— С первых дней войны я не видел такого огня, может быть, за всю историю войн не бывало такого. Вы понимаете, что происходит! Этот день войдет в века! — проговорил Кацнельсон.
Люсик все смотрела на огонь, охвативший ноябрьское небо, на черный дым, стоявший над землей. Казалось, этот великий огонь и грохот никогда не прекратятся.
— Люся! — Алла Сергеевна обняла Люсик.— Почему ты не радуешься, не улыбаешься?
Люсик молчала. Она была словно околдована... Как сквозь сон она слышала возбужденные голоса людей, не понимая смысла их слов, улыбок. Мысль ее оцепенела.
— Прошел час и пять минут,— торжественно произнес Кацнельсон, поднося часы к глазам,— скоро в бой пойдут танки.
— Шура, куда ты, Шура? — вдруг вскрикнула Маруся.
Вовк побежала было вслед за Шурой в сторону Дона, но вскоре вернулась. Запыхавшись от бега, она проговорила:
— Не смогла ее догнать, убежала...
— И правильно сделала,— сказала Алла Сергеевна,— я понимаю ее. Мыслимо ли в такой день не быть в своей воинской части.
Вовк сказала:
— Глупая девчонка, где она сейчас найдет своих танкистов? Зря погибнет.
Перед операционной остановились две грузовые автомашины. Это прибыли первые раненые.
— Откуда берутся раненые, ведь противник не отвечает на наш огонь? — спросил Кацнельсон медсестру, сопровождавшую раненых.
— Кто вам сказал, что немцы молчат? — удивилась медсестра.— Их дальнобойная артиллерия все время бьет по нашим окопам.
Главный хирург наблюдал, как сгружают раненых с машины. Повернувшись к работникам медсанбата, он сказал:
— Надо выделить несколько человек для работы на передовой, должны пойти два хирурга, пять санитаров и сестра.
— Очень хорошо, я пойду! — решительно сказал Кацнельсон.
— Вы останетесь здесь,— Сказал Ляшко,—мне приказано отправиться с этой группой и продвигаться с войсками, если, конечно, наши продвинутся вперед.
— Продвинутся, товарищ военврач второго ранга,— сказала медсестра,— да еще как продвинутся. Сейчас наши поднимутся в атаку. Немцам негде закрепиться; по ту сторону от Клетской начинается совершенно открытая территория.
Ляшко сердито прервал ее:
— Хватит рассуждать. Скорее вносите раненых. Я вижу, все стали стратегами.
— Я видела, поэтому и говорю,— ответила медсестра,— я была там.
— Вы были там, а сейчас вы здесь, значит, помогайте сгружать раненых.
IX
Пехота, затаив дыхание, ждала окончания огневой подготовки, ждала, пока закончат свою могучую работу артиллерия, минометы, «катюши», воздушные бомбардировщики.
Сотни тысяч бойцов ждали мгновения, когда над окопами взлетят в воздух красные ракеты — сигнал атаки. Но артиллерийская подготовка все продолжалась.
Веселый лежал на броне танка, подоткнув под скулу воротник белого полушубка, и шумно, взволнованно дышал. Выкрашенные в белое танки сливались со снежными сугробами. Танки готовились войти в прорыв, прорубленный артиллерией и пехотой.
«Да разве хоть один живой немец мог остаться после такой артподготовки!» — думал Веселый. Ему было стыдно перед самим собой: еще недавно он сомневался в победе.
Правда, он никому не говорил об этих сомнениях, но они мучили его днем и ночью.
Мог ли знать Веселый, сколько могучих сил, сколько стали и взрывчатки собрано для наступления? Он полагал, что врага нужно остановить огнем автоматов и трехлинейных винтовок. Видя шквал огня, слушая грохот сотен тысяч орудий, солдат Веселый ощутил чувство гордости, спокойной силы. Гордился он и тем, что капитан-танкист взял его на командирский танк... Капитан сказал, что одновременно наступают несколько фронтов. Значит, не только здесь гремят пушки, значит, настал решающий час войны. Казалось, зимний воздух раскалился.
Веселый поднял голову, взглянул в сторону противника. Там густо рвались снаряды, дымный мрак навис над землей.
И вот в зимнем небе вспыхнули красные ракеты. Моторы танков зарычали все разом. Веселого сильно качнуло. Танк вздрогнул и двинулся вперед. Крепко стиснув зубы, Веселый оглядывался вокруг себя. Справа и слева от него шли белые танки. На них лежали солдаты в белых полушубках. В воздухе слышался посвист пуль, несколько раз неподалеку от танка, на котором был Веселый, рвались снаряды. При каждом разрыве Веселый прижимал голову к основанию башни, слышал лязганье осколков по броне. Расстояние до противника сокращалось все больше и больше. Вот уже вдали видны немецкие окопы. Сейчас танк должен проутюжить их. Веселый весь напрягся, положил палец на спусковой крючок автомата, приподнялся. Но удивительное дело: не слышно треска автоматов, разрывов гранат, молчат пулеметы. Танк прошел через вражеские окопы и помчался дальше. Веселый увидел трупы в желтых шинелях, в белых папахах. «Румыны»,— подумал он. Огонь артиллерии противника усилился. Снаряды, давая перелет, проносились над танком. Танк, не сбавляя скорости, шел вперед. Вот показалась вторая линия вражеских окопов. Сейчас, сейчас танк проутюжит и эти окопы. Из окопов стреляют пулеметы, в окопах рвутся советские снаряды. Дым и комья земли закрывают окопы, слышен скрежет ударяющихся по броне танка осколков. Танк с ходу ведет орудийный и пулеметный огонь, пламя вырывается из орудийного ствола, а тут же совсем рядом голова Веселого. Из дула пулемета вылетают пучки огня. Мотор танка ревет. Дым впереди рассеивается. Снежная целина взрезана сотнями танковых гусениц — война вспахала землю. Снег почернел от боевой копоти. Танк заносит, бросает, он проваливается в ямы. При каждом толчке Веселый сильно ударяется грудью о башню, судорожно прижимается к броне. Вот танк подходит ко второй оборонительной линии неприятеля. Видны торчащие в разные стороны бревна, разрушенные блиндажи, разорванная колючая проволока, исковерканные орудия, пулеметы. Несколько в стороне от окопов стоят обгоревшие черные танки с опущенными к земле дулами орудий, валяются трупы лошадей, а дальше снова лежат трупы румынских солдат.
Танк проутюжил окоп и, развернувшись, остановился.
Из окопов выскакивают, бегут румынские солдаты. Веселый прикладом автомата ударил о башню танка и крикнул: «Налево, налево!»
Услышал ли его капитан или нет, Веселый не понял. Танк вновь двинулся вперед. По правую и левую сторону от него шли советские танки. Они с ходу стреляли по бегущим румынским солдатам и по уцелевшим огневым точкам. Командирский танк на большой скорости повернул на юг, чтобы перерезать путь бегущим румынам. Они остановились, подняли руки. Танк остановился. Были ясно видны высокие белые папахи из овчины, смуглые лица, полные ужаса глаза.
Капитан вылез из танка и громко крикнул:
— Бросай оружие!
Большинство румын бросило оружие еще во время бегства, те же у кого в руках оставались винтовки или автоматы, тут же поспешно бросили их в снег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210