Поставил свою подпись. Чуть было не подписался машинально: Ширакян. Вовремя спохватился и по-ученически вывел буква за буквой: Вачаган Ваганян.— Меня точно с кем-то спутали. Думаю, что и вы хотели это подтвердить, но недоговорили.
— Спутали! Так путая, человека иной раз на тот свет отправляют. Потом увидят, что ошиблись, нагнутся, скажут: прости, браток, тебя убивать не надо было. Это уже покойнику говорят. Мы того типа непременно найдем, товарищ Ваганян. Среди нас нет комиссара Мегрэ, и все же найдем.— Видимо, следователю, полюбилось это выражение. Он опять взглянул на сержанта Барикяна:—Мегрэ пока нет.
Теперь сержант показался Ширакяну каким-то поникшим. Молодой парень, поскорее, видно, продвинуться хочет по службе, вот и начинает с профессионального недоверия.
— А с сержантом мы однажды по душам поговорили,— сказал Варужан Мисакяну.— Это было в один из первых дней моего пребывания здесь. Я просто так заглянул в милицию — мне ваше здание показа-
лось привлекательным... снаружи. Был я в старых джинсах, в руках магнитофон, и вид мой, наверно, показался сержанту подозрительным.— Следователь улыбнулся.— Если у вас будет время, то-варищ Микасян, загляните как-нибудь ко мне в гостиницу. Вам магнитофон не требуется? А то у меня нужда в деньгах, отдам по дешевке.
Сержант Барикян вновь заерзал на стуле, а следователь вновь улыбнулся:
— Сержант хороший парень. А в гостиницу к вам я, глядишь, и зайду. Разумеется, не ради магнитофона.
— А ваше здание мне в самом деле понравилось.
— Это наша-то жалкая развалюха?
— Красивый дом. Над ущельем, рядом с водопадом. Следователь засмеялся:
— Вы случайно не поэт? — Он был собой доволен — вычислил одно из неизвестных. Отягощающих моментов, слава те господи, не было, а уж второе неизвестное отыщется. Ты цены себе не знаешь, Мисакян; и задался горьким вопросом: а кто тебе цену знает? — Ну, пока.— Он решительно поднялся и проводил Варужана до двери.— Будьте уверены, мы найдем...— У самых дверей сделал прощальный жест: — Четыреста семнадцатый номер люкс, ведь так? — Варужан кивнул.— Может, и загляну к вам...
Варужан не видел изумления Барикяна:
— Люкс?..
— Да, кстати, чуть не забыл,— Мисакян уже в дверях схватил Варужана за локоть.— Той ночью в милицию позвонили...
— Не понял. Кто позвонил?
— Около двух часов ночи позвонили и сообщили, что в ущелье лежит человек без сознания. Описали, где именно. Видимо, звонил он сам, преступник. А то кто же еще?..
— Вот оно что! — Варужан пристально посмотрел в глаза следователю.— Этот звонок подтверждает, что меня спутали с другим. Человека мучила совесть.
— Возможно,— хмуро согласился Мисакян и добавил:— В нашем селе есть одна могила, и знаете, что написано на камне? «Ов-сеп Асатур — повешен по ошибке. Прости!» Так и написано: прости...
— Хорошая надпись,— улыбнулся Варужан.
— Хорошая, дорогой. Для того, кто читает... Ну, до встречи.
На улице, когда здание милиции деревья скрыли из виду, Варужан остановился и с удовольствием вдохнул воздух. Было солнечно, морозно, и воздух чудный. Варужан не привык к такому, в первые дни у него даже кружилась голова.
Пестрая толпа отдыхающих направлялась к колоннаде,— видимо, было время «водопоя». Шествие выглядело серьезным и торжественным.
Варужан смешался с толпой. Может, разок попробовать эту отдающую ржавчиной воду, с которой столько народу связывает надежды на исцеление? Нет, не сегодня.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
- И все это рассказывает турок?..
Энис-бей взял в руки тетрадь с воспоминаниями деда Ширака. Незнакомые странные буквы ничего не говорили ему. В голове его царила неразбериха. Арам перевел ему несколько отрывков. Сначала он слушал довольно рассеянно, без интереса, потом сосредоточился, черты лица заострились, он зажег сигарету. И тут Арам сказал: |— Если не хочешь, не буду читать. Они перекинулись взглядом. — А ты уверен, что...— начал Энис-бей.
— Что это именно Мустафа Недим?.. Он был секретарем Абдула-Гамида.— Арам закрыл тетрадь.—Поговорим о чем-нибудь другом.
— Читай. Переведи мне еще хоть несколько страниц, впрочем... Ты книгу эту видел на турецком?
— Не видел... Хочешь сказать, что, возможно, она написана не турком, а, скажем, каким-нибудь армянином?
Энис-бей невесело засмеялся:
— Ты и мысли мои читаешь. Лучше тетрадь читай.
Арам повертел в руках тетрадь — читать ему не хотелось. Все казалось нелепым, ложным. Пригласил в дом гостя, а в бокал ему льет не вино, а желчь. Да и к чему'этот запоздалый урок истории?
— Читай, Арам-эфенди, я прошу тебя... И Арам стал читать.
Энис-бей, казалось, то и дело глотал горькие таблетки, но не моргнув глазом, по-мужски сдержанно, не запивая водой. Зачем отец заставил его приехать в эту далекую и близкую страну? Зачем сам он пообещал это отцу? Существовал ли Мустафа Недим?..
— Хватит! — Арам решительно закрыл тетрадь, положил на стол.— Хватит, Энис-бей, прости меня.
— Если бы у тебя оказалась эта книга на турецком...
— Ты не веришь, я понимаю... Могу назвать тебе другую книгу. Она уж точно есть на турецком, и ты найдешь ее в любой библиотеке Турции.
— Назови, пожалуйста.
— Кязим Карабекир-паша «Как я уничтожал Армению». Великолепное название, верно?..— И снова раскрыл тетрадь.— Еще прочту тебе два Отрывка из газеты «Туркее Стамбул» от двадцать третьего декабря тысяча девятьсот восемнадцатого года... Газету эту ты спокойно можешь найти в турецких библиотеках.
И прочел письма турецких врачей.
По телу Энис-бея, казалось, ток пропустили. Он весь как-то съежился, на лбу выступили капельки пота, правая рука, лежавшая на столе, меленько задрожала. Глаза его внезапно загорелись, он вскочил, стал вышагивать от письменного стола до двери, от двери до письменного стола, вынул носовой платок, вытер лоб и вдруг как взорвется: — Не верю! Не верю ни единому слову!
Арам опять закрыл тетрадь и посмотрел на него грустно и обезо-руженно:
— Если бы ты только знал, как я тоже хотел: бы не верить! Если б знал, как тяжко, как унизительно быть сыном наполовину уничтоженного народа!.. Да-да, Энис-бей, ты прав; Мустафа Недим армянин, те врачи — армяне, и американец Генри Моргентау, и русский Максим Горький тоже армяне, ну уж а австриец Франц Верфель и датчанка Мария Якобсон —армяне наичистокровнейшие...
— Якобсон?..
— Это просто датчанка, которая в тысяча девятьсот седьмом году приехала семнадцатилетней девушкой в Турцию и всю свою жизнь посвятила армянским сиротам. Она сберегла пятнадцать тысяч сирот. Похоронена под Бейрутом, во дворе своего последнего сиротского приюта.
Арам достал из книжного шкафа и протянул Энис-бею толстую книгу в красной обложке:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149