, нужно будет — Андраника Симоняна привлечет. Да он может позвонить Андранику прямо сейчас. «Хочешь?..» Егинэ слушала его окаменевшая — все каменное: и глаза, и холодные безжизненные пальцы. Казалось, в ней разом отключили жизнь — оборвалось, разбилось что-то очень дорогое. «Я боюсь потерять тебя...»— понял ли Варужан Ширакян всю боль, заключенную в этих словах? Вряд ли. В этот момент в нем просто говорило его оскорбленное «я», поверженная сила. «Я пойду, милый,— Егинэ поднялась.-Знаю, что и тебе нелегко... Да и почему ты обязан все понимать?..»
Зазвонил телефон. Варужан и не взглянул на него. «Возьми трубку, милый...»Звонил святой отец. «Что стряслось?.. Надеюсь, ничего серьезного, раз вы уже дома? Кто сказал? Врач. Так, мол, и так: ночью доставили неизвестного. Я поинтересовался, что за неизвестный, вошел в палату...»—«Вы не сказали, кто я такой?»—«Не сказал. Вы спали. Решил навестить вас в другой раз. А потом узнаю, что вас уже выписали... Можем мы повидаться?..» Господи, что за день: больница, милиция, суд, ужасное признание Егинэ. Такой день должен был, по идее, завершиться тяжелой, болезненной исповедью, и вот тут как тут святой отец. Не пригласить ли его прямо сейчас?.. Посмотрел на Егинэ. «Завтра, святой отец, удобно вам будет прийти в гостиницу часам к двенадцати?» Опустил трубку, встал: «Ты сиди, Егинэ, я сам его сейчас позову сюда».— «Нет, милый, я лучше пойду. Я верю тебе...» И вдруг склонилась к нему на грудь, обмякла, будто ей перебили позвоночник: «Если я потеряю тебя, мне больше нечего будет терять...» А он представил ночного незнакомца, скрючившегося где-нибудь в углу гостиничного вестибюля, и ему сделалось противно. Этот человек выглядел привлекательнее два дня назад, когда бил его и хрипел: «Убирайся отсюда!» Но Варужан преодолел в себе чувство отвращения. «Он хороший человек,— Егинэ будто читала мысли Вару-
жана.— Он сам хотел, чтобы я после смерти его брата вышла замуж, жизнь свою устроила, но он испугался, что ты, встретившись со мной, воспользуешься моей любовью, унизишь меня... Он ведь тебя не знает...»—«Я сейчас схожу за ним, Егинэ...»—«Он сам позвонил в милицию, пришел в себя и позвонил. А представляешь, если бы не позвонил...» Нет, святой отец нужен бы именно сейчас: «Не суди справедливо, суди милосердно...»— «Я встречусь с ним непременно, Егинэ, но лучше завтра — ладно?..»— «Ладно, милый...» В груди всколыхнулась тревога — представил себя в суде. Не приведи господи. Надо срочно разыскать Андраника, тот тоже способен наломать дров потом отступать будет поздно. Придвинул к себе телефонный аппарат: «Андраник? Да-да, это я. Что? Да сущие пустяки, не волнуйся... Как? Ты уже распорядился? Умоляю тебя, позвони немедленно этому захолустному Мегрэ, останови его. Я все тебе завтра расскажу. Я не сомневаюсь, что вы преступника найдете. Андраник, я все, все тебе объясню завтра, а ты прямо сейчас предупреди, чтобы не предпринимали никаких шагов. Потом перезвони мне».
Он опустил трубку. «Он предупредит следователя, Егинэ, ты не расстраивайся и... и прости меня. Ты... не осталась бы у меня чуть-чуть?» —«Он ведь ждет. Я тебе позвоню. Не провожай меня, пожалуйста».
Вышел на балкон и вскоре увидел Егинэ, идущую с тем человеком. Сердце у него сжалось: вот что дала любовь этой удивительной женщине. И вдруг почувствовал дикую головную боль, каждый нерв натянут, как веревка с повешенным,— вот-вот порвется. Проглотил две таблетки анальгина единым махом и растянулся на диване. В зеркале у противоположной стены с отвращением увидел' свое подробное отражение... О боже, какой насыщенный и какой жестокий день...
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Арама остановила дежурная по этажу:
— Вы в какой номер, молодой человек?
— В четыреста четырнадцатый, меня ждут.
— Этот номер уже освободили.
— Может быть, Энис-бей просто вышел?
— Какое имя трудное. Он вроде из' Стамбула... Утром с чемоданами вышел. Попрощался со мной, сувенир на память подарил — вот, церковь. Это что за церковь?
— Храм Айя-София... Я все же проверю— мы с ним условились встретиться в два часа.
Дежурная что-то хотела сказать, но Арам уже бежал — да, не шел, а бежал — по коридору к четыреста четырнадцатому номеру, расположенному в самой глубине коридора. Дверь номера была распахнута настежь, Арам вошел. Горничная делала уборку. На полу валялось грудой постельное белье — наволочки, простыня, пододеяльник, полотенца. Возле кровати на низкой тумбочке стояла пепель-
ница, полная окурков и пепла. Арам машинально сел на стул и зажег сигарету.
— Вы бы минут пятнадцать погуляли в коридоре, пока я приберу.— Арам не отозвался, и горничная, видимо, предположила, что новый гость тоже иностранец. Пробурчала: — Чертова жизнь — один уехать не успел, второй тут как тут. Этот, интересно, из какой страны?..
Арам встал — не было нужды что-либо говорить, все было яснее ясного. Энис-бей уехал, даже не попрощавшись. А ведь вчера вечером...
По коридору шел он теперь медленно, как за гробом. Чем обидел он Энис-бея? А может быть, обидел кто-то другой вчера в ресторане?.. Энис-бей сказал ему, что хочет еще немножко посидеть, проводил его до дверей... Перед глазами Арама опять появилась пепельница, полная окурков,— наверно, курил всю ночь. Арам не заметил даже дежурной по этажу за ее широкой стойкой, не попрощался с ней. Но она сама его окликнула:
— Минуточку, молодой человек!
Он вернулся.
— Извините, я так расстроился, что забыл сказать до свиданья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149