Расскажет об отце, о деде, о ком-нибудь из пропавших родственников.
Никто больше не желает его выслушивать.Никто не обязан ему верить.Однако если он решит показать тебе свою ладонь или ладонь своего внучонка, ты вынужден будешь поверить ему: на ладони каждого армянина есть шрам, из которого все еще сочится кровь!
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Арам свернул ковер и расстелил на полу карту мира, два полу шария рядышком. Присев на корточки, он проводил линии на карте разноцветными карандашами. Все они исходили из Еревана и тянулись далеко-далеко через моря, океаны, страны. Завтра появятся Сэм и Сюзи — решили приехать поездом. Энис-бей прислал из Москвы открытку: «Прости, но я надеюсь на новую встречу... в Стамбуле». Все линии исходили из Еревана, потом расходились, тянулись вдаль, иногда пересекались, потом вновь расходились. Бабушка и этой ночью, наверно, не уснет. Она надела утром новое платье и отправилась со снохой на рынок: «Внучата мои по ереванским фруктам соскучились...» Когда они их ели-то, чтоб соскучиться?.. Эх, бабуль, бабуль...
В точке, где Ереван, приспособить бы на карте крошечную электрическую лампочку, чтоб горела. Придется карту продырявить, чтобы провод не был виден.
От Варужана ни слуху ни духу. Несколько раз ему звонил — безрезультатно. Наверно, телефон отключает. Два дня назад пришлось дать ему телеграмму. До бабушкиного дня рождения осталось всего десять дней... А из Эфиопии и Англии тоже не приедут.
«Приехать на Родину, а тем более на праздник старшей мамы — моя мечта,— написал Джордж Ваганян из Аддис-Абебы,— но обстоятельства сильнее меня. У меня сейчас трое тяжелобольных.— Джордж — врач, работает в частной клинике.— Один при смерти. Каждую минуту во мне есть необходимость. Вы себе представить не можете, как я соскучился по Еревану, по святому Эчмиадзину, хочу на сей раз с семьей приехать, пусть дети проникнутся Родиной. Даст бог, весной приедем... Поцелуйте за меня святую руку матушки Нунэ».
А от другого брата, из Англии, ни ответа ни привета. Письмо бабушке показывать не стали, чтобы не огорчать заранее. А ведь Тигран и Джордж Ваганяны — единственные отпрыски, оставшиеся от четверых братьев деда Ширака,— их приезд так обрадовал бы старушку. На днях еще раз телеграфировали в Эфиопию. «Попытаемся еще раз,— сказал отец.— Может быть, сдвинутся с места». Телеграмму Арам составлял, попросил, чтобы Джордж дал знать брату — может быть, в адресе ошибка или вообще адрес изменился? «За эти дни настал крупным специалистом по составлению телеграмм»,— усмехнулся про себя Арам.
Зазвонил телефон — звонок междугородный.
Арам схватил трубку:
— Варужан, ты откуда?
— С места ссылки.
Арам удивился.
— Понимаешь, сегодня никак, ну никак приехать не сумею. Наверно, завтра или послезавтра. Сэма и Сюзи ты встреть. Они приезжают?
— Приезжают.
— Займи их как-нибудь один день. Приеду, все расскажу.
— А брат твой из Южной Америки в Нью-Йорк приехал, чтобы тебя встретить.
— Так получилось... Вы с Нуник с ними скорее общий язык найдете... Тут такая неожиданность, приеду, расскажу... Как бабушка?
— Надеется, что хоть на ее День рождения прибудешь. Варужан надолго замолчал.
Раздался стук в дверь.
— Подожди минутку, Варужан.
Вскочил, свернул карту, сунул ее под кровать, расстелил на полу ковер и только потом открыл дверь. Это был отец.
— Я с Варужаном говорю, приедет через два дня. Хочешь с ним поговорить?
— Приедет, поговорим.
Схватил трубку. Ту-ту-ту. Отбой. Разъединили. Ну и к лучшему. Обо все главном уже поговорили.
— Просил встретить его брата и сестру.
— Ну и что такого? Они и тебе брат и сестра.
- На четвертушку.
— Всё-то вы на счетных машинах вычисляете,— засмеялся Тигран Ваганян.
Уже давно Арам не видел отца таким оживленным: глаза блестят,
в руке нет сигареты. Минуты две походил по комнате, потом опустился в кресло. Помолчали.
— Дать тебе сигарету? — предложил Арам.
— А ты что — куришь? Арам засмеялся:
— Берегу на черный день.
— Нет, не хочу,— отказался отец.— Мне есть что рассказать.
Неделю назад в школу явилась авторитетная комиссия. Было решено провести в трех десятых классах проверочные письменные работы по основным предметам.
В этих классах сохранялся порядок, заведенный Тиграном Вага-няном. Новый директор, молодой еще человек, отказался от идеи опять смешивать и делить классы. «Пусть остается все как есть,— сказал он.— Попытка не пытка. Ведь эти ученики и случайно могли оказаться, в одном классе». Учителей новый директор тоже не стал трогать с места. Несколько раз запирался с Тиграном Ваганяном и беседовал с ним часами. Слушал, спорил, возражал, соглашался. «Вы полновластный хозяин в своем классе,— сказал он.— Продолжайте работать, как задумали.— Напомнил Ваганяну его фразу: — Воздух .нашей школы противопоказан талантливым легким... Ваши ведь слова?» — «Мои,— признался Ваганян.— Но меня же обвиняют в подрыве школьных основ...»
До подведения итогов третьей четверти еще целый месяц, а тут вдруг комиссия. Инспектора при больших должностях сами определили темы сочинений, задачи по математике, физике и предложили учителям провести письменные работы в обычном порядке. Все длилось неделю, и неделя эта была сверхнапряженной, сам воздух в школе, казалось, наэлектризовался. Пошли кривотолки, оживились учителя из недовольных, нездоровые настроения передались родителям. Кто-то объявил, что комиссия прибыла по личному распоряжению министра. Новый директор сделался раздражительным. Письменные работы вначале были проверены учителями, выставлены оценки, а потом стопки тетрадей собраны, и члены комиссии заперлись в кабинете директора.
Результаты многих поразили. Комиссия в ряде случаев повысила оценки, выставленные учителями, а ведь ждали обратного. В классе Тиграна Ваганяна, объединившем самых способных учеников, не было ни одного отличника, то есть ни одного такого, у кого по всем предметам были бы пятерки. Это по оценкам преподавателей. А по результатам комиссии трое учеников были объявлены отличниками.
Тигран Ваганян упорствовал: «Я не верю слову «отличник». Как один ученик может в равной степени любить и знать все предметы?» Председатель комиссии недоумевал: «Я вас не понимаю. В таком случае кому давать золотую медаль?» — «Золотую медаль?.. Да во всей Армении золотую медаль имеют право получить один-два ученика в год. Да, не больше одного-двух! Это — исключительное явление, таких учеников должна знать вся республика! В моем классе подобных учеников, увы, нет». Председатель комиссии перечислил фамилии, привел в доказательство письменные работы. «Не спорю,— сказал
Тигран Ваганян,— это хорошие ученики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149
Никто больше не желает его выслушивать.Никто не обязан ему верить.Однако если он решит показать тебе свою ладонь или ладонь своего внучонка, ты вынужден будешь поверить ему: на ладони каждого армянина есть шрам, из которого все еще сочится кровь!
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Арам свернул ковер и расстелил на полу карту мира, два полу шария рядышком. Присев на корточки, он проводил линии на карте разноцветными карандашами. Все они исходили из Еревана и тянулись далеко-далеко через моря, океаны, страны. Завтра появятся Сэм и Сюзи — решили приехать поездом. Энис-бей прислал из Москвы открытку: «Прости, но я надеюсь на новую встречу... в Стамбуле». Все линии исходили из Еревана, потом расходились, тянулись вдаль, иногда пересекались, потом вновь расходились. Бабушка и этой ночью, наверно, не уснет. Она надела утром новое платье и отправилась со снохой на рынок: «Внучата мои по ереванским фруктам соскучились...» Когда они их ели-то, чтоб соскучиться?.. Эх, бабуль, бабуль...
В точке, где Ереван, приспособить бы на карте крошечную электрическую лампочку, чтоб горела. Придется карту продырявить, чтобы провод не был виден.
От Варужана ни слуху ни духу. Несколько раз ему звонил — безрезультатно. Наверно, телефон отключает. Два дня назад пришлось дать ему телеграмму. До бабушкиного дня рождения осталось всего десять дней... А из Эфиопии и Англии тоже не приедут.
«Приехать на Родину, а тем более на праздник старшей мамы — моя мечта,— написал Джордж Ваганян из Аддис-Абебы,— но обстоятельства сильнее меня. У меня сейчас трое тяжелобольных.— Джордж — врач, работает в частной клинике.— Один при смерти. Каждую минуту во мне есть необходимость. Вы себе представить не можете, как я соскучился по Еревану, по святому Эчмиадзину, хочу на сей раз с семьей приехать, пусть дети проникнутся Родиной. Даст бог, весной приедем... Поцелуйте за меня святую руку матушки Нунэ».
А от другого брата, из Англии, ни ответа ни привета. Письмо бабушке показывать не стали, чтобы не огорчать заранее. А ведь Тигран и Джордж Ваганяны — единственные отпрыски, оставшиеся от четверых братьев деда Ширака,— их приезд так обрадовал бы старушку. На днях еще раз телеграфировали в Эфиопию. «Попытаемся еще раз,— сказал отец.— Может быть, сдвинутся с места». Телеграмму Арам составлял, попросил, чтобы Джордж дал знать брату — может быть, в адресе ошибка или вообще адрес изменился? «За эти дни настал крупным специалистом по составлению телеграмм»,— усмехнулся про себя Арам.
Зазвонил телефон — звонок междугородный.
Арам схватил трубку:
— Варужан, ты откуда?
— С места ссылки.
Арам удивился.
— Понимаешь, сегодня никак, ну никак приехать не сумею. Наверно, завтра или послезавтра. Сэма и Сюзи ты встреть. Они приезжают?
— Приезжают.
— Займи их как-нибудь один день. Приеду, все расскажу.
— А брат твой из Южной Америки в Нью-Йорк приехал, чтобы тебя встретить.
— Так получилось... Вы с Нуник с ними скорее общий язык найдете... Тут такая неожиданность, приеду, расскажу... Как бабушка?
— Надеется, что хоть на ее День рождения прибудешь. Варужан надолго замолчал.
Раздался стук в дверь.
— Подожди минутку, Варужан.
Вскочил, свернул карту, сунул ее под кровать, расстелил на полу ковер и только потом открыл дверь. Это был отец.
— Я с Варужаном говорю, приедет через два дня. Хочешь с ним поговорить?
— Приедет, поговорим.
Схватил трубку. Ту-ту-ту. Отбой. Разъединили. Ну и к лучшему. Обо все главном уже поговорили.
— Просил встретить его брата и сестру.
— Ну и что такого? Они и тебе брат и сестра.
- На четвертушку.
— Всё-то вы на счетных машинах вычисляете,— засмеялся Тигран Ваганян.
Уже давно Арам не видел отца таким оживленным: глаза блестят,
в руке нет сигареты. Минуты две походил по комнате, потом опустился в кресло. Помолчали.
— Дать тебе сигарету? — предложил Арам.
— А ты что — куришь? Арам засмеялся:
— Берегу на черный день.
— Нет, не хочу,— отказался отец.— Мне есть что рассказать.
Неделю назад в школу явилась авторитетная комиссия. Было решено провести в трех десятых классах проверочные письменные работы по основным предметам.
В этих классах сохранялся порядок, заведенный Тиграном Вага-няном. Новый директор, молодой еще человек, отказался от идеи опять смешивать и делить классы. «Пусть остается все как есть,— сказал он.— Попытка не пытка. Ведь эти ученики и случайно могли оказаться, в одном классе». Учителей новый директор тоже не стал трогать с места. Несколько раз запирался с Тиграном Ваганяном и беседовал с ним часами. Слушал, спорил, возражал, соглашался. «Вы полновластный хозяин в своем классе,— сказал он.— Продолжайте работать, как задумали.— Напомнил Ваганяну его фразу: — Воздух .нашей школы противопоказан талантливым легким... Ваши ведь слова?» — «Мои,— признался Ваганян.— Но меня же обвиняют в подрыве школьных основ...»
До подведения итогов третьей четверти еще целый месяц, а тут вдруг комиссия. Инспектора при больших должностях сами определили темы сочинений, задачи по математике, физике и предложили учителям провести письменные работы в обычном порядке. Все длилось неделю, и неделя эта была сверхнапряженной, сам воздух в школе, казалось, наэлектризовался. Пошли кривотолки, оживились учителя из недовольных, нездоровые настроения передались родителям. Кто-то объявил, что комиссия прибыла по личному распоряжению министра. Новый директор сделался раздражительным. Письменные работы вначале были проверены учителями, выставлены оценки, а потом стопки тетрадей собраны, и члены комиссии заперлись в кабинете директора.
Результаты многих поразили. Комиссия в ряде случаев повысила оценки, выставленные учителями, а ведь ждали обратного. В классе Тиграна Ваганяна, объединившем самых способных учеников, не было ни одного отличника, то есть ни одного такого, у кого по всем предметам были бы пятерки. Это по оценкам преподавателей. А по результатам комиссии трое учеников были объявлены отличниками.
Тигран Ваганян упорствовал: «Я не верю слову «отличник». Как один ученик может в равной степени любить и знать все предметы?» Председатель комиссии недоумевал: «Я вас не понимаю. В таком случае кому давать золотую медаль?» — «Золотую медаль?.. Да во всей Армении золотую медаль имеют право получить один-два ученика в год. Да, не больше одного-двух! Это — исключительное явление, таких учеников должна знать вся республика! В моем классе подобных учеников, увы, нет». Председатель комиссии перечислил фамилии, привел в доказательство письменные работы. «Не спорю,— сказал
Тигран Ваганян,— это хорошие ученики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149