Холодно, подумал Варужан, она замерзла, а они здорово задержались. Сэм и Сюзи то и дело просили остановиться, потому и задержались. Девушка сразу заметила машину, двинулась навстречу. Вышли из машины, Арам улыбнулся девушке:
— Вы наверняка Сюзи.
— Другому быть некому,— Сюзи сняла правую перчатку, но руки не протянула.
— Арам,— представил его Варужан.— А это мои американские брат и сестра.
Первыми подали друг другу руки девушки:
— Сюзи.
— Сюзи. Мужчины рассмеялись.
— Еще раз познакомьтесь,— предложил Варужан,— назовите теперь ваши настоящие имена.
Девушки вполне серьезно еще раз пожали друг другу руки:
— Шушан.
— Сусамбар.
На сей раз и сами они весело рассмеялись.
— Сенекерим Ваганян. Арам дополнил:
— Вернее, Сэм Ширак... Среди нас пятерых я единственный, кто не изменил своему имени.
— Как так? — удивился Варужан.
— А ты разве не Вачаган Ваганян?
— Действительно...— Варужан вдруг посуровел.— Пятеро армян, и четверо из нас перекроили свои имена-фамилии.
Сэм смотрел на окружавшие город, сомкнувшиеся, будто в «коча-ри», горы, покрытые чистейшим снегом. Зимнее небо было голубым-голубым, ни облачка, хотя и солнца не видно. Небо показалось Вару-жану скучным.
— Зайдем в гостиницу,— сказал он.— Умоемся, немножко отдохнем. До села Шушан путь неблизкий.
— На отдых даю вам не более получаса,— предупредила Сюзи,— если вы, конечно, хотите увидеть детей.
— Конечно, хотим, барышня,— сказал Сэм.— Варужан всю дорогу произносил похвалы вашей школе.
— Вы отдыхайте, а я чуть-чуть поброжу, давно тут не был,— сказал Арам.
— Сколько лет?
— Двадцать пять лет шесть месяцев четыре дня. Сюзи Ваганян сначала удивилась, потом рассмеялась.
— Пошли,— сказал Варужан.— Потом побродишь. Дежурная при виде их вскочила, радостно приветствуя Варужана,остальным тоже широко улыбнулась и передала Варужану вместе с ключом толстый пакет. Варужан сразу узнал почерк Егинэ. От глаз Арама не ускользнула внезапная дрожь рук двоюродного брата, и Арам неожиданно пригласил девочек и Сэма в кафе.
— Умираю,— сказал он,— кофе хочу, четыре часа не пил. Ты поднимись наверх, Варужан, приведи все в порядок, а мы минут через пять вернемся.
Варужан с благодарностью посмотрел на Арама и, не сказав ни слова, быстро поднялся по лестнице. Почему Егинэ написала это письмо? Расставаясь в поезде, он ей сказал, когда приедет. Опоздал всего на день. Лестница показалась Варужану нескончаемой, ключ не хотел поворачиваться в замочной скважине — тьфу ты, ведь он всунул в скважину свой ереванский ключ, а хочет, чтобы тот согласился повернуться. Гостиничный ключ в кармане пальто. Нащупал, открыл.
Не взглянул даже на комнаты, старательно прибранные, не взглянул на обеденный стол, где стояла ваза с фруктами и непочатая бутылка «Ахтамара». Нервно ринулся к письменному столу и, не снимая пальто, рухнул в кресло. Вскрыл пакет: лист, сложенный вчетверо, и общая тетрадь.
«Тебе»,— прочел он на чистой стороне листа. Развернул, и взгляд его побежал по первым строкам:
«Наверно, прощай, любимый...»
Прощай? Нашарил под бумагами пачку сигарет, зажег сигарету, дым пополз в глаза, потек горлом в нутро. Следующие строки он читал лихорадочно, спешил — вот-вот придут.
«Я поняла, что должна отсюда уехать, если хочу сохранить свою любовь. Если я ее потеряю, больше мне нечего будет терять, а жить так хочется. Наша ночь в поезде... Я явилась, чтобы родить от тебя ребенка, а теперь не знаю, сохраню ли его. Прости меня, и пусть простит меня этот нерожденный ребенок...»
Ребенок? Варужан протер глаза и, несмотря на то что спешил, во второй и в третий раз перечитал эти строки. Свинцовый кулак правды врезался ему в висок, удар был неожиданным, душа шарахнулась.
«Если я здесь останусь, меня сведет с ума память о наших с тобой ночах. И потом, здесь мою любовь растопчут люди, это произойдет непременно. Потому прощай. Может быть, после всего случившегося я и выйду замуж, хотя бы за того врача, о котором рассказывала тебе. Жизнь есть жизнь. Своего предполагаемого мужа я, ясное дело, любить не буду, но и обманывать не смогу.
Ты тоже научись любить, любимый. Меня ты искать не будешь, я поняла это и спокойна. Если буду необходима тебе, я почувствую и появлюсь — тебя найти не сложно. А ты не ищи меня, не зови. Да нет, ты и не будешь искать, потому что... потому что тебе никто не нужен, любимый...»
Не смог продолжать, смял и пригасил в пепельнице сигарету, вышел на балкон. Когда он успел снять пальто? Заметил это лишь на балконе, но холодный, настоянный на снегу воздух показался Варужану приятным. А зимнее ущелье, утратившее обилие красок, выглядело жалким и ограбленным. Река тоже была какая-то приумолкшая, оскудевшая — воды убыло, и песнь реки пригасилась. Воздух не звенел голосами птиц и самых разноименных насекомых. В расщелинах скал лежал снег, и эта морщинистая белизна очень старила ущелье...
Отчего Варужана так потрясло письмо Егинэ? И здесь, и в Ереване он тысячу раз думал о том, что их отношения не будут иметь продолжения, поддерживать эту связь невозможно — вернется в Ереван к своим делам-заботам, к повседневности, и Егинэ останется в нем как чистейшая книга, прочитанная в юности, как светлая история любви, услышанная из чужих уст, как готовый сюжет, который под пером Чехова или Бунина превратился бы, наверно, в восхитительную новеллу, драму, а может быть, и роман. Еще глядя из окна вагона на исчезнувшую среди пустого перрона женскую фигуру, Варужан мысленно попрощался с ней навсегда. Стало быть, он первый сказал: прощай. Отчего же тогда так потрясло его письмо Егинэ, отчего удар показался таким ошеломляющим и неожиданным?..
Ущелье, лишенное красок, уже и не ущелье вовсе, а длинный кривой гроб, где лежит в предсмертии, на последнем издыхании река... По дороге Варужан думал, что, как только приедет, тут же позвонит Егинэ и, если представится возможность повидаться, не поедет в село к Сюзи. «Прощай, любимый...» Это все та же Егинэ, даже в горчайших словах прощания. Он поймал себя вот на чем: думал, уедет, связь между ними прервется, но при этом Егинэ останется на месте, будет ждать его и, стоит ему приехать, подать голос, кликнуть ее, она тут же появится. Значит...
Раздались шаги.
— Где хозяин дома? — послышался голос Арама.
Молодежь вошла в номер, Сэм Ширак стал разглядывать апартаменты, девочки отправились в ванную.
— Я тут.
— Что-нибудь случилось? — спросил вполголоса Арам. Сэм Ширак заметил бумаги на письменном столе:
— Ты получил неприятное известие?
— Да нет, о чем ты, обычное письмо, прислал один из читателей.
— Такое длинное? Арам пошутил:
— У наших читателей много свободного времени, Варужан еще длиннее письма получает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149
— Вы наверняка Сюзи.
— Другому быть некому,— Сюзи сняла правую перчатку, но руки не протянула.
— Арам,— представил его Варужан.— А это мои американские брат и сестра.
Первыми подали друг другу руки девушки:
— Сюзи.
— Сюзи. Мужчины рассмеялись.
— Еще раз познакомьтесь,— предложил Варужан,— назовите теперь ваши настоящие имена.
Девушки вполне серьезно еще раз пожали друг другу руки:
— Шушан.
— Сусамбар.
На сей раз и сами они весело рассмеялись.
— Сенекерим Ваганян. Арам дополнил:
— Вернее, Сэм Ширак... Среди нас пятерых я единственный, кто не изменил своему имени.
— Как так? — удивился Варужан.
— А ты разве не Вачаган Ваганян?
— Действительно...— Варужан вдруг посуровел.— Пятеро армян, и четверо из нас перекроили свои имена-фамилии.
Сэм смотрел на окружавшие город, сомкнувшиеся, будто в «коча-ри», горы, покрытые чистейшим снегом. Зимнее небо было голубым-голубым, ни облачка, хотя и солнца не видно. Небо показалось Вару-жану скучным.
— Зайдем в гостиницу,— сказал он.— Умоемся, немножко отдохнем. До села Шушан путь неблизкий.
— На отдых даю вам не более получаса,— предупредила Сюзи,— если вы, конечно, хотите увидеть детей.
— Конечно, хотим, барышня,— сказал Сэм.— Варужан всю дорогу произносил похвалы вашей школе.
— Вы отдыхайте, а я чуть-чуть поброжу, давно тут не был,— сказал Арам.
— Сколько лет?
— Двадцать пять лет шесть месяцев четыре дня. Сюзи Ваганян сначала удивилась, потом рассмеялась.
— Пошли,— сказал Варужан.— Потом побродишь. Дежурная при виде их вскочила, радостно приветствуя Варужана,остальным тоже широко улыбнулась и передала Варужану вместе с ключом толстый пакет. Варужан сразу узнал почерк Егинэ. От глаз Арама не ускользнула внезапная дрожь рук двоюродного брата, и Арам неожиданно пригласил девочек и Сэма в кафе.
— Умираю,— сказал он,— кофе хочу, четыре часа не пил. Ты поднимись наверх, Варужан, приведи все в порядок, а мы минут через пять вернемся.
Варужан с благодарностью посмотрел на Арама и, не сказав ни слова, быстро поднялся по лестнице. Почему Егинэ написала это письмо? Расставаясь в поезде, он ей сказал, когда приедет. Опоздал всего на день. Лестница показалась Варужану нескончаемой, ключ не хотел поворачиваться в замочной скважине — тьфу ты, ведь он всунул в скважину свой ереванский ключ, а хочет, чтобы тот согласился повернуться. Гостиничный ключ в кармане пальто. Нащупал, открыл.
Не взглянул даже на комнаты, старательно прибранные, не взглянул на обеденный стол, где стояла ваза с фруктами и непочатая бутылка «Ахтамара». Нервно ринулся к письменному столу и, не снимая пальто, рухнул в кресло. Вскрыл пакет: лист, сложенный вчетверо, и общая тетрадь.
«Тебе»,— прочел он на чистой стороне листа. Развернул, и взгляд его побежал по первым строкам:
«Наверно, прощай, любимый...»
Прощай? Нашарил под бумагами пачку сигарет, зажег сигарету, дым пополз в глаза, потек горлом в нутро. Следующие строки он читал лихорадочно, спешил — вот-вот придут.
«Я поняла, что должна отсюда уехать, если хочу сохранить свою любовь. Если я ее потеряю, больше мне нечего будет терять, а жить так хочется. Наша ночь в поезде... Я явилась, чтобы родить от тебя ребенка, а теперь не знаю, сохраню ли его. Прости меня, и пусть простит меня этот нерожденный ребенок...»
Ребенок? Варужан протер глаза и, несмотря на то что спешил, во второй и в третий раз перечитал эти строки. Свинцовый кулак правды врезался ему в висок, удар был неожиданным, душа шарахнулась.
«Если я здесь останусь, меня сведет с ума память о наших с тобой ночах. И потом, здесь мою любовь растопчут люди, это произойдет непременно. Потому прощай. Может быть, после всего случившегося я и выйду замуж, хотя бы за того врача, о котором рассказывала тебе. Жизнь есть жизнь. Своего предполагаемого мужа я, ясное дело, любить не буду, но и обманывать не смогу.
Ты тоже научись любить, любимый. Меня ты искать не будешь, я поняла это и спокойна. Если буду необходима тебе, я почувствую и появлюсь — тебя найти не сложно. А ты не ищи меня, не зови. Да нет, ты и не будешь искать, потому что... потому что тебе никто не нужен, любимый...»
Не смог продолжать, смял и пригасил в пепельнице сигарету, вышел на балкон. Когда он успел снять пальто? Заметил это лишь на балконе, но холодный, настоянный на снегу воздух показался Варужану приятным. А зимнее ущелье, утратившее обилие красок, выглядело жалким и ограбленным. Река тоже была какая-то приумолкшая, оскудевшая — воды убыло, и песнь реки пригасилась. Воздух не звенел голосами птиц и самых разноименных насекомых. В расщелинах скал лежал снег, и эта морщинистая белизна очень старила ущелье...
Отчего Варужана так потрясло письмо Егинэ? И здесь, и в Ереване он тысячу раз думал о том, что их отношения не будут иметь продолжения, поддерживать эту связь невозможно — вернется в Ереван к своим делам-заботам, к повседневности, и Егинэ останется в нем как чистейшая книга, прочитанная в юности, как светлая история любви, услышанная из чужих уст, как готовый сюжет, который под пером Чехова или Бунина превратился бы, наверно, в восхитительную новеллу, драму, а может быть, и роман. Еще глядя из окна вагона на исчезнувшую среди пустого перрона женскую фигуру, Варужан мысленно попрощался с ней навсегда. Стало быть, он первый сказал: прощай. Отчего же тогда так потрясло его письмо Егинэ, отчего удар показался таким ошеломляющим и неожиданным?..
Ущелье, лишенное красок, уже и не ущелье вовсе, а длинный кривой гроб, где лежит в предсмертии, на последнем издыхании река... По дороге Варужан думал, что, как только приедет, тут же позвонит Егинэ и, если представится возможность повидаться, не поедет в село к Сюзи. «Прощай, любимый...» Это все та же Егинэ, даже в горчайших словах прощания. Он поймал себя вот на чем: думал, уедет, связь между ними прервется, но при этом Егинэ останется на месте, будет ждать его и, стоит ему приехать, подать голос, кликнуть ее, она тут же появится. Значит...
Раздались шаги.
— Где хозяин дома? — послышался голос Арама.
Молодежь вошла в номер, Сэм Ширак стал разглядывать апартаменты, девочки отправились в ванную.
— Я тут.
— Что-нибудь случилось? — спросил вполголоса Арам. Сэм Ширак заметил бумаги на письменном столе:
— Ты получил неприятное известие?
— Да нет, о чем ты, обычное письмо, прислал один из читателей.
— Такое длинное? Арам пошутил:
— У наших читателей много свободного времени, Варужан еще длиннее письма получает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149