Пока Варужан одолевал растерянность, собираясь отдать дань вежливости («Что вы такое говорите? Мне очень приятно, заходите»), девушка уже вошла в комнату (да не вошла, а внедрилась!), основательно закрыла за собой дверь и, к удивлению Варужана, даже цепочку на дверь накинула. Потом, небрежно бросив на диван кожаную сумку (словно это было постоянным местом для ее сумки), она стала разглядывать гостиничный номер. Открыла дверь спальни, а потом и ванной, поизучала письменный стол, взяла со стола бумаги, прочла несколько строк.
— Номер люкс,— сказала она.— Я и не подозревала, что в этой задрипанной халупе скрыты подобные апартаменты. Хорошо живете. И уже порядочно написали. А что вы пишете?
— Сядьте, Сюзи,— Варужан еще не успел прийти в себя, его будто шарахнули обухом по голове.
— Только не говорите, ради бога, что вы не удивлены и что вы в восторге при виде меня...
Балконная дверь была открыта, девушка вышла на балкон и долго смотрела на ущелье. Оно было наполнено лиловым волшебством тумана.
Девушка смотрела, как дитя, завороженное сказкой.
— Великолепно, да? — сказал в конце концов Варужан только для того, чтобы что-нибудь сказать.— Часами смотрю не насмотрюсь. Чудо.
Девушка обернулась:
— На всякое чувство вы непременно натягиваете словесные джинсы: великолепно, чудно... Не можете просто смотреть и чувствовать? — И добавила: — Кофе меня не угостите?
— Сейчас,— беспомощно отозвался Варужан.— Вы побудьте на балконе, я мигом...
— Зачем мне быть на балконе? Я понаблюдаю, как вы варите...
Все кофейные принадлежности лежали на письменном столе. Положив две ложки молотого кофе и сахарного песку в алюминиевую кружку, он включил электрокипятильник.
— Удобная штуковина,— одобрила девушка.— Из Америки привезли?
— Нет, из Москвы. Американцы другой кофе пьют.
— Вряд ли приличный кофе получится.
— Уж какой есть,— в голосе Варужана прорвалась нотка раздражения.— Меня вполне устраивает.
— Да, конечно, ваше поколение довольствуется малым.
— Ты явилась, чтобы...
— Я проникла сюда незамеченной. Дежурной не было на месте. Я долго ждала, чтобы ее не было на месте.
Варужан все же попытался закончить начатую фразу:
— Ты явилась, чтобы продолжить наш спор?
— Спор? Какой спор? О чем вы? Наш вечер в поезде — это театр, причем любительский. Мы с вами играли. Вы получше, поскольку опыта больше... Пишете что-то новенькое?
Все поняла, чертовка. Кофе чуть не убежал, Варужан едва успел выдернуть из штепселя шнур кипятильника. Достал из шкафа вторую чашку. Неужели эта та самая хрупкая, добросердечная Сюзи-Шушан? А может, она его раскусила с первого взгляда? Да что там раскусила — попросту узнала?
— Только вы вошли в купе, я вас сразу узнала,— действительно чертовка — мысли читает.— Это было нетрудно. Из вас разведчика не выйдет. И бороду зря сбрили — с бородой вы интереснее.
— Знаете что, Сюзи...
— Сердитесь? Давайте заключим уговор, как в сказке про хозяина и слугу: кто рассердится, тот должен...— и не сумела с ходу придумать, что же он должен.— Ладно, это мы решим потом, время есть. У меня его очень много.
— Ты и сейчас вошла в роль, Сюзи?..
— Нет,— отрезала девушка,— это мое настоящее лицо. Вернее, одно из моих настоящих лиц.
— А сколько их у тебя?
— Не больше, чем у вас. А разница между нами в том, что я этого не скрываю.
Ну, это уже наглость, и неважно, что исходит она от красивой молодой девушки. Варужан быстро выпил кофе и решительно уселся за письменный стол:
— Я должен работать, Сюзи.— Потом столь же решительно направился, открыл внутреннюю защелку.— Я занят, милая барышня.
— Работайте,— ответила Сюзи.— А я немножко посплю. Можно воспользоваться вашим диваном? Но лучше закройте дверь на защелку, это в ваших интересах.
Она что — шутит?
— Я тебя провожу. Рад, что ты меня не забыла.
— Значит, выгоняете? А мне в этом городе некуда идти, мне негде остановиться. А село мое далеко.
— Такси не проблема.
— Я немного посплю. Вы пишите, потом все обсудим.— И пошла в спальню.— Могу я взять покрывало с вашей кровати?
Что за божье наказание? Варужан плюхнулся на стул перед письменным столом. Взгляд непроизвольно скользил по строчкам недопи-санной страницы. Но смысл фраз до него не доходил. Неужели за две-три недели человек может так резко перемениться? Если бы не внешность, в этой девице нет ничего общего с его попутчицей. Со злостью допил остатки кофе, вернее, гущи, сплюнул в носовой платок горькие крупицы. В голове не было ни единой мысли. Удрал, называется. Удрал из Еревана, чтобы побыть в уединении, поразмышлять, поговорить с собой. И откуда взялась эта хорошенькая бестия? И что она от него хочет? Просто какой-то бред. Кошмар. А он-то корил себя за то, что остался глух к ее распахнутой искренности. Да она, Варужан Шира-кян, лучше тебя знает, в чем смысл жизни. А ты считал себя психологом, раскопавшим суть нового поколения, как Шлиман Трою. Сейчас только не хватает стука в дверь и появления Мари: «Ах, вот оно, твое уединение! Ну давай сочиняй байку покрасивее. Может быть, это не реальная девушка, а одна из твоих наивных героинь, которую ты оживил, как Пигмалион?» Перспектива показалась столь возможной, что Варужан встал и на цыпочках пошел к двери. Там вроде какой-то шум?.. А если Егинэ придет? Нет, Егинэ не придет... Он закрыл дверь на защелку и замер в коридоре.
Девушка мирно спала на диване. На спинку стула было накинуто ее пальто, на полу стояли ее туфли.
И опять в сознании Варужана возникла иллюзия мраморной статуи. Будь он скульптором, подошел, сорвал бы и сбросил с нее покрывало. Представил ее полуобнаженное тело и испытал внутреннюю дрожь. Ну, вот еще...
Девушка внезапно, сразу открыла глаза:
— Долго я спала?
Он посмотрел на часы:
— Минут двадцать.
— Дверь закрыли? Молодец, умнеете на глазах. А почему вы сели
так далеко? У вас широкий диван. Как раз для двоих... Садитесь поближе, я не хищница, клыков у меня нет. Посмотрите, какие у меня тоненькие пальчики...
Что было делать? Он подошел, сел на диван. Тепло девушки показалось ему камином, в котором полыхает пламя.
— Прошу тебя, Сюзи, приди в себя.
— Прийти в себя? — Сюзи заливисто рассмеялась и вдруг обожгла Варужана знойным взглядом.— А ты не хочешь меня поцеловать? А? Конечно, хочешь! — Женщина, наискромнейшая, ложась с мужчиной в постель, снимает вместе с платьем и стыд. Так продиктовано природой. А эта перво-наперво стыд откинула.— Целуй, я же вижу, ты дрожишь.— Варужан Ширакян оглох, онемел, замер, сделался куклой-болванчиком, в такой нелепой ситуации он еще никогда не был.— Мне было семнадцать лет, когда один мужчина привел меня в гостиницу, в свой номер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149