.. Но Сурен смотрел на него в упор, конечно же узнал его, они продолжали двигаться навстречу друг другу и одновременно — будто по чьему-то приказу — остановились. Ожидается поединок, подумал Варужан, но перед тем, как скрестить шпаги, следует посмотреть в глаза друг другу.
— Здравствуй,— буркнул Варужан.
— Опять ты? Нет, что ли, от тебя спасения?
— Куда уехала Егинэ? Ты знаешь? Человек посмотрел на него жалким взглядом:
— Если бы я знал...
— Похолодало...— А это к чему? — Оставаться тут больше не стоит...
— Наша погода,— усмехнулся мужчина.— Другой у нас нет, и мы не жалуемся...— Посмотрел на пустую улицу, потом смерил взглядом Варужана с головы до ног.— Подходящий денек, чтоб с тобой потолковать по-другому, но... я слово дал Егинэ.— И вздохнул: — Господи, ежели бы не это слово...
Это был тот самый человек и вместе с тем совершенно другой, надломленный, лопнула в нем какая-то внутренняя пружина. Та же широкополая шляпа, насаженная на самые брови, та же небритость, а человек другой. Простые души не выдерживают боли, ломаются, подумал Варужан. Не гнутся, а именно сразу, сразу ломаются. Пошли рядом.
— Сегодня я тут последний день.
— День твоего приезда должен бы быть последним.
— Так уж вышло,— бессмысленно улыбнулся Варужан. Прошли мимо кафе.
— Давай выпьем по стакану вина,— предложил Варужан. Мужчина чуть оттянул с бровей дурацкую шляпу и придирчиво на него посмотрел:
— С тобой?..
— Мы сядем за разные столы.
И что-то жесткое вдруг разом в обоих растаяло, и они впервые посмотрели друг на друга мягко, примиренно. Наверно, дошло до них наконец, что, несмотря на ненависть, что-то их да объединяет, а именно — Егинэ. И им не хочется расставаться, потому что тогда они расстанутся... с Егинэ.
Заказали по стакану вина. Варужан попробовал — странное, на вкус, пить сразу расхотелось, но и разговаривать у него не было желания, значит, нужно выпить. Сурен опорожнил свой стакан с ходу.
— Ты до сих пор не женат? Почему?
— Пора было жениться, но Арцруна не стало... Отложил, тем более что ни к одной девушке у меня душа не лежала. Куда им всем до Егинэ... Так и остался.
Наверно, он любит Егинэ, пронзила вдруг Варужана догадка, однако это показалось ему невозможным, абсурдным. Опять взглянул в его потемневшие глаза — да-да, ты не ошибся, он ее любит, потому и не женится, потому и старается убрать тебя с дороги. Любит, но, простая душа, страдать не умеет, сломался сразу. И до того сделалось жалко его...
По второму стакану пить им не хотелось. «Мне ехать»,— сказал Варужан. Встали, простились у дверей кафе. Пожатие руки было холодным, почти враждебным. Вдруг из-за поворота вышла бы Егинэ и увидела их рядом, вот бы изумилась...
Дошел до гостиницы и быстро, почти бегом поднялся к себе в номер. Запихать барахло в чемодан было делом нескольких минут. С письменного стола собрал книги, бумаги. Пачка чистой бумаги, которую он с собой привез, стала тоньше всего листов на пятнадцать. Уложил бумагу в портфель, а потом вновь вынул, положил на стол — вдруг пригодится тому, кто поселится тут после него... Взял в руки, полистал тетрадь Егинэ...
Когда все уже было уложено и можно было спускаться вниз, он вдруг ощутил непривычную слабость в мышцах, ноги были как из теста. Сел в кресло, вобрал голову в ладони. И гостиничный номер вдруг наполнился голосами, лицами, радостью, сомнениями. Мозг Варужана устал от размышлений, рука потянулась к телефону — надо хоть попрощаться с Андраником. «Варужан? — Андраник с ходу на него набросился.— Слушай, какое потрясающее письмо написал ты Теруняну! Неделю уже ты у нас притча во языцех». Варужан сказал, что ездил в Ереван на бабушкин юбилей, а теперь вот уезжает окончательно! «За все спасибо тебе, Андраник. А ты меня за все прости».— «Два дня назад Терунян пошел, разыскал твою жительницу подвала. Один пошел. Вчера со мной очень кисло разговаривал. Потом говорит: даю тебе неделю, чтоб эту женщину переселить из ее склепа... Что ты ему за письмо такое написал? Говорит: я это письмо на двадцать талантливых рассказов не променяю. Он волновался, даже сигарету выкурил. Вот и польза от тебя — бедный мой секретарь три месяца как курить бросил...» Варужан улыбнулся — на душе сделалось тепло, приятно... «Передай Теруняну — я рад, что ошибся: честно говоря, подозревал, что он, не читая, направит письмо, скажем, тебе». Андраник засмеялся: «Стало быть, на старого друга ты уже и не надеялся, так?..»— «Я ведь видел подписанные тобою бумаги. Очень за тебя огорчился».— «Тебе что? — вздохнул Андраник.— Пришел, увидел, впечатлился, а ручка всегда под рукой. А ты знаешь, сколько народу в городе нуждается в человеческом жилье?..»— «Пятнадцать лет можно водить человека за нос? Город маленький, сходил бы сам, посмотрел, как она живет. А что такого? Заодно и впечатлился бы. Или пока нет установок впечатляться?..» Андраник долго молчал, потом сказал: «Через час приду к тебе, сейчас у меня совещание...» — «Через час я уже доеду до Ехекнадзора. Ладно, Андраник, неважно — в Ереване повидаемся. Прости за все»,— и сразу по,сле этих слов положил трубку.
Гостиничный номер все еще был полон голосов.
Песня бабушки, крик души Тиграна Ваганяна, звонкий голос Сирарпи, то веселый, то грустный, голоса обеих Сюзи, Арама, Сэма, двоюродного братика из Самарканда Коли Ваганова, живущего в Байресе, за тридевять земель, Артуро и Егинэ... Без конца Егинэ... Беги, приказал Варужан себе, беги, ты этого не выдержишь. К тому же вдруг Андраник возьмет отложит свое важное совещание и явится... До Еревана путь долгий, голоса все равно с тобой поедут, да и вообще теперь они с тобою будут всегда, потому что и любовь, и боль — огненная сорочка...
— Гони,-— сказал Варужан водителю.—- Нигде останавливаться не будем.
— А я разве не того же хочу? — обрадовался, а может, чуть-чуть обиделся водитель.
Что делал бедный парень весь этот день, Варужан так и не спросил.
И все же у развилины, ведущей к селу Сюзи, велел водителю на минутку остановиться. Вышел из машины, походил несколько минут на снегу.
— Вы что, себя плохо чувствуете? — спросил водитель. Варужан не ответил и вообще за всю дорогу не произнес больше ни. слова. «Вместо меня он сам обиделся»,— мысленно пробурчал водитель.
Итак, Варужан Ширакян, срок твоей ссылки закончился. Но ты не возвращаешься. Куда возвращаться? В себя? Не помнишь, кто тебе сказал: ты не свободен даже в момент бурной любви, душа твоя — бутылка, из которой не выпущен джинн? Вытащи пробку, Варужан... Тебе хотелось иметь собственный Хорвира? Ты его получил. Теперь пора из Хорвира вылезать на свет божий. Вылезешь, потому что... потому что наверху — пустые стулья бабушкиного юбилея.
Сейчас отправишься домой — Мари знает, что ты приедешь, и ждет тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149
— Здравствуй,— буркнул Варужан.
— Опять ты? Нет, что ли, от тебя спасения?
— Куда уехала Егинэ? Ты знаешь? Человек посмотрел на него жалким взглядом:
— Если бы я знал...
— Похолодало...— А это к чему? — Оставаться тут больше не стоит...
— Наша погода,— усмехнулся мужчина.— Другой у нас нет, и мы не жалуемся...— Посмотрел на пустую улицу, потом смерил взглядом Варужана с головы до ног.— Подходящий денек, чтоб с тобой потолковать по-другому, но... я слово дал Егинэ.— И вздохнул: — Господи, ежели бы не это слово...
Это был тот самый человек и вместе с тем совершенно другой, надломленный, лопнула в нем какая-то внутренняя пружина. Та же широкополая шляпа, насаженная на самые брови, та же небритость, а человек другой. Простые души не выдерживают боли, ломаются, подумал Варужан. Не гнутся, а именно сразу, сразу ломаются. Пошли рядом.
— Сегодня я тут последний день.
— День твоего приезда должен бы быть последним.
— Так уж вышло,— бессмысленно улыбнулся Варужан. Прошли мимо кафе.
— Давай выпьем по стакану вина,— предложил Варужан. Мужчина чуть оттянул с бровей дурацкую шляпу и придирчиво на него посмотрел:
— С тобой?..
— Мы сядем за разные столы.
И что-то жесткое вдруг разом в обоих растаяло, и они впервые посмотрели друг на друга мягко, примиренно. Наверно, дошло до них наконец, что, несмотря на ненависть, что-то их да объединяет, а именно — Егинэ. И им не хочется расставаться, потому что тогда они расстанутся... с Егинэ.
Заказали по стакану вина. Варужан попробовал — странное, на вкус, пить сразу расхотелось, но и разговаривать у него не было желания, значит, нужно выпить. Сурен опорожнил свой стакан с ходу.
— Ты до сих пор не женат? Почему?
— Пора было жениться, но Арцруна не стало... Отложил, тем более что ни к одной девушке у меня душа не лежала. Куда им всем до Егинэ... Так и остался.
Наверно, он любит Егинэ, пронзила вдруг Варужана догадка, однако это показалось ему невозможным, абсурдным. Опять взглянул в его потемневшие глаза — да-да, ты не ошибся, он ее любит, потому и не женится, потому и старается убрать тебя с дороги. Любит, но, простая душа, страдать не умеет, сломался сразу. И до того сделалось жалко его...
По второму стакану пить им не хотелось. «Мне ехать»,— сказал Варужан. Встали, простились у дверей кафе. Пожатие руки было холодным, почти враждебным. Вдруг из-за поворота вышла бы Егинэ и увидела их рядом, вот бы изумилась...
Дошел до гостиницы и быстро, почти бегом поднялся к себе в номер. Запихать барахло в чемодан было делом нескольких минут. С письменного стола собрал книги, бумаги. Пачка чистой бумаги, которую он с собой привез, стала тоньше всего листов на пятнадцать. Уложил бумагу в портфель, а потом вновь вынул, положил на стол — вдруг пригодится тому, кто поселится тут после него... Взял в руки, полистал тетрадь Егинэ...
Когда все уже было уложено и можно было спускаться вниз, он вдруг ощутил непривычную слабость в мышцах, ноги были как из теста. Сел в кресло, вобрал голову в ладони. И гостиничный номер вдруг наполнился голосами, лицами, радостью, сомнениями. Мозг Варужана устал от размышлений, рука потянулась к телефону — надо хоть попрощаться с Андраником. «Варужан? — Андраник с ходу на него набросился.— Слушай, какое потрясающее письмо написал ты Теруняну! Неделю уже ты у нас притча во языцех». Варужан сказал, что ездил в Ереван на бабушкин юбилей, а теперь вот уезжает окончательно! «За все спасибо тебе, Андраник. А ты меня за все прости».— «Два дня назад Терунян пошел, разыскал твою жительницу подвала. Один пошел. Вчера со мной очень кисло разговаривал. Потом говорит: даю тебе неделю, чтоб эту женщину переселить из ее склепа... Что ты ему за письмо такое написал? Говорит: я это письмо на двадцать талантливых рассказов не променяю. Он волновался, даже сигарету выкурил. Вот и польза от тебя — бедный мой секретарь три месяца как курить бросил...» Варужан улыбнулся — на душе сделалось тепло, приятно... «Передай Теруняну — я рад, что ошибся: честно говоря, подозревал, что он, не читая, направит письмо, скажем, тебе». Андраник засмеялся: «Стало быть, на старого друга ты уже и не надеялся, так?..»— «Я ведь видел подписанные тобою бумаги. Очень за тебя огорчился».— «Тебе что? — вздохнул Андраник.— Пришел, увидел, впечатлился, а ручка всегда под рукой. А ты знаешь, сколько народу в городе нуждается в человеческом жилье?..»— «Пятнадцать лет можно водить человека за нос? Город маленький, сходил бы сам, посмотрел, как она живет. А что такого? Заодно и впечатлился бы. Или пока нет установок впечатляться?..» Андраник долго молчал, потом сказал: «Через час приду к тебе, сейчас у меня совещание...» — «Через час я уже доеду до Ехекнадзора. Ладно, Андраник, неважно — в Ереване повидаемся. Прости за все»,— и сразу по,сле этих слов положил трубку.
Гостиничный номер все еще был полон голосов.
Песня бабушки, крик души Тиграна Ваганяна, звонкий голос Сирарпи, то веселый, то грустный, голоса обеих Сюзи, Арама, Сэма, двоюродного братика из Самарканда Коли Ваганова, живущего в Байресе, за тридевять земель, Артуро и Егинэ... Без конца Егинэ... Беги, приказал Варужан себе, беги, ты этого не выдержишь. К тому же вдруг Андраник возьмет отложит свое важное совещание и явится... До Еревана путь долгий, голоса все равно с тобой поедут, да и вообще теперь они с тобою будут всегда, потому что и любовь, и боль — огненная сорочка...
— Гони,-— сказал Варужан водителю.—- Нигде останавливаться не будем.
— А я разве не того же хочу? — обрадовался, а может, чуть-чуть обиделся водитель.
Что делал бедный парень весь этот день, Варужан так и не спросил.
И все же у развилины, ведущей к селу Сюзи, велел водителю на минутку остановиться. Вышел из машины, походил несколько минут на снегу.
— Вы что, себя плохо чувствуете? — спросил водитель. Варужан не ответил и вообще за всю дорогу не произнес больше ни. слова. «Вместо меня он сам обиделся»,— мысленно пробурчал водитель.
Итак, Варужан Ширакян, срок твоей ссылки закончился. Но ты не возвращаешься. Куда возвращаться? В себя? Не помнишь, кто тебе сказал: ты не свободен даже в момент бурной любви, душа твоя — бутылка, из которой не выпущен джинн? Вытащи пробку, Варужан... Тебе хотелось иметь собственный Хорвира? Ты его получил. Теперь пора из Хорвира вылезать на свет божий. Вылезешь, потому что... потому что наверху — пустые стулья бабушкиного юбилея.
Сейчас отправишься домой — Мари знает, что ты приедешь, и ждет тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149