Он все хотел успокоить встревоженных людей, успокоить свою тоску и тревогу.
— Готовы в путь, Олесь Григорьевич? — спросил Дьяченко, войдя в дом почтенного и старого жителя города — Бабенко.
Бабенко мрачно насупился.
— Чей это приказ?
— Высокого начальства.
— А это долго?
— Что долго, Олесь Григорьевич?
— Долго будет продолжаться отступление?
Что мог ответить на этот вопрос Дьяченко? Старик помолчал, закурил трубку.
— Мы со старухой останемся, а они пусть уходят с вами.
Он показал на дочь и внука.
— Я тоже останусь с дедушкой,—сказал Митя,— надо здесь бороться против немцев.
— Ты герой, это мы знаем,— сказал председатель райсовета.
Старик сердито взглянул на внука.
— Не болтай.
Дьяченко сообщил, что в полдень он будет ожидать горожан в Белом Колодце, а оттуда все колонной двинутся по указанному военным начальством маршруту.
Город уходил. Люди в последний раз с великой болью смотрели на дома, где они родились, жили, гуляли на свадьбах, оплакивали покойников, растили детей. Скрип повозок, мычание коров, лай собак наполнили обычно тихие улицы. Покидали люди свои дома, сады, свою прожитую жизнь. А впереди ждала их новая жизнь,— в Сибири ли, на Урале? Дороги были неведомы, просторы огромны, а враг, вот он, близко.
Собаки выли у покинутых домов. А люди, что оставались в городе, большей частью старики и старухи, с еще большей тоской и тревогой, чем уходящие, думали о предстоящей им судьбе. Встретятся ли снова те, кто расставался сейчас,— кто знает!
Надежда запрягла лошадь, взялась за вожжи. Старики Бабенко подошли к дочери и внуку.
— Дмитро, береги мать... Старушка поцеловала дочь, внука.
— Смотри, Митя...
Не было слез в глазах Улиты Дмитриевны, не было слов, чтоб высказать боль разлуки.
Надя по-мужски взмахнула кнутом. Лошадь пошла рысью. Старики стояли у ворот, смотрели вслед повозке,— вот свернула она на соседнюю улицу и скрылась из глаз.
По дороге на Белый Колодец двигался поток беженцев,— пешеходы, машины, стада коров, овец. Знакомые без улыбки окликали друг друга. Гудки машин, скрип колес, мычание коров заглушали голоса людей.
Густая пыль стояла на дороге... И вот влилась в общий поток повозка Надежды Олесьевны. Митя уныло, по-старчески сутуля плечи, сидел рядом с матерью.
Навстречу беженцам ехал на двуколке Дьяченко. «Следите за воздухом!» Он, видимо, старался наладить движение колонны эвакуированных. Издали слышался его голос: «Следите за воздухом! Следите за воздухом!»
Мите казалось, что земля, деревья и холмы расстаются с ним, уходят на запад, а он ехал на восток. И страшно было, что танки и орудия, так же как Митя и его мать, двигались на восток.
Глядя на людей, шагающих по обочине дороги, мальчик потянул мать за рукав.
— Мама, Ивчуки идут пешком, с мешками, позовем их.
— Позови.
— Шура, Шура!
Среди толпы пешеходов, конечно, нашлось бы много Шур, но никто не оглянулся на кричавшего мальчика.
Митя спрыгнул с повозки, споткнулся и упал. На него едва не наехала грузовая машина, водитель резко притормозил, и Митя успел прыгнуть в кювет. Он выбрался на обочину и чуть не попал под повозку. Женщина изо всех сил натянула вожжи. Пожилой мужчина грубо дернул его за руку:
— Осторожно, парень, задавят!
Наконец Митя отыскал в толпе Ивчуков. Он позвал их:
— Скорее, к нам на подводу, мама ждет!
И вдруг гул воздушных моторов, вой авиационных бомб перекрыли все звуки на земле. Все смешалось. Грохот разрывающихся бомб заглушил крики бегущих в поле людей, конское ржанье, гул автомоторов. При каждом новом взрыве Митя прижимался головой к земле, в секунды тишины быстро озирался по сторонам. Казалось, поле пустынно: сотни людей, распластавшись, лежали на земле.
А германские самолеты пикировали над полем, с земли видны были головы летчиков.
Сильный взрыв сотряс землю, казалось, бомба разорвалась рядом с Митей. Потом наступила тишина. А через несколько мгновений замершее поле ожило — послышались голоса, люди вставали, отряхивались, шли с поля на дорогу. И Митя бежал по дороге, вглядывался в лица, подбегал к разбитым подводам, к убитым лошадям.
— Мама, мама! — звал он.
И десятки детских голосов кричали на дороге, звали матерей:
— Мама...
А матери звали своих детей:
— Коля, Коля!
— Вера!
— Дуся!
Девочка с окровавленной, изуродованной рукой, с лицом, забрызганным кровью, страшным голосом кричала:
— Дедушка Артем!
Никогда, никогда не забудет Митя Степной эту девочку, эту страшную дорогу.
Он шел в толпе — мать потерялась, исчезли Ивчуки.
Во второй половине дня шесть самолетов вновь появились над дорогой, которой шли беженцы. Покачивая крыльями, они сделали несколько кругов и улетели.
«Без бомб летели стервятники, только пугали!» — крикнул кто-то.
Вражеская авиация больше не появлялась. К вечеру Митя встретил председателя райсовета Дьяченко — он снова ехал на двуколке в сторону Вовчи. Рядом с Дьяченко сидел какой-то человек с забинтованным плечом. Когда двуколка поравнялась с Митей, он громко крикнул:
— Дядя Вася! Дьяченко натянул вожжи.
— Это ты, Митя? А твоя мать ищет тебя. Она вперед проехала, едет с Ивчуками. Беги быстрее, догонишь.
Значит, мама жива и Ивчуки с ней!
Дьяченко хотел поехать, но снова натянул вожжи.
— Садись, Митя, доедем до Вовчи, а потом повернем, нагоним твою маму.
Второпях, влезая в двуколку, мальчик задел раненого и заметил, как искривилось от боли его лицо.
— Извините, дядя,— проговорил Митя.
Ничего, устраивайся поудобнее,— улыбнулся раненый.
— А куда мы едем?
— Откуда приехал, туда и едем,— ответил раненый.
Закатное солнце косыми лучами било в глаза. Постепенно толпа беженцев стала редеть, навстречу ехали только военные машины.
Двуколка Дьяченко подъехала к Белому Колодцу. Видны были трубы сахарного завода, знакомые белые дома. Митя часто приходил сюда с бабушкой в гости к бабушкиной сестре.
— Митя, ты хотел остаться в партизанах? — не оборачиваясь к мальчику, вдруг спросил Дьяченко.
— Хочу.
— А где ты хранишь медаль «За отвагу»? Думаешь, я не знаю твои секреты, разведчик?
— У меня нет медали,— ответил мальчик, вспомнив слова генерала.
— Ладно, ладно.
Двуколка остановилась. Навстречу шла другая повозка. В ней сидел секретарь райкома Бондаренко. Секретарь райкома спросил:
— Сколько жертв от бомбежки?
— Семеро убитых, тринадцать раненых. Всех раненых отправили на военных машинах.
Дьяченко взглянул на Митю.
— Иди, Митя, посиди на травке, отдохни чуток.
Сидя на полянке, Митя поглядывал на руководителей района. Вытащив из сумок бумаги и карандаши, они переговаривались, что-то записывали. «Может, решают, кому оставаться в партизанах»,— подумал мальчик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210