«После мужа ты в моей жизни второй мужчина. Не веришь? — И вдруг покраснела.— Да нет, что я говорю... Год назад мне голову заморочили— выходи замуж.. Появился один врач, очень симпатичный человек. Несколько раз мы с ним встретились. Он уже собрался дарить мне обручальное кольцо, и тут я сказала: больше не приходи. Я вдруг почувствовала, что изменяю тебе. Прошу тебя, не улыбайся. Ведь когда я вышла замуж, я тебя еще не знала и не любила,— значит, это не было изменой. А вот год назад... Бедняга недоумевал, почему это я решила отступить. Правильно я поступила, верно? А то что бы теперь было? Впрочем, все равно — стоило бы нам встретиться, и было бы все как сейчас...» — «Сколько в тебе нерастраченного сердца, Егинэ, Как ты сумела так себя сохранить?» — «Это ради тебя, любимый. Ведь когда-нибудь мы же должны были встретиться...»
Егинэ, Егинэ...
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Энис-бей открыл окно.
С восьмого этажа гостиницы Арарат был виден еще яснее. Стало быть, его страна совсем рядом. Он попросил Арама оставить его одного до вечера — сослался на то, что устал и хочет отоспаться,— ведь вечером куда-то должны идти.
На деле же он поспал в самолете. Зашел в ванную, умылся, провел ладонью по щекам, утром побрился наспех, кое-как. Нужно еще раз побриться. Достал из черного футляра электробритву «Браун». Напрасно Наташа позвонила Араму. Ему хотелось бы весь первый день бродить по городу без сопровождающих, а лучше даже все три. дня. Перед отъездом позвонил бы Араму, и они бы один раз встретились. Хорошая машинка «Браун» — побрился, с удовольствием погладил чистую, смягчившуюся кожу и показал язык глядящему на него из зеркала красивому молодому человеку. Надо еще сменить рубашку. Арам посоветовал схбдить в Музей современного искусства, в хранилище древних рукописей — он забыл, как это называется по-армянски,
ничего, спросит, найдет. По дороге в гостиницу они остановились, у каменного всадника. Памятник потряс Энис-бея. Конь перевернул копытом чашу, из которой вниз, в бассейн, текла вода. «Это чаша терпения,— объяснил Арам.— Наш народ взялся за меч только тогда, когда она переполнилась». Всадник не сидел в седле, а стоял, упираясь в стремена, готовый нанести удар мечом. Да и постамент не походил на обычный постамент — это была огромная скальная глыба. Но всадник все равно был больше. «Размеры фигуры и постамента не соответствуют друг другу,— сказал Энис-бей.— Или скала должна быть больше, или всадник меньше».— «Скала — наша земля,— возразил Арам.— Давид — великий герой маленькой земли».
Взглянул на часы. В Ереване двенадцать часов. До вечера есть еще часов семь-восемь. Арарат и восхищал и раздражал Энис-бея. Он видел фотографию другой его стороны — две унылые, неинтересные горы. Как может одна и та же гора быть такой разной? «Давид должен был сражаться со своим врагом. Каждый из них имел право на три удара. Враг его, Мера Мелик, трижды промахнулся. Когда доходит очередь Давида поднять меч, перед ним появляется мать врага и просит отказаться от первого удара. Давид уступает. Сестра врага просит его отказаться от второго удара. Давид вновь опускает меч. И только в третий раз подняв меч, разрубает врага пополам...» Арам говорил-говорил и вдруг как-то непонятно оборвал себя. «Все равно ведь прбедил врага»,— сказал Энис-бей. «А если бы он в третий раз промахнулся?..— Арам в задумчивости посмотрел на всадника; видимо, этот вопрос давно его мучил.— Не знаю, может быть, ты будешь смеяться, но я все думаю, верно ли поступил Давид, отказавшись от первых двух ударов...» Энис-бей рассмеялся: «Давай у него спросим, Арам-эфенди».
Нужно спуститься в ресторан — с утра Энис-бей успел выпить лишь чашку чая, а в здешних самолетах почему-то дают лишь минеральную воду — наверно, чтоб лучше переваривать несъеденное.
Арарат его почему-то раздражал,— значит, Армения вот она, под боком, а Энис-бею казалось, за тридевять земель. «Мы с армянами соседи,— вспомнил он слова отца.— Попытайся понять, кто они такие и чего хотят...»
В ресторане почти никого не было, Энис-бей сел у окна, в которое хорошо была видна площадь и, разумеется, опять-таки Арарат. Официант положил перед ним меню — на русском языке и, по-видимому, на армянском. Но тут же понял, что клиент не знает ни того, ни другого. Что-то пробормотал по-армянски и удалился. А немного погодя появился другой. Энис-бей понял, что его спрашивают, говорит ли он по-французски, отрицательно покачал головой и в свою очередь спросил, говорит ли официант по-английски. Теперь официант покачал головой. А по-турецки?.. Зачем он это спросил? Ведь решил не выдавать себя, Однако вопрос вылетел сам собой. И вдруг официант на чистом турецком ответил: «Турецкий знаю. Вы из Турции?» — «Из Греции,— сказал Энис-бей.— А откуда вы знаете турецкий?» — «Мой отец и дед из Бурсы. Дома они часто по-турецки говорили, во мне кое-что осталось».— «А мы долго жили в Стамбуле, я в Стамбуле родился».—
«Отец рассказывал, что Стамбул очень красивый город». Зачем он обманул этого человека? А если бы сказал правду, тот был бы с ним так же любезен и так же приветливо улыбался бы ему?.. «Так что мы почти земляки»,— сказал Энис-бей. Официант кивнул. «Что будете пить? Закуску, разрешите, я сам закажу—наша кухня с греческой очень похожи, и турецкая почти такая же». Энис-бей заказал холодное вино, крепкий кофе. Официант удалился быстро и деловито. Неужели он уже в Армении? Значит, и сидящие в этом зале, и отдыхающие у фонтанов на площади, и Идущие по тротуарам люди — армяне? Внешне они мало чем отличаются от турок. И почему он назвался греком? Греков Энис-бей не любит, греки задевают самолюбие его страны, на всем западном побережье их следы, и следы эти не сотрешь, поскольку они приносят заметную прибыль: возле древнегреческих развалин ежедневный поток туристов. Можно бы, конечно, отказаться от этих прибылей...
Закуски оказались вкусными — острыми, солеными, вино было не очень крепким и очень холодным. Понравилось — заказал еще бутылку. На той стороне площади довольно интересное розовое здание с флагом на башенке — видимо, правительственный дом. В Энис-бее пробудился несостоявшийся архитектор. По площади непрерывным потоком двигались машины. Их было много, но все однотипные. И в Москве то же самое. Шашлык показался Энис-бею лучше, чем он ожидал. Официант принес вторую бутылку вина, налил в бокал. «Налей второй бокал себе,- сказал Энис-бей,— выпьем вместе».— «Я на работе, господин».— «У нас предложить официанту выпить — это оказать ему честь». Официант неуверенно улыбнулся: «Благодарю, но... Скажем, завтра я не работаю. Если желаете, мы могли бы... Ведь мы почти что земляки». И от. этого бесхитростного приглашения его бросило в жар — зачем надо было лгать, скрывать свою национальность?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149
Егинэ, Егинэ...
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Энис-бей открыл окно.
С восьмого этажа гостиницы Арарат был виден еще яснее. Стало быть, его страна совсем рядом. Он попросил Арама оставить его одного до вечера — сослался на то, что устал и хочет отоспаться,— ведь вечером куда-то должны идти.
На деле же он поспал в самолете. Зашел в ванную, умылся, провел ладонью по щекам, утром побрился наспех, кое-как. Нужно еще раз побриться. Достал из черного футляра электробритву «Браун». Напрасно Наташа позвонила Араму. Ему хотелось бы весь первый день бродить по городу без сопровождающих, а лучше даже все три. дня. Перед отъездом позвонил бы Араму, и они бы один раз встретились. Хорошая машинка «Браун» — побрился, с удовольствием погладил чистую, смягчившуюся кожу и показал язык глядящему на него из зеркала красивому молодому человеку. Надо еще сменить рубашку. Арам посоветовал схбдить в Музей современного искусства, в хранилище древних рукописей — он забыл, как это называется по-армянски,
ничего, спросит, найдет. По дороге в гостиницу они остановились, у каменного всадника. Памятник потряс Энис-бея. Конь перевернул копытом чашу, из которой вниз, в бассейн, текла вода. «Это чаша терпения,— объяснил Арам.— Наш народ взялся за меч только тогда, когда она переполнилась». Всадник не сидел в седле, а стоял, упираясь в стремена, готовый нанести удар мечом. Да и постамент не походил на обычный постамент — это была огромная скальная глыба. Но всадник все равно был больше. «Размеры фигуры и постамента не соответствуют друг другу,— сказал Энис-бей.— Или скала должна быть больше, или всадник меньше».— «Скала — наша земля,— возразил Арам.— Давид — великий герой маленькой земли».
Взглянул на часы. В Ереване двенадцать часов. До вечера есть еще часов семь-восемь. Арарат и восхищал и раздражал Энис-бея. Он видел фотографию другой его стороны — две унылые, неинтересные горы. Как может одна и та же гора быть такой разной? «Давид должен был сражаться со своим врагом. Каждый из них имел право на три удара. Враг его, Мера Мелик, трижды промахнулся. Когда доходит очередь Давида поднять меч, перед ним появляется мать врага и просит отказаться от первого удара. Давид уступает. Сестра врага просит его отказаться от второго удара. Давид вновь опускает меч. И только в третий раз подняв меч, разрубает врага пополам...» Арам говорил-говорил и вдруг как-то непонятно оборвал себя. «Все равно ведь прбедил врага»,— сказал Энис-бей. «А если бы он в третий раз промахнулся?..— Арам в задумчивости посмотрел на всадника; видимо, этот вопрос давно его мучил.— Не знаю, может быть, ты будешь смеяться, но я все думаю, верно ли поступил Давид, отказавшись от первых двух ударов...» Энис-бей рассмеялся: «Давай у него спросим, Арам-эфенди».
Нужно спуститься в ресторан — с утра Энис-бей успел выпить лишь чашку чая, а в здешних самолетах почему-то дают лишь минеральную воду — наверно, чтоб лучше переваривать несъеденное.
Арарат его почему-то раздражал,— значит, Армения вот она, под боком, а Энис-бею казалось, за тридевять земель. «Мы с армянами соседи,— вспомнил он слова отца.— Попытайся понять, кто они такие и чего хотят...»
В ресторане почти никого не было, Энис-бей сел у окна, в которое хорошо была видна площадь и, разумеется, опять-таки Арарат. Официант положил перед ним меню — на русском языке и, по-видимому, на армянском. Но тут же понял, что клиент не знает ни того, ни другого. Что-то пробормотал по-армянски и удалился. А немного погодя появился другой. Энис-бей понял, что его спрашивают, говорит ли он по-французски, отрицательно покачал головой и в свою очередь спросил, говорит ли официант по-английски. Теперь официант покачал головой. А по-турецки?.. Зачем он это спросил? Ведь решил не выдавать себя, Однако вопрос вылетел сам собой. И вдруг официант на чистом турецком ответил: «Турецкий знаю. Вы из Турции?» — «Из Греции,— сказал Энис-бей.— А откуда вы знаете турецкий?» — «Мой отец и дед из Бурсы. Дома они часто по-турецки говорили, во мне кое-что осталось».— «А мы долго жили в Стамбуле, я в Стамбуле родился».—
«Отец рассказывал, что Стамбул очень красивый город». Зачем он обманул этого человека? А если бы сказал правду, тот был бы с ним так же любезен и так же приветливо улыбался бы ему?.. «Так что мы почти земляки»,— сказал Энис-бей. Официант кивнул. «Что будете пить? Закуску, разрешите, я сам закажу—наша кухня с греческой очень похожи, и турецкая почти такая же». Энис-бей заказал холодное вино, крепкий кофе. Официант удалился быстро и деловито. Неужели он уже в Армении? Значит, и сидящие в этом зале, и отдыхающие у фонтанов на площади, и Идущие по тротуарам люди — армяне? Внешне они мало чем отличаются от турок. И почему он назвался греком? Греков Энис-бей не любит, греки задевают самолюбие его страны, на всем западном побережье их следы, и следы эти не сотрешь, поскольку они приносят заметную прибыль: возле древнегреческих развалин ежедневный поток туристов. Можно бы, конечно, отказаться от этих прибылей...
Закуски оказались вкусными — острыми, солеными, вино было не очень крепким и очень холодным. Понравилось — заказал еще бутылку. На той стороне площади довольно интересное розовое здание с флагом на башенке — видимо, правительственный дом. В Энис-бее пробудился несостоявшийся архитектор. По площади непрерывным потоком двигались машины. Их было много, но все однотипные. И в Москве то же самое. Шашлык показался Энис-бею лучше, чем он ожидал. Официант принес вторую бутылку вина, налил в бокал. «Налей второй бокал себе,- сказал Энис-бей,— выпьем вместе».— «Я на работе, господин».— «У нас предложить официанту выпить — это оказать ему честь». Официант неуверенно улыбнулся: «Благодарю, но... Скажем, завтра я не работаю. Если желаете, мы могли бы... Ведь мы почти что земляки». И от. этого бесхитростного приглашения его бросило в жар — зачем надо было лгать, скрывать свою национальность?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149