Еще больше говорит о
вещественности латинское ars, связанное с корнем ar, наличным, например, в
греческом arariscA, что значит "прилаживать", "сплачивать", "строить", так
что ars, собственно говоря, значит "то, что прилаживается", "строится".
Но ведь жизнь есть творчество самое разнообразное. И гомеровское
"искусство" также объединяет в себе самые разнообразные моменты, которые мы
в новой Европе так привыкли различать. Что мы "творим" в жизни? Мы прежде
всего делаем "вещи", - столы, стулья, дома, горшки, обувь и др. Создавание
таких вещей по-гречески есть тоже technn, другими словами, у Гомера для
"искусства" и "ремесла" существует один и единственный термин. Гомер (а за
ним, пожалуй, и грек вообще) не различает искусства и ремесла. Ему все
равно, в основном, делать ли статую Афродиты или шить сапоги. То и другое
есть реальное творчество реальных вещей. Современная Европа отличает
Афродиту от резиновой галоши тем, что первая-де имеет значение сама по себе,
а вторая - вещь житейского обихода. Но как раз этого различения и нет у
Гомера. Афродита - вовсе не предмет любования. Это богиня, или статуя
богини, обладающая вполне жизненной энергией, вполне "интересной", вплоть до
помощи в половом акте. С другой стороны, обувь для классики вовсе не есть
только вещь жизненного обихода. Вспомните, как Гомер наслаждается всеми
этими сандалиями, пряжками, ремешками, дверными ручками. Ему не приходит в
голову делать какое-либо противопоставление чистого наслаждения и жизненной
полезности. Итак, искусство и ремесло есть здесь одно и то же, и
терминологически и фактически.
Далее, в жизни мы творим не только вещи, но и мысли, образы, идеи. Это -
тоже вполне жизненное творчество. Тут, правда, не очень ярко выступает
вещественность самого творимого предмета, но зато усилия для создавания
таких предметов являются вполне жизненными, реальными и даже физическими,
телесными, материальными. Чтобы создать такие предметы, надо думать, читать,
писать, пользоваться инструментами. А ведь все это связано с физическим
трудом, с тем или иным телесным напряжением. И вот получается замечательная
вещь: Гомер не только не отличает искусства от ремесла, но он не отличает
его и от науки; и для общих понятий существует опять-таки тот же самый
единственный термин - technn. Ведь эта technn бывает у греков не только
сапожная, горшечная, плотничья, кузнечная, но она бывает и арифметическая,
геометрическая, диалектическая, логическая и т.д. Как нам ни ясен основной
принцип гомеровского гения, неоднократно формулированный выше, но все же
нельзя не подивиться этому замечательному факту. Мы с удивлением убеждаемся,
что даже самые отвлеченные науки грек понимает не как действительно
отвлеченную предметность чистого мышления, а обязательно как более или менее
напряженное, чисто жизненное и в известном смысле телесное искание и
творчество, как некую техническую и ремесленную сноровку.
Искусство, ремесло и наука для грека одно и то же, даже терминологически,
и главный вдохновитель всего этого - Гомер с его искусством, данным богами с
его художественным творчеством, неотличимым от мысли и знания.
Далее, жизнь есть творчество и в смысле переделки действительности, в
смысле ее изменения, улучшения, совершенствования. Такова, например,
медицина. У грека она тоже technn - "врачебное искусство" (или "ремесло",
"наука"). Такова, например, и общественно-политическая деятельность. Она
тоже "искусство" (причем Демокрит (55 В 157) считает ее даже наиболее
"великим" искусством как и многие вообще античные мыслители, и прежде всего
Платон). Таким образом, с полным правом можно сказать, что искусство,
согласно принципам гомеровской эстетики, является не чем иным, как
творчеством жизни - в самых разнообразных формах ее проявления.
Можно поставить такой вопрос. Как бы искусство ни приравнивалось тут к
жизни, неужели греки, воспитанные Гомером, ничем не отличали своих Аполлонов
и Афродит от сандалий и ремешков? Ведь если мы говорим, что искусство
существовало здесь во всех областях жизненного творчества, то, поскольку это
последнее бралось в самых разнообразных формах, не было ли в пределах
жизненных отношений какой-нибудь области, специфической для искусства? Ясно,
что такой области не было, поскольку сандалии, кулачный бой и Дорифор
Поликлета вызывали совершенно одинаковый восторг и одинаково могли быть
предметом и содержанием искусства. Но поставленный только что вопрос может
получить и в некотором роде положительное разрешение, если мы примем во
внимание следующее.
Дело в том, что грек знает не только человечески-телесную жизнь, но и
божественную жизнь. Она для него тоже в высшей степени телесна, хотя у богов
тело - совсем особое (огненное, эфирное). Для грека боги есть тоже кусок
жизни; и к ним у него опять-таки жизненно заинтересованное отношение. Таким
образом, по содержанию Афродита очень отличается от дверных ручек, от
горшков и уздечек. Но в смысле искусства в Афродите, по Гомеру, не больше
созерцательности и не больше идеальности, не больше художественности чем в
любой хорошо сработанной вещи житейского обихода.
Это можно выразить еще так. Искусство, в понимании Гомера и строгой
классики, не только не отличается от жизни, но оно не отличается и от
природы. Предметы художественного воспроизведения могут быть тут то более,
то менее "идеальными", а, вернее, утилитарными. Если их утилитарность
направлена на утверждение человека в вечности, тогда возникают боги и
указанные выше формы религиозных песен. Утилитарность может быть направлена
на утверждение его во временном потоке, и тогда возникает интенсивнейшая
тяга ко всякого рода художественным изделиям. Но и там и здесь искусство
является творчеством реальных "утилитарных" вещей, реальной жизни, реальной
природы, как бы ни понимались в своем содержании эти вещи, эта жизнь и
природа - "небесным" или "земным" способом. Космос со всей своей иерархией
жизни от богов до бездушных вещей - вот единственное, всерьез принимаемое и
окончательное по своему совершенству произведение искусства у Гомера. Он - и
вполне веществен, и вполне идеален, божествен. Он - искусство, и жизнь, и
природа. Это - неизбежное следствие общей тенденции гомеровского
художественного и притом эпического восприятия мира. Ведь эпический стиль
возникает в результате примата общего над индивидуальным и внешнего над
внутренним. Но самое общее для Гомера и наиболее внешнеобъективное - это
космос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210
вещественности латинское ars, связанное с корнем ar, наличным, например, в
греческом arariscA, что значит "прилаживать", "сплачивать", "строить", так
что ars, собственно говоря, значит "то, что прилаживается", "строится".
Но ведь жизнь есть творчество самое разнообразное. И гомеровское
"искусство" также объединяет в себе самые разнообразные моменты, которые мы
в новой Европе так привыкли различать. Что мы "творим" в жизни? Мы прежде
всего делаем "вещи", - столы, стулья, дома, горшки, обувь и др. Создавание
таких вещей по-гречески есть тоже technn, другими словами, у Гомера для
"искусства" и "ремесла" существует один и единственный термин. Гомер (а за
ним, пожалуй, и грек вообще) не различает искусства и ремесла. Ему все
равно, в основном, делать ли статую Афродиты или шить сапоги. То и другое
есть реальное творчество реальных вещей. Современная Европа отличает
Афродиту от резиновой галоши тем, что первая-де имеет значение сама по себе,
а вторая - вещь житейского обихода. Но как раз этого различения и нет у
Гомера. Афродита - вовсе не предмет любования. Это богиня, или статуя
богини, обладающая вполне жизненной энергией, вполне "интересной", вплоть до
помощи в половом акте. С другой стороны, обувь для классики вовсе не есть
только вещь жизненного обихода. Вспомните, как Гомер наслаждается всеми
этими сандалиями, пряжками, ремешками, дверными ручками. Ему не приходит в
голову делать какое-либо противопоставление чистого наслаждения и жизненной
полезности. Итак, искусство и ремесло есть здесь одно и то же, и
терминологически и фактически.
Далее, в жизни мы творим не только вещи, но и мысли, образы, идеи. Это -
тоже вполне жизненное творчество. Тут, правда, не очень ярко выступает
вещественность самого творимого предмета, но зато усилия для создавания
таких предметов являются вполне жизненными, реальными и даже физическими,
телесными, материальными. Чтобы создать такие предметы, надо думать, читать,
писать, пользоваться инструментами. А ведь все это связано с физическим
трудом, с тем или иным телесным напряжением. И вот получается замечательная
вещь: Гомер не только не отличает искусства от ремесла, но он не отличает
его и от науки; и для общих понятий существует опять-таки тот же самый
единственный термин - technn. Ведь эта technn бывает у греков не только
сапожная, горшечная, плотничья, кузнечная, но она бывает и арифметическая,
геометрическая, диалектическая, логическая и т.д. Как нам ни ясен основной
принцип гомеровского гения, неоднократно формулированный выше, но все же
нельзя не подивиться этому замечательному факту. Мы с удивлением убеждаемся,
что даже самые отвлеченные науки грек понимает не как действительно
отвлеченную предметность чистого мышления, а обязательно как более или менее
напряженное, чисто жизненное и в известном смысле телесное искание и
творчество, как некую техническую и ремесленную сноровку.
Искусство, ремесло и наука для грека одно и то же, даже терминологически,
и главный вдохновитель всего этого - Гомер с его искусством, данным богами с
его художественным творчеством, неотличимым от мысли и знания.
Далее, жизнь есть творчество и в смысле переделки действительности, в
смысле ее изменения, улучшения, совершенствования. Такова, например,
медицина. У грека она тоже technn - "врачебное искусство" (или "ремесло",
"наука"). Такова, например, и общественно-политическая деятельность. Она
тоже "искусство" (причем Демокрит (55 В 157) считает ее даже наиболее
"великим" искусством как и многие вообще античные мыслители, и прежде всего
Платон). Таким образом, с полным правом можно сказать, что искусство,
согласно принципам гомеровской эстетики, является не чем иным, как
творчеством жизни - в самых разнообразных формах ее проявления.
Можно поставить такой вопрос. Как бы искусство ни приравнивалось тут к
жизни, неужели греки, воспитанные Гомером, ничем не отличали своих Аполлонов
и Афродит от сандалий и ремешков? Ведь если мы говорим, что искусство
существовало здесь во всех областях жизненного творчества, то, поскольку это
последнее бралось в самых разнообразных формах, не было ли в пределах
жизненных отношений какой-нибудь области, специфической для искусства? Ясно,
что такой области не было, поскольку сандалии, кулачный бой и Дорифор
Поликлета вызывали совершенно одинаковый восторг и одинаково могли быть
предметом и содержанием искусства. Но поставленный только что вопрос может
получить и в некотором роде положительное разрешение, если мы примем во
внимание следующее.
Дело в том, что грек знает не только человечески-телесную жизнь, но и
божественную жизнь. Она для него тоже в высшей степени телесна, хотя у богов
тело - совсем особое (огненное, эфирное). Для грека боги есть тоже кусок
жизни; и к ним у него опять-таки жизненно заинтересованное отношение. Таким
образом, по содержанию Афродита очень отличается от дверных ручек, от
горшков и уздечек. Но в смысле искусства в Афродите, по Гомеру, не больше
созерцательности и не больше идеальности, не больше художественности чем в
любой хорошо сработанной вещи житейского обихода.
Это можно выразить еще так. Искусство, в понимании Гомера и строгой
классики, не только не отличается от жизни, но оно не отличается и от
природы. Предметы художественного воспроизведения могут быть тут то более,
то менее "идеальными", а, вернее, утилитарными. Если их утилитарность
направлена на утверждение человека в вечности, тогда возникают боги и
указанные выше формы религиозных песен. Утилитарность может быть направлена
на утверждение его во временном потоке, и тогда возникает интенсивнейшая
тяга ко всякого рода художественным изделиям. Но и там и здесь искусство
является творчеством реальных "утилитарных" вещей, реальной жизни, реальной
природы, как бы ни понимались в своем содержании эти вещи, эта жизнь и
природа - "небесным" или "земным" способом. Космос со всей своей иерархией
жизни от богов до бездушных вещей - вот единственное, всерьез принимаемое и
окончательное по своему совершенству произведение искусства у Гомера. Он - и
вполне веществен, и вполне идеален, божествен. Он - искусство, и жизнь, и
природа. Это - неизбежное следствие общей тенденции гомеровского
художественного и притом эпического восприятия мира. Ведь эпический стиль
возникает в результате примата общего над индивидуальным и внешнего над
внутренним. Но самое общее для Гомера и наиболее внешнеобъективное - это
космос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210