Шиллер противопоставляет античное, или, как он выражается, "наивное" и
новоевропейское, "сентиментальное", по его терминологии, отношение к
природе. Списывая явления природы, "...грек в высшей степени точен, верен,
обстоятелен в их описании, но не больше и не с большим участием сердца, чем
в описании одежды, щита, вооружения, домашней утвари или какого-нибудь
другого изделия. Его любовь к предмету, кажется, не знает различия между
тем, что существует само по себе, и тем, что существует благодаря искусству
и человеческой воле. Природа как будто занимает больше его ум и его
любознательность, чем его моральное чувство; он не связан с нею интимными
переживаниями, чувствительностью, сладостной грустью подобно нашим
современникам"14.
Шиллер не смог средствами своей отвлеченной эстетики объяснить античное
чувство природы. Но он его прекрасно описал. Античная природа есть как раз
нечто внеличное, лишенное наших страстей и борьбы; это - бытие
доисторическое, аисторическое. В ней нет наших томлений и страданий, и она
вечно предстоит как какое-то блаженно-равнодушное и всегда уравновешенное,
ни к чему не стремящееся материальное божество. Потому-то часто и кажутся
нам античные образы природы скучными, сухими и рассудочными. В них нет того
субъективного разлада, того дуализма личности и природы, личности и
общества, того раскола между идеалом и действительностью, того томления и
того наслаждения, которые мы находим в новоевропейской буржуазной
индивидуалистической культуре. И это все потому, что природа здесь не есть
личность, не наполнена личными исканиями, не пронизана тоской по идеалу,
свойственной новоевропейскому индивидуализму; но она есть всего только тело,
правда, живое и человеческое, но все же именно тело, а не личность, и она не
отражает на себе следов присутствия ни средневекового личностного Абсолюта,
ни новоевропейского, тоже абсолютизированного, человеческого субъекта.
3. Общий взгляд античности на искусство
Теперь попробуем - так же бегло - наметить, что такое искусство с точки
зрения пластического сознания.
а)
Тут мы уже не можем говорить о богах, так как произведение искусства
обязательно требует той или иной материи, того или иного материала, из
которого оно создается. Следовательно, боги тут будут слишком "идеальны";
это с точки зрения античности "идея красоты", а не материальное произведение
искусства. Но что же такое произведение искусства? Что в античности
представляется наиболее совершенным произведением искусства? Конечно, мы
должны рассмотреть здесь не определенное искусство, не музыку или поэзию
того или иного периода, а искусство вообще - понятие искусства, выражаясь
словами Гегеля. Ведь прежде чем перейти к отдельным искусствам, говорят
сначала об искусстве вообще. И интересно: у Канта и Гегеля, например,
наибольшая общность достигается тем, что они получают абстрактное понятие
искусства; в античности же наибольшая общность достигается не только простым
логическим обобщением, но и одновременно - представлением этой общности в
виде живого человеческого тела. Чем же является такое наиболее общее,
которое бы оставалось в то же время материальным (без этого нет искусства) и
которое было бы живым человеческим телом? Это - античный космос, который
охватывает все материальное бытие и есть живое, одушевленное и даже
самосознающее человеческое тело. Это, конечно, очень большое, огромное тело.
Наивысшим и совершеннейшим произведением искусства является в античности
космос. И то, что называем искусством мы теперь, для грека (например для
Платона) совершенно вторично, производно, мало значительно и часто даже мало
интересно. Греческие философы непрестанно на все лады восхваляют космос;
однако у них нет никаких восторгов перед искусством как таковым, а если
таковой и появляется, то только в конце античной культуры. Восхваляют космос
утилитарист и практик Сократ, диалектик - идеалист Платон, "метафизик"
Аристотель, заматеревшие стоики и утонченные эпикурейцы, "мистик" Плотин и
мифолог Прокл и т.д.
Если взять искусство как таковое, то оно восхваляется, главным образом,
во-первых, в "мифические" времена (музыка Орфея, Аполлона, пение муз и
т.д.). Но как раз это магическое действие музыки и свидетельствует о
несамостоятельности искусства: ведь исцеление болезней, избавление от бурных
страстей, всякое магическое действие не есть результат чистого
("незаинтересованного") эстетического чувства. Если Солон пением своих
стихов заставил своих соотечественников завоевать Саламин, а Тиртей - тоже
пением - вдохновлял на бой спартанцев, то едва ли тут действовала музыка в
смысле произведения искусства. Как ни важно остановить чем бы то ни было
ревнивого ухаживателя от поджога дома своей невесты, но Пифагор, по
сообщению Боэция, достигший этого своей музыкой, едва ли хотя бы на йоту
увеличил эстетическую значимость искусства. Такого же характера и чисто
античный тип аэда, которого обязательно научали или музы, или Аполлон (Од.
VIII 488) и сам бог вложил в его душу "различные песни" (Од. ХХII 347),
заставляя видеть и деяния самих богов (VIII 45), и тайны будущего (Од. VIII
480). Немногим отличается от этого и последующий образ рапсода. Это стихия
магии и религии, но не просто эстетики, это воспевание подвигов героев,
украшение пиров и т.д.
Гесиоду (Теог. 27 - 28) музы вещают, что они умеют не только внушать
вымыслы, но и сообщать истину, что, конечно, особенно важно такому практику
и утилитаристу, как Гесиод. Скромно хвалит и ценит искусство, Платон, как бы
извиняясь за свою склонность к искусству, но отрицательное отношение Платона
к искусству слишком известно. У Аристотеля часто дает себя знать
педагогическая и медицинская, а у Плотина - мистически-аскетическая точка
зрения на искусство. Все это говорит о том, что искусство оценивается в
античности не столько эстетически и художественно, сколько практически,
утилитарно и, в конечном счете, космически.
Во-вторых, искусство как искусство восхваляется еще в поздние периоды
античной эстетики, начиная с конца классики (V - IV в. до н.э.). Однако
удивительная вещь: античное сознание здесь больше всего предается удивлению
по поводу необычайной близости нарисованного или слепленного к подлиннику.
Наибольший восторг вызывают так нарисованные коровы, что к ним могут
подходить телята, чтобы их сосать, или так нарисованные плоды, что к ним
летят живые птицы, и т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210