В одних учеников нет, у Других здания разрушены...»
«Сколько школ закроют?»
«Трудно точно сказать. Школ тридцать — сорок... Еще... были жуткие морозы, пострадали сады...»
«Сколько гектаров?» «Более десяти тысяч. Погибли деревья...»
Варужан глотнул виски, закурил сигарету. Редактор ждал продол-
жения, а у Варужана в душе все переворачивалось: так что, и это — армянин, и этот, как они тут выражаются, «имеет вопросы о матери-родине»?
«Продолжить? Вам мало? В метро произошла авария, вода в Сева-н-е опустилась еще на двадцать метров, у армянок больше не рождаются сыновья... Может быть, достаточно фактов для того, чтобы эту ночь вы спали спокойно?»
Погос Тучян наконец сообразил, что это ехидный розыгрыш, и прикусил язык. Рука его потянулась в замешательстве сначала к виски, потом стала нервно искать сигареты. Варужан подтолкнул к нему пачку «Ахтамара». Тучян достал из пачки одну сигарету и, смягчившимся взглядом посмотрев на изображение девушки, держащей на ладони пламя, зажег сигарету и жадно затянулся.
«Вы что-то не радуетесь, а мне казалось, я вас порядком обрадовал».
Невеселая, горькая беседа.
Внезапно Погос Тучян поднялся и медленным тяжелым шагом направился к самому дальнему столу.. Узкогорлый бокал с остатками виски прихватил с собой. Варужан тоже решил было встать, сделал знак отцу, но тут старики взяли его в кольцо и обрушили на него запоздалый детский поток вопросов. Тучян, ссутулившийся на своем стуле, изредка поглядывал в их сторону и докуривал сигарету «Ахтамар», осторожно, словно жалея о том, что она затухает. «Не переборщил ли я?—подумал Варужан.— Не слишком ли я был резок? — и тут же себе возразил: —А что же, я должен был с ним нежничать?»
Что это — Погос Тучян вновь подходит к его столу, да еще с двумя полными бокалами виски? Один поставил перед Варужаном. Старик, сидевший на прежнем месте Тучяна, тут же встал. «Видимо, либо его тут очень уважают, либо побаиваются»,— подумал Варужан. Остальные тоже поднялись, разбрелись кто куда. Отец остался. Севанец сделал шаг в сторону и приостановился. Виски, кажется, сделало свое дело: узкие глазенки Тучяна поблескивали, вид был по-петушиному боевой.
«Я задавал вам неприятные вопросы, потому что знаю...»
«В Армении каждую дыру».
«Вашу Армению хорошо знаю».
«Вот с этим я согласен — именно нашу Армению».
«Не придирайтесь к словам. Я и сам редактор. Четыре года срок немалый. Я столько всего перевидел, столько пережил... Сыт по горло».
«Сыты, говорите? Родина — это что, люля-кебаб, что вы ею наелись?»
«Не надо дешевых каламбуров, вам не идет... Вы хоть один номер моей газеты читали?»
«Какой газеты?»
«В этой угасающей колонии только одна приличная газета».
«А мне сказали — четыре. Разве в армянских колониях бывает по одной газете? И все же я догадываюсь, какую имёйно газету вы редак-
пируете. Не слишком ли вы в себя влюблены? Пришлите мне последние номера».
«А вы не боитесь?»
«Перед тем как заслать меня сюда, мне сделали в Армении прививку против ваших идей. У нас имеются специальные средства». «Да, вас колют, начиная с детского сада».
«Почему с детского сада? С роддома! — И вдруг очень серьезным взглядом посмотрел на собеседника:—Можно вам задать один вопрос?»
«Пожалуйста».
«Что первично: ваша партия или армянский народ?»
Редактор хотел было что-то сказать, но Варужан опередил его:
«Вас послушать, так первичны вы. А потом уж по вашему проекту
были созданы армянский народ, гора Арарат, вы заказали Маштоцу
армянский алфавит, а полководец Вардан Мамиконян, естественно,
подписчик вашей газеты...»
«Между прочим, мы и ваши произведения печатали». «Тем хуже. Для меня.— И вдруг задал вопрос: — Ваша фамилия через «ч» пишется или через «дж»?» «Через «ч». Могуч, как туча».
«А может, черен, как туча? Одним словом, темная личность». «Опять оскорбления?..»
«Вы похожи на мальчишку, которого поколотили. Он переплыл на другой берег реки и оттуда грозится...» «Но наши идеи...» Варужан засмеялся:
«Пускай все сгорит дотла, лишь идея бы жила...» «О, вы и Панджуни читали!» «И вот беседую с его очередным наследником». Глаза-щелочки, узкий лоб. Кто-то здорово потрудился над черепом Погоса Тучяна — расплющил череп, сократил лоб, но не уменьшил, за исключением глаз, прочих черт, особенно тяжел был подбородок. Тучян неожиданно спросил: «Сколько у вас детей?» «К сожалению, ни одного».
«А у меня шестеро. Из них четверо — сыновья». «Это единственная, пожалуй, информация о вас, которую мне приятно будет вспомнить».
«И армянский они знают лучше меня».
«Вы их армянскому учите, чтобы они против Армении боролись?»
«Не против Армении, а против красных, против вас». «Смотрю я на вас и вспоминаю поговорку: самый сильный яд вливают в самый маленький сосуд».
«Как и самые дорогие духи, между прочим».
«В вашем случае применима лишь первая метафора, но признаю, что ваш ответ остроумен».
«Можем мы когда-нибудь вместе пообедать?»
«Вы хотите, чтобы я отказался? А я не отказываюсь».
Обедали несколько дней спустя. Кроме Погоса Тучяна, Варужан увидел еще четверых мужчин — трех молодых и одного пожилого. Вот и вся редакция. Собрались в греческом ресторане, среди шума-гама. На полу, под ногами танцующих, битые тарелки. Двое танцевали на столах.
«Какое вино будете пить, господин?» — обратился официант преж-же всего к Варужану. Оказалось, что он армянин и знает всех сидящих за этим столом.
«Разумеется, красное».
«А вам, господин Тучян?»
«Ему наверняка... трехцветное».
«Оставьте в покое трехцветное, оно в этих душах»,— в голооё Погоса Тучяна прозвучала почти мольба.
Полуголая танцовщица, скользившая между столами, приближалась к ним. Возле каждого стола она останавливалась, извивалась под музыку, изгибала молодое смуглое тело, улыбалась, подмигивала сидящим за столом мужчинам, те давали ей деньги. Кое-кто совал мятые бумажные деньги ей в лифчик, она улыбалась еще шире, зарабатывая еще одну бумажку. Ей гладили спину, плечи, один усадил ее к себе на колени.
Варужан протянул ей пятьсот песо. Она быстренько схватила их, заулыбалась, в ее улыбке была готовность Отработать столь внушительную сумму, но этот щедрый мужчина почему-то продолжал вести беседу, спокойно попивая свое вино:
«Тень флага может пасть лишь на реальную страну, господин Тучян».
Если б только знала девица, о чем говорят эти люди среди ресторанного содома! Она все продолжала извиваться в танце, теперь и Тучян, и старик тоже потянулись к кошелькам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149
«Сколько школ закроют?»
«Трудно точно сказать. Школ тридцать — сорок... Еще... были жуткие морозы, пострадали сады...»
«Сколько гектаров?» «Более десяти тысяч. Погибли деревья...»
Варужан глотнул виски, закурил сигарету. Редактор ждал продол-
жения, а у Варужана в душе все переворачивалось: так что, и это — армянин, и этот, как они тут выражаются, «имеет вопросы о матери-родине»?
«Продолжить? Вам мало? В метро произошла авария, вода в Сева-н-е опустилась еще на двадцать метров, у армянок больше не рождаются сыновья... Может быть, достаточно фактов для того, чтобы эту ночь вы спали спокойно?»
Погос Тучян наконец сообразил, что это ехидный розыгрыш, и прикусил язык. Рука его потянулась в замешательстве сначала к виски, потом стала нервно искать сигареты. Варужан подтолкнул к нему пачку «Ахтамара». Тучян достал из пачки одну сигарету и, смягчившимся взглядом посмотрев на изображение девушки, держащей на ладони пламя, зажег сигарету и жадно затянулся.
«Вы что-то не радуетесь, а мне казалось, я вас порядком обрадовал».
Невеселая, горькая беседа.
Внезапно Погос Тучян поднялся и медленным тяжелым шагом направился к самому дальнему столу.. Узкогорлый бокал с остатками виски прихватил с собой. Варужан тоже решил было встать, сделал знак отцу, но тут старики взяли его в кольцо и обрушили на него запоздалый детский поток вопросов. Тучян, ссутулившийся на своем стуле, изредка поглядывал в их сторону и докуривал сигарету «Ахтамар», осторожно, словно жалея о том, что она затухает. «Не переборщил ли я?—подумал Варужан.— Не слишком ли я был резок? — и тут же себе возразил: —А что же, я должен был с ним нежничать?»
Что это — Погос Тучян вновь подходит к его столу, да еще с двумя полными бокалами виски? Один поставил перед Варужаном. Старик, сидевший на прежнем месте Тучяна, тут же встал. «Видимо, либо его тут очень уважают, либо побаиваются»,— подумал Варужан. Остальные тоже поднялись, разбрелись кто куда. Отец остался. Севанец сделал шаг в сторону и приостановился. Виски, кажется, сделало свое дело: узкие глазенки Тучяна поблескивали, вид был по-петушиному боевой.
«Я задавал вам неприятные вопросы, потому что знаю...»
«В Армении каждую дыру».
«Вашу Армению хорошо знаю».
«Вот с этим я согласен — именно нашу Армению».
«Не придирайтесь к словам. Я и сам редактор. Четыре года срок немалый. Я столько всего перевидел, столько пережил... Сыт по горло».
«Сыты, говорите? Родина — это что, люля-кебаб, что вы ею наелись?»
«Не надо дешевых каламбуров, вам не идет... Вы хоть один номер моей газеты читали?»
«Какой газеты?»
«В этой угасающей колонии только одна приличная газета».
«А мне сказали — четыре. Разве в армянских колониях бывает по одной газете? И все же я догадываюсь, какую имёйно газету вы редак-
пируете. Не слишком ли вы в себя влюблены? Пришлите мне последние номера».
«А вы не боитесь?»
«Перед тем как заслать меня сюда, мне сделали в Армении прививку против ваших идей. У нас имеются специальные средства». «Да, вас колют, начиная с детского сада».
«Почему с детского сада? С роддома! — И вдруг очень серьезным взглядом посмотрел на собеседника:—Можно вам задать один вопрос?»
«Пожалуйста».
«Что первично: ваша партия или армянский народ?»
Редактор хотел было что-то сказать, но Варужан опередил его:
«Вас послушать, так первичны вы. А потом уж по вашему проекту
были созданы армянский народ, гора Арарат, вы заказали Маштоцу
армянский алфавит, а полководец Вардан Мамиконян, естественно,
подписчик вашей газеты...»
«Между прочим, мы и ваши произведения печатали». «Тем хуже. Для меня.— И вдруг задал вопрос: — Ваша фамилия через «ч» пишется или через «дж»?» «Через «ч». Могуч, как туча».
«А может, черен, как туча? Одним словом, темная личность». «Опять оскорбления?..»
«Вы похожи на мальчишку, которого поколотили. Он переплыл на другой берег реки и оттуда грозится...» «Но наши идеи...» Варужан засмеялся:
«Пускай все сгорит дотла, лишь идея бы жила...» «О, вы и Панджуни читали!» «И вот беседую с его очередным наследником». Глаза-щелочки, узкий лоб. Кто-то здорово потрудился над черепом Погоса Тучяна — расплющил череп, сократил лоб, но не уменьшил, за исключением глаз, прочих черт, особенно тяжел был подбородок. Тучян неожиданно спросил: «Сколько у вас детей?» «К сожалению, ни одного».
«А у меня шестеро. Из них четверо — сыновья». «Это единственная, пожалуй, информация о вас, которую мне приятно будет вспомнить».
«И армянский они знают лучше меня».
«Вы их армянскому учите, чтобы они против Армении боролись?»
«Не против Армении, а против красных, против вас». «Смотрю я на вас и вспоминаю поговорку: самый сильный яд вливают в самый маленький сосуд».
«Как и самые дорогие духи, между прочим».
«В вашем случае применима лишь первая метафора, но признаю, что ваш ответ остроумен».
«Можем мы когда-нибудь вместе пообедать?»
«Вы хотите, чтобы я отказался? А я не отказываюсь».
Обедали несколько дней спустя. Кроме Погоса Тучяна, Варужан увидел еще четверых мужчин — трех молодых и одного пожилого. Вот и вся редакция. Собрались в греческом ресторане, среди шума-гама. На полу, под ногами танцующих, битые тарелки. Двое танцевали на столах.
«Какое вино будете пить, господин?» — обратился официант преж-же всего к Варужану. Оказалось, что он армянин и знает всех сидящих за этим столом.
«Разумеется, красное».
«А вам, господин Тучян?»
«Ему наверняка... трехцветное».
«Оставьте в покое трехцветное, оно в этих душах»,— в голооё Погоса Тучяна прозвучала почти мольба.
Полуголая танцовщица, скользившая между столами, приближалась к ним. Возле каждого стола она останавливалась, извивалась под музыку, изгибала молодое смуглое тело, улыбалась, подмигивала сидящим за столом мужчинам, те давали ей деньги. Кое-кто совал мятые бумажные деньги ей в лифчик, она улыбалась еще шире, зарабатывая еще одну бумажку. Ей гладили спину, плечи, один усадил ее к себе на колени.
Варужан протянул ей пятьсот песо. Она быстренько схватила их, заулыбалась, в ее улыбке была готовность Отработать столь внушительную сумму, но этот щедрый мужчина почему-то продолжал вести беседу, спокойно попивая свое вино:
«Тень флага может пасть лишь на реальную страну, господин Тучян».
Если б только знала девица, о чем говорят эти люди среди ресторанного содома! Она все продолжала извиваться в танце, теперь и Тучян, и старик тоже потянулись к кошелькам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149