Это
именно Кратил из всеобщей текучести делал вывод о невозможности истинного
знания (3), о невозможности что-нибудь вообще мыслить и говорить (1), так
что вместо слов он (2) "бил в ладоши со свистом", желая показать, что он
ничего не знает86.
3. Эпихарм
Загадочный комический писатель Эпихарм (около 470 г. при дворе Гиерона,
т.е. он значительно старше Кратила), каким-то неизвестным для нас способом
объединявший гераклитизм с пифагорейством, уже высмеивал в своих комедиях
крайности гераклитовского релятивизма. У него (23В2): взявший раньше взаймы
теперь [уже] не должен, так как он стал другим; приглашенный вчера на обед
приходит сегодня непрошенным, так как он [уже] - другое [лицо]... И он
представил в комедии [осмеял] это, [выведя кредитора], требующего возвратить
долг, и должника, доказывающего, что он не то самое лицо вследствие того,
что [в нем] кое-что прибавилось и кое-что убавилось. Когда же требовавший
[возвращения денег] побил его и был привлечен к суду, то в свою "очередь и
он говорил, что побил один, обвиняется же другой". Это называлось в
античности logos ayxanomenos, т.е. "умозаключение о постоянном прибавлении".
Совсем негераклитовская проза и отвлеченное, антисимволическое
умствование слышится в следующих словах у одного из действующих лиц
Эпихарма: "Один растет, другой же худеет. В изменении же находятся все люди
во всякое время. А то, что по своей природе изменяется и никогда не
пребывает в том же самом положении, то, должно быть, будет уже чем-то
отличным от переменившегося. Точно так же ты и я были вчера другими, чем
сегодня, и в будущем будем опять иными. И никогда мы не бываем теми же
самыми, согласно тому же самому закону".
Может быть, в связи с этим релятивизмом стоит одно - уже эстетическое -
суждение Эпихарма (В5): "Нисколько не удивительно, что мы так говорим об
этом и что мы сами себе нравимся и кажемся прекрасными по природе
существами. Ведь и собака считает другую собаку прекраснейшим созданием; и
бык быка, осел осла и свинья свинью считают прекраснейшими". Загадочность
мировоззрения Эпихарма мешает точной квалификации этого суждения. Если это -
релятивизм, выведенный из Гераклита, то, с другой стороны, совершенно такое
же суждение мы находим у Ксенофана (В15), который занимал позицию,
противоположную всякому релятивизму. Можно предположить, что это - учение об
относительности, аналогичное, например, Платону. Однако абсурдно искать в
Греции платонизм в начале или в первой половине V в., т.е. в самый расцвет
натурфилософии. Тем не менее, взятое абстрактно, независимо от
принадлежности его самому Эпихарму или кому бы то ни было, вышеприведенное
суждение - наилучший показатель тех прозаических крайностей, которые
появлялись в середине V в. на почве распада цельного гераклитовского
символизма.
Есть суждения у Эпихарма и не связанные с точкой зрения релятивизма. Так,
Дильс едва ли основательно считает неподлинным следующий фрагмент Эпихарма
(В57): "Разум направляет людей по правильному пути, и всегда он их
сохраняет. У человека есть свой рассудок, существует также и божественный
разум. Человеческий же разум произошел от божественного, и он доставляет
каждому средства к жизни и питание. Божественный же разум сопутствует всем
искусствам, ибо только он научает людей делать все то, что должно [им] быть
полезным. Дело в том, что ни одного искусства не открыл человек, но все они
открыты богом". Мы не видим оснований считать этот фрагмент неподлинным, так
как понимать ли Эпихарма как гераклитовца или понимать его как пифагорейца,
тут нет ровно ничего, что противоречило бы гераклитизму или пифагорейству
(управление мира божественным разумом, зависимость человеческого разума от
этого последнего, направление человеческого искусства божественным). Но,
конечно, одно отличие вполне несомненно. Это - антипифагорейский и
антигераклитовский прозаизм мысли и вырождение диалектически
натурфилософского символизма.
Из фрагментов Эпихарма, далее, имеют отношение к эстетике еще два (В33):
"Но упражнение, друзья, дает больше чем хорошее [природное] дарование"; и
(В40) "Самое лучшее - обладать природными дарованиями, а потом учиться". Оба
эти суждения тоже по стилю своему - продукт более поздней эпохи (примерно
конца V в.), ибо они предполагают уже реально-человеческий, недемонический
субъект, с его естественными природными наклонностями и условиями обучения,
субъект, неведомый еще ни Гераклиту, ни ранним пифагорейцам.
Наконец, если мы заговорили об Эпихарме, то стоит упомянуть еще одно
обстоятельство, имеющее некоторый историко-философский интерес. Именно,
некто Алким, ученик небезызвестного полумегарика, полукиника Стильпона,
нападавший на исходе IV в. на платонизм, в своем сочинении "Против Аминты"
(Аминта - ученик Платона) доказывал, что Платон украл свое учение об идеях
не у кого другого, как именно у Эпихарма. Это уже a priori маловероятно,
поскольку между расцветом платоновского идеализма и деятельностью Эпихарма
лежит не меньше столетия. Тем не менее от подобных свидетельств философская
физиономия Эпихарма не разъясняется, а еще больше затемняется. Алким
приписывает Эпихарму различение чувственного и умопостигаемого мира,
обстоятельство, совсем не мыслимое для эпохи расцвета натурфилософии первой
половины V в., поскольку оно предполагает очистительную бурю века софистов и
логически-эвристические страсти Сократа. То, что в IV в. представляли как
умопостигаемое и идеальное, было в VI - V в. не больше как особого рода
материей, вроде того "эфирного тела", под видом которого Гераклит
представлял себе (А8) свой Логос. Невероятно также, чтобы Эпихарм уже учил
об осмыслении чувственности через идеи и мыслил себе синтез идеи и материи
как диалектическую цельность (В3). Ведь тот же Эпихарм учит (В4) о мудрости,
распространенной по всему живому, и о том, что "в чем состоит эта мудрость,
знает только одна природа, ибо этому она научилась всецело сама от себя".
Тут уже нет ни слова об идеях.
Не будем здесь решать этой историко-философской загадки об Эпихарме, тем
более что прямых платонических суждений на темы эстетики от Эпихарма до нас
не дошло.
V. ЭСТЕТИКА ОРГАНИЧЕСКИ-ЖИЗНЕННОГО КОНТИНУУМА. ЭМПЕДОКЛ 1. Исходный пункт
1. Основная идея
Абстрактная всеобщность телесной гармонии не исчерпывается ни числовыми,
ни субстанциальными отношениями. В гармонии совершенного живого тела,
которая характерна для классики, есть и более сложная сторона:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210
именно Кратил из всеобщей текучести делал вывод о невозможности истинного
знания (3), о невозможности что-нибудь вообще мыслить и говорить (1), так
что вместо слов он (2) "бил в ладоши со свистом", желая показать, что он
ничего не знает86.
3. Эпихарм
Загадочный комический писатель Эпихарм (около 470 г. при дворе Гиерона,
т.е. он значительно старше Кратила), каким-то неизвестным для нас способом
объединявший гераклитизм с пифагорейством, уже высмеивал в своих комедиях
крайности гераклитовского релятивизма. У него (23В2): взявший раньше взаймы
теперь [уже] не должен, так как он стал другим; приглашенный вчера на обед
приходит сегодня непрошенным, так как он [уже] - другое [лицо]... И он
представил в комедии [осмеял] это, [выведя кредитора], требующего возвратить
долг, и должника, доказывающего, что он не то самое лицо вследствие того,
что [в нем] кое-что прибавилось и кое-что убавилось. Когда же требовавший
[возвращения денег] побил его и был привлечен к суду, то в свою "очередь и
он говорил, что побил один, обвиняется же другой". Это называлось в
античности logos ayxanomenos, т.е. "умозаключение о постоянном прибавлении".
Совсем негераклитовская проза и отвлеченное, антисимволическое
умствование слышится в следующих словах у одного из действующих лиц
Эпихарма: "Один растет, другой же худеет. В изменении же находятся все люди
во всякое время. А то, что по своей природе изменяется и никогда не
пребывает в том же самом положении, то, должно быть, будет уже чем-то
отличным от переменившегося. Точно так же ты и я были вчера другими, чем
сегодня, и в будущем будем опять иными. И никогда мы не бываем теми же
самыми, согласно тому же самому закону".
Может быть, в связи с этим релятивизмом стоит одно - уже эстетическое -
суждение Эпихарма (В5): "Нисколько не удивительно, что мы так говорим об
этом и что мы сами себе нравимся и кажемся прекрасными по природе
существами. Ведь и собака считает другую собаку прекраснейшим созданием; и
бык быка, осел осла и свинья свинью считают прекраснейшими". Загадочность
мировоззрения Эпихарма мешает точной квалификации этого суждения. Если это -
релятивизм, выведенный из Гераклита, то, с другой стороны, совершенно такое
же суждение мы находим у Ксенофана (В15), который занимал позицию,
противоположную всякому релятивизму. Можно предположить, что это - учение об
относительности, аналогичное, например, Платону. Однако абсурдно искать в
Греции платонизм в начале или в первой половине V в., т.е. в самый расцвет
натурфилософии. Тем не менее, взятое абстрактно, независимо от
принадлежности его самому Эпихарму или кому бы то ни было, вышеприведенное
суждение - наилучший показатель тех прозаических крайностей, которые
появлялись в середине V в. на почве распада цельного гераклитовского
символизма.
Есть суждения у Эпихарма и не связанные с точкой зрения релятивизма. Так,
Дильс едва ли основательно считает неподлинным следующий фрагмент Эпихарма
(В57): "Разум направляет людей по правильному пути, и всегда он их
сохраняет. У человека есть свой рассудок, существует также и божественный
разум. Человеческий же разум произошел от божественного, и он доставляет
каждому средства к жизни и питание. Божественный же разум сопутствует всем
искусствам, ибо только он научает людей делать все то, что должно [им] быть
полезным. Дело в том, что ни одного искусства не открыл человек, но все они
открыты богом". Мы не видим оснований считать этот фрагмент неподлинным, так
как понимать ли Эпихарма как гераклитовца или понимать его как пифагорейца,
тут нет ровно ничего, что противоречило бы гераклитизму или пифагорейству
(управление мира божественным разумом, зависимость человеческого разума от
этого последнего, направление человеческого искусства божественным). Но,
конечно, одно отличие вполне несомненно. Это - антипифагорейский и
антигераклитовский прозаизм мысли и вырождение диалектически
натурфилософского символизма.
Из фрагментов Эпихарма, далее, имеют отношение к эстетике еще два (В33):
"Но упражнение, друзья, дает больше чем хорошее [природное] дарование"; и
(В40) "Самое лучшее - обладать природными дарованиями, а потом учиться". Оба
эти суждения тоже по стилю своему - продукт более поздней эпохи (примерно
конца V в.), ибо они предполагают уже реально-человеческий, недемонический
субъект, с его естественными природными наклонностями и условиями обучения,
субъект, неведомый еще ни Гераклиту, ни ранним пифагорейцам.
Наконец, если мы заговорили об Эпихарме, то стоит упомянуть еще одно
обстоятельство, имеющее некоторый историко-философский интерес. Именно,
некто Алким, ученик небезызвестного полумегарика, полукиника Стильпона,
нападавший на исходе IV в. на платонизм, в своем сочинении "Против Аминты"
(Аминта - ученик Платона) доказывал, что Платон украл свое учение об идеях
не у кого другого, как именно у Эпихарма. Это уже a priori маловероятно,
поскольку между расцветом платоновского идеализма и деятельностью Эпихарма
лежит не меньше столетия. Тем не менее от подобных свидетельств философская
физиономия Эпихарма не разъясняется, а еще больше затемняется. Алким
приписывает Эпихарму различение чувственного и умопостигаемого мира,
обстоятельство, совсем не мыслимое для эпохи расцвета натурфилософии первой
половины V в., поскольку оно предполагает очистительную бурю века софистов и
логически-эвристические страсти Сократа. То, что в IV в. представляли как
умопостигаемое и идеальное, было в VI - V в. не больше как особого рода
материей, вроде того "эфирного тела", под видом которого Гераклит
представлял себе (А8) свой Логос. Невероятно также, чтобы Эпихарм уже учил
об осмыслении чувственности через идеи и мыслил себе синтез идеи и материи
как диалектическую цельность (В3). Ведь тот же Эпихарм учит (В4) о мудрости,
распространенной по всему живому, и о том, что "в чем состоит эта мудрость,
знает только одна природа, ибо этому она научилась всецело сама от себя".
Тут уже нет ни слова об идеях.
Не будем здесь решать этой историко-философской загадки об Эпихарме, тем
более что прямых платонических суждений на темы эстетики от Эпихарма до нас
не дошло.
V. ЭСТЕТИКА ОРГАНИЧЕСКИ-ЖИЗНЕННОГО КОНТИНУУМА. ЭМПЕДОКЛ 1. Исходный пункт
1. Основная идея
Абстрактная всеобщность телесной гармонии не исчерпывается ни числовыми,
ни субстанциальными отношениями. В гармонии совершенного живого тела,
которая характерна для классики, есть и более сложная сторона:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210