Внизу были горы, опиравшиеся друг на друга и, казалось, старавшиеся вскарабкаться на небо. Только самая высокая гора выглядела печальной, на нее никто не опирался — больше карабкающихся не было.
Сели на камень, вывалившийся из крепостной стены. Варужан жадно закурил.
— Что ты наделала, Сюзи...
— Сегодня? Ничего... Сегодня вы были другим. Я вас даже любила...
— Так уж и любила?.. Она засмеялась:
— Не обольщайтесь. Вы увидели лишь еще одно мое лицо из тысячи.
В село спустились молча, прошли по сельской улице, и все с ними здоровались. Даже старики, сидевшие на скамейках, вставали. Вошли в дом, где обитала теперь Сюзи. Хозяйка, сухонькая старушка, поджидала их у порога. Сюзи издали увидела ее. «Одинокая женщина. И дети есть, и внуки — все разлетелись кто куда. Говорит, тебе дом в завещании отпишу...»
Вошли в дом. Комната Сюзи напоминала сцену кукольного театра: игрушки, куклы, на стенах детские рисунки.
— Ты мне должна чашку кофе,— сказал Варужан.— Не вернешь долг?
Сюзи звонко рассмеялась — вспомнила, наверно, в подробностях свой визит в гостиницу.
— Мы вдвоем в это село приехали: я и Нвард. Наши предшественники просто-напросто удрали — собрали однажды утром манатки и смылись. Первую неделю мы с Нвард ночевали в классе, спали то на столе, то на полу, вставали совершенно разбитые. Нвард здесь выдержала всего два с половиной месяца, да, честно говоря, я ее и не виню. Меня остановила история сестер из Барцрашена. Стало стыдно... Знаете, какая у меня зарплата? Сто пять рублей. После вычетов на руки получаю девяносто семь. Если бы у меня был диплом, получала бы на двадцать пять рублей больше... Несколько учительниц к нам в пер-» вое время относились прямо-таки враждебно, а когда Нвард не выдержала, уехала, стали ехидничать: «А ты когда смотаешься?» Может, это меня и раздразнило. Я решила во что бы то ни стало остаться хотя бы на четыре года — как те сестры. И, как видите, выдержала.
— Молодец, Сюзи.
— Добрые слова расходуйте экономно, а то я позволю себе расслабиться, размякну, отступлю, а ведь наша война еще не кончена. Кто знает, когда еще увидимся.
— Пощади меня сегодня, Сюзи.
— Видели, как смотрели на вас ребята, как слушали раскрыв рот? Как будто, вы прилетели с другой планеты... Я знаю, что причина вашего побега — последняя повесть. Вы не выдержали, оказавшись под обстрелом. Да и, критиков-то было не густо, так, один-два, но вы и этого не выдержали, нервишки сдали. Кстати, это ваша лучшая книга, и как вы не поняли, что на вас набросились именно из-за этого. Вдруг увидели в вас опасность: ах, так он может писать лучше!.. Да, зсего лишь парочка ваших «заклятых друзей». Здорово вы нашли это выражение... А видали, как моя Сирануйш вас прочитала? Я ничего не знала, уверяю вас... Так для кого вы пишете — для своих «заклятых друзей» или для Сирануйш?.. Я уверена, они знают, что стрела попала в цель. Причем стрела отравленная. Они знают, почему вы сбежали из Еревана. Но их страшит другое — вдруг вы и это разочарование и отчаяние переплавите в золото. А вы растерялись. Вы попытались дать ответный удар? Нет? Почему?.. Насколько мне известно, вы сладостей не любите. Или, может быть, сладость славы — нечто особое? Не знаю... Ответом вашим недругам будет книга, которую вы сейчас пишете.
— Сюзи,ты продолжаешь меня удивлять... Я заметил, как все вокруг тебя любят.
— Это потому, что боятся, как бы я не удрала. И не ошибаются. Каждый день мне хочется удрать, ночами вою от одиночества, принимаю твердое решение вернуться в Ереван, а утром... иду опять в школу. Вот вы любите размышлять об одиночестве. Именно любите размышлять. Уверили себя, что мечтаете быть один. А с глазу на глаз с одиночеством вы оставались? Выли от одиночества? Извините, но мы с Нвард сутками ходили голодные. Что мы могли поделать? В селе ни магазина, ни ресторана. Две учительницы приглашали нас, правда, на обед, но это выглядело как подаяние. А вы знаете, что такое голод?.. Про детство ваше я знаю - тогда страна голодала. А могли бы вы выдержать голод, когда можно не голодать?.. Попробуйте разок-другой.
— Директор, видно, хороший парень. Неужели и он...
— Он новый человек, приехал после меня, и как человек он, безусловно, лучше меня: у меня нет другого выхода, у него есть. Он в самом деле удивительный — похож на ваших трогательных наивных героев. Вы с ним легко найдете общий язык... Он фанатик. Когда прибыл сюда, школа уже испускала дух. Думали, в сентябре ее закроют, а оставшиеся ученики перейдут в соседнее село. Учеников оставалось всего шестьдесят. Слышали, сколько раз он повторил: у нас восемьдесят три ученика. Даже отсутствовавшего по имени, по фамилии назвал. Двадцать три ученика — его заслуга.
— И твоя, Сюзи.
— Немножко, может быть, и моя... Я бы вышла за него замуж, но, во-первых, не знаю, что отмочу завтра, а во-вторых, он женат. И чего он так поспешил?.. Вглядывайтесь в таких людей, под кожу к ним
проникайте! Но как вам это удается?.. Вот уже два месяца, как вы удрали из Еревана, живете в трехкомнатном люксе, раз в минуту любуетесь ущельем, полеживаете, почитываете и в полном восторге от себя — смотрите и преклоняетесь, я оставил Ереван, приехал в захолустье!..
— Ты уже решила, что знаешь меня, как таблицу умножения. Я не тетрадь в одну линейку, и душа моя не предложение для грамматического разбора. Не слишком ли все у тебя просто: подлежащее, сказуемое, прямое дополнение...
— Сказать прямее? Вы эти месяцы просто-напросто соблюдаете «духовную диету». Вы для себя умозрительно решили два месяца не притворяться, не восторгаться собственной персоной, собственными книгами, не говорить какой-либо женщине, что любите ее, если вы ее не любите. Это что-то вроде поста. А после поста возвратитесь в нашу великолепную столицу, и... «ты вертись, ты крутись, карусель»... Собственно, и в этом нет ничего дурного. Вначале я посмеивалась над этой «диетой», а теперь нахожу, что польза от нее будет. Лучше писать будете. Во всяком случае, не столь легко.
— Я в эти дни пережил тягостные минуты. Если бы я находился в церкви, а ты была бы священником, я бы исповедался тебе.
— Не нужно. Но писать вам будет труднее — помешают сестры из -Барцрашена, я, на худой конец, женщина, живущая в подвале («Мне из окна только ноги видны»). С сегодняшнего дня станут мешать наивные и удивленные глаза ребят, моя школа...
— Не помешают, Сюзи, а помогут! Помогут!
— Мы в одном смысле употребляем противоположные слова. И помешают, и помогут — одно и то же... Вот постарайтесь написать о своей бабушке. Вы сорок лет ее внук, а знаете ее? Станьте бабушкой! Сможете? Станьте Сюзи! Постарайтесь стать двадцатилетней девушкой и заставить парня лечь с вами, переживите безумную лихорадку души.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149