В конце концов
сосчитала:
— А ведь верно...— и с грустной растерянностью посмотрела на сына: — Ведь мне вроде только вчера семьдесят стукнуло...
— Да, мам. Не вчера, правда, а позавчера...— Тигран Вага-нян смотрел на мать глазами мальчишки.— Значит, станем дату отмечать. Видишь, внуки твои как рвутся...
— Ежели б еще всех собрать...— сказала Ерануи.
— Умереть мне за внучат моих, но... Я ведь старуха, одной ногой уж на том свете... А Арама женить пора. Зачем мой-то день рождения отмечать?
— Одно другому не помешает, бабушка.— Арам вдруг разволновался: бабушка явилась из прошлого века! — посмотрел на сухонь-
кую, испеченную из самой доброты старушку, и сердце его екнуло, он вдруг испугался, что заплачет.
Отец посмотрел на сына, и глаза его потеплели. Нуник, обнимавшая бабушку за плечи, как-то притихла, сосредоточилась, посерьезнев.
Но Арам уже очнулся, заговорил:
— Мы, бабушка, устроим пир на весь мир! Ведь ты явилась из девятнадцатого века и просто обязана дожить до двадцать первого! Все село соберем. А ты ведь знаешь, что наше село — лучший в мире город.
— Мой праздник — это вы,— пробормотала старушка, взор ее помутился, мысли вырвались наружу, улетели за порог, за город.— Вы — мой праздник,— повторила она.— И еще...
С ней порою такое случалось: в самый важный момент речи вдруг отключится, замолчит. Никто при этом тишины не нарушал. Вот и сейчас притихли — стали ждать, когда мысль ее вернется издалека. Но молчание затянулось — кого встретила в пути ее мысль, кого обрела, кого потеряла?
— Арам,— шепнул отец,— неси-ка бумагу и ручку, список длинный будет.— Взгляд его не отрывался от лица матери: вот "уже шестьдесят лет он ее сын, знает ее, шестьдесят лет слушает ее молчание.
Арам, сидевший у бабушкиных ног, тихонько снял ее руки со своих плеч, поднялся:
— Сейчас, пап.
— Ты куда? — очнулась бабушка — коленям вдруг стало не хватать тепла внука.— Куда? — Арам опять опустился на низенький стул.— Доведется ль мне перед смертью всех увидать, чтоб рассказать Шираку?.. Думаете, приедут?..
— А как же! — сказал Арам.
— Позовите всех, кто есть у меня на свете. Ни одного не забудьте.
Нуник уже положила перед отцом бумагу. Тигран Ваганян принялся писать.
— Постой, сынок, с тех начни, кто далеко.
— Говори, мам, слушаю тебя.
— Со старшего брата своего, Арменака, первенца моего.
— Сенекерим и Сюзи приедут — Варужан сказал, они ему написали.
— Приедут? Умереть мне за них. А Арменаку телеграмму дайте. Неужто я его перед смертью не увижу? Пусть снимется с места. Что ж я для него, не мать? Только для Тиграна и Ерануи мать? — голос ее дрогнул.— Видано ли такое бессердечие — за сорок лет мать не повидать? Говорите, внуки мне письма написали? А что ж вы их мне вслух не прочли?
— Не тебе, мам,— сказал Тигран.— Варужану написали. Так... Кого дальше записывать?
— Брата моего Багдасара запиши. Сколько лет-то ему? В тот раз приезжал, лет шестьдесят было. Теперь постарше.
— В тот приезд ему шестьдесят шесть было. Теперь семьдесят четыре. Он же приезжал восемь лет назад.
— Да Багдасар ведь всего на пять лет меня моложе.
— Он в тот раз сказал, что ему шестьдесят шесть. В последнем письме написал, что перенес операцию. Ты же слыхала, что в Бейруте война.
Старушка замолчала, представила брата, поцеловала его мысленно в морщинистый лоб, заплакала.
— Вы ему напишите, он прилетит. Ведь лёту-то из Бейрута в Ереван, сказывали, два с половиной часа всего.
— Я написал,— хмуро сказал Тигран.
— А как дядя Багдасар в Бейрут попал? — удивилась Нуник.— Он же гюмрийский.
Бабушка историю их семейства часто рассказывала, но Нуник не особенно вникала.
— В восемнадцатом году, как тебе известно, турки захватили Гюмри и угнали дядю Багдасара с тысячами других армян,— спокойно объяснил Арам сестре,— а другой дядя, отец Аргама, бежал в Артик, спасся... Вот Сирарпи наверняка к нам приедет, она почти
что ереванка.
— Ну, мы ее и выдадим замуж за ереванца,— ударила в ладоши Нуник.
— Только пусть она беднягу жениха с собой в Бейрут не увозит,— усмехнулся Арам.
— Остальных братьев записал?
— Записываю. С Врамом нет проблем. Из Ташкента в Ереван самолет летает каждую неделю. Сядет — и через четыре часа тут.
— Пусть и деток привезет.— По щекам бабушки катились
слезы: далекие внучата уже обняли ее колени, загалдели ей в уши, радостно сделалось и печально — безымянное, невыразимое
чувство.
— Не забудь Ширака Второго, пап,— тихонько подсказал Арам — Ширак, старший сын дяди Врама, рассорившись с отцом-матерью, уже несколько лет кочевал по сибирским городам, сейчас вроде бы в Тюмени.— Адрес у нас есть?
— Молодец,— вполголоса отозвался Тигран Ваганян.— Как это я запамятовал? Адрес у меня должен быть, если, конечно, он из Тюмени уже не подался куда-нибудь... Ничего, разыщем.
Бабушка Нунэ взглянула на сына, потом на внука:
— О чем вы там шепчетесь?
— Да я Ширака записал. Арам подумал, что я забыл.
Ширак... Первый выход, который находят женщины своим чувствам,— это слезы. Вот они и заблестели в замутненных глазах старушки и заструились неспешно, спокойно по морщинам ее, по ее
безмолвию.
— При живых-то отце-матери бедняга сиротой мыкается по свету.
Куда его теперь-то занесло? Куда имя моего мужа занесло?
Арам попытался развеять бабушкину печаль:
— Бабушка, а давай, как только заявится Сирарпи, выдадим ее замуж. У меня столько холостых приятелей!
— Постой,— одернул его отец.
Потом наступило тяжелое молчание, потому что пришел черед включить в список четвертого сына бабушки Нунэ — Сирака Ваганяна. Он — боль фамилии. Лет шесть назад по вызову дяди Багдасара сорвался с места да и переехал с семьей в Бейрут. А сейчас в Австралии. Ребята, Вардан и Марго, в самолет садиться не хотели, особенно Вардан... Увез-таки. Регулярно раз в месяц письмо присылает. Да не письмо, а записочку в несколько слов. Времени нет? Зачем он уехал? Что обрел в Австралии? И что собирается обрести?
— Сирак мой совсем далече ведь?
— За двадцать тысяч километров отсюда,— ответил Арам. Бабушка Нунэ вздохнула:
— Двадцать тысяч... А приедет?
— Конечно,— сказал Тигран.— Хорошо бы и ребят захватил. Они теперь большие.
— А Инессы адрес вы не потеряли? Цел? — Помолчала.— Трудное у нее имя. Она тоже там?
— Там, бабушка, в Дамаске.
— Ее бабушка мне ближе сестры родной была. Так цел адрес-то?
— Отыщется, мам.
Бабушка Инессы, Такуи, была подругой юности бабушки Нунэ. В Карее на одной улице жили, по соседству замуж вышли. Во время беженства потеряли друг друга. Потом нашли. Такуи раза четыре в Армению приезжала. Однажды дочь и внучку с собой привезла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149
сосчитала:
— А ведь верно...— и с грустной растерянностью посмотрела на сына: — Ведь мне вроде только вчера семьдесят стукнуло...
— Да, мам. Не вчера, правда, а позавчера...— Тигран Вага-нян смотрел на мать глазами мальчишки.— Значит, станем дату отмечать. Видишь, внуки твои как рвутся...
— Ежели б еще всех собрать...— сказала Ерануи.
— Умереть мне за внучат моих, но... Я ведь старуха, одной ногой уж на том свете... А Арама женить пора. Зачем мой-то день рождения отмечать?
— Одно другому не помешает, бабушка.— Арам вдруг разволновался: бабушка явилась из прошлого века! — посмотрел на сухонь-
кую, испеченную из самой доброты старушку, и сердце его екнуло, он вдруг испугался, что заплачет.
Отец посмотрел на сына, и глаза его потеплели. Нуник, обнимавшая бабушку за плечи, как-то притихла, сосредоточилась, посерьезнев.
Но Арам уже очнулся, заговорил:
— Мы, бабушка, устроим пир на весь мир! Ведь ты явилась из девятнадцатого века и просто обязана дожить до двадцать первого! Все село соберем. А ты ведь знаешь, что наше село — лучший в мире город.
— Мой праздник — это вы,— пробормотала старушка, взор ее помутился, мысли вырвались наружу, улетели за порог, за город.— Вы — мой праздник,— повторила она.— И еще...
С ней порою такое случалось: в самый важный момент речи вдруг отключится, замолчит. Никто при этом тишины не нарушал. Вот и сейчас притихли — стали ждать, когда мысль ее вернется издалека. Но молчание затянулось — кого встретила в пути ее мысль, кого обрела, кого потеряла?
— Арам,— шепнул отец,— неси-ка бумагу и ручку, список длинный будет.— Взгляд его не отрывался от лица матери: вот "уже шестьдесят лет он ее сын, знает ее, шестьдесят лет слушает ее молчание.
Арам, сидевший у бабушкиных ног, тихонько снял ее руки со своих плеч, поднялся:
— Сейчас, пап.
— Ты куда? — очнулась бабушка — коленям вдруг стало не хватать тепла внука.— Куда? — Арам опять опустился на низенький стул.— Доведется ль мне перед смертью всех увидать, чтоб рассказать Шираку?.. Думаете, приедут?..
— А как же! — сказал Арам.
— Позовите всех, кто есть у меня на свете. Ни одного не забудьте.
Нуник уже положила перед отцом бумагу. Тигран Ваганян принялся писать.
— Постой, сынок, с тех начни, кто далеко.
— Говори, мам, слушаю тебя.
— Со старшего брата своего, Арменака, первенца моего.
— Сенекерим и Сюзи приедут — Варужан сказал, они ему написали.
— Приедут? Умереть мне за них. А Арменаку телеграмму дайте. Неужто я его перед смертью не увижу? Пусть снимется с места. Что ж я для него, не мать? Только для Тиграна и Ерануи мать? — голос ее дрогнул.— Видано ли такое бессердечие — за сорок лет мать не повидать? Говорите, внуки мне письма написали? А что ж вы их мне вслух не прочли?
— Не тебе, мам,— сказал Тигран.— Варужану написали. Так... Кого дальше записывать?
— Брата моего Багдасара запиши. Сколько лет-то ему? В тот раз приезжал, лет шестьдесят было. Теперь постарше.
— В тот приезд ему шестьдесят шесть было. Теперь семьдесят четыре. Он же приезжал восемь лет назад.
— Да Багдасар ведь всего на пять лет меня моложе.
— Он в тот раз сказал, что ему шестьдесят шесть. В последнем письме написал, что перенес операцию. Ты же слыхала, что в Бейруте война.
Старушка замолчала, представила брата, поцеловала его мысленно в морщинистый лоб, заплакала.
— Вы ему напишите, он прилетит. Ведь лёту-то из Бейрута в Ереван, сказывали, два с половиной часа всего.
— Я написал,— хмуро сказал Тигран.
— А как дядя Багдасар в Бейрут попал? — удивилась Нуник.— Он же гюмрийский.
Бабушка историю их семейства часто рассказывала, но Нуник не особенно вникала.
— В восемнадцатом году, как тебе известно, турки захватили Гюмри и угнали дядю Багдасара с тысячами других армян,— спокойно объяснил Арам сестре,— а другой дядя, отец Аргама, бежал в Артик, спасся... Вот Сирарпи наверняка к нам приедет, она почти
что ереванка.
— Ну, мы ее и выдадим замуж за ереванца,— ударила в ладоши Нуник.
— Только пусть она беднягу жениха с собой в Бейрут не увозит,— усмехнулся Арам.
— Остальных братьев записал?
— Записываю. С Врамом нет проблем. Из Ташкента в Ереван самолет летает каждую неделю. Сядет — и через четыре часа тут.
— Пусть и деток привезет.— По щекам бабушки катились
слезы: далекие внучата уже обняли ее колени, загалдели ей в уши, радостно сделалось и печально — безымянное, невыразимое
чувство.
— Не забудь Ширака Второго, пап,— тихонько подсказал Арам — Ширак, старший сын дяди Врама, рассорившись с отцом-матерью, уже несколько лет кочевал по сибирским городам, сейчас вроде бы в Тюмени.— Адрес у нас есть?
— Молодец,— вполголоса отозвался Тигран Ваганян.— Как это я запамятовал? Адрес у меня должен быть, если, конечно, он из Тюмени уже не подался куда-нибудь... Ничего, разыщем.
Бабушка Нунэ взглянула на сына, потом на внука:
— О чем вы там шепчетесь?
— Да я Ширака записал. Арам подумал, что я забыл.
Ширак... Первый выход, который находят женщины своим чувствам,— это слезы. Вот они и заблестели в замутненных глазах старушки и заструились неспешно, спокойно по морщинам ее, по ее
безмолвию.
— При живых-то отце-матери бедняга сиротой мыкается по свету.
Куда его теперь-то занесло? Куда имя моего мужа занесло?
Арам попытался развеять бабушкину печаль:
— Бабушка, а давай, как только заявится Сирарпи, выдадим ее замуж. У меня столько холостых приятелей!
— Постой,— одернул его отец.
Потом наступило тяжелое молчание, потому что пришел черед включить в список четвертого сына бабушки Нунэ — Сирака Ваганяна. Он — боль фамилии. Лет шесть назад по вызову дяди Багдасара сорвался с места да и переехал с семьей в Бейрут. А сейчас в Австралии. Ребята, Вардан и Марго, в самолет садиться не хотели, особенно Вардан... Увез-таки. Регулярно раз в месяц письмо присылает. Да не письмо, а записочку в несколько слов. Времени нет? Зачем он уехал? Что обрел в Австралии? И что собирается обрести?
— Сирак мой совсем далече ведь?
— За двадцать тысяч километров отсюда,— ответил Арам. Бабушка Нунэ вздохнула:
— Двадцать тысяч... А приедет?
— Конечно,— сказал Тигран.— Хорошо бы и ребят захватил. Они теперь большие.
— А Инессы адрес вы не потеряли? Цел? — Помолчала.— Трудное у нее имя. Она тоже там?
— Там, бабушка, в Дамаске.
— Ее бабушка мне ближе сестры родной была. Так цел адрес-то?
— Отыщется, мам.
Бабушка Инессы, Такуи, была подругой юности бабушки Нунэ. В Карее на одной улице жили, по соседству замуж вышли. Во время беженства потеряли друг друга. Потом нашли. Такуи раза четыре в Армению приезжала. Однажды дочь и внучку с собой привезла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149