Орехов с интересом ждал, что расскажет Аршакян. Рассказ Аршакяна может пригодиться для очередного полит-донесения. Шутка ли,— какие события! Батальоны исторического Дорийского полка встретились с защитниками Сталинграда! Ведь Орехов писал историю полка!
Согревая руки о стакан чая, Тигран рассказал, как в Сталинграде шедшие с запада советские части соединились с защитниками города, как сталинградцы целовались с бойцами Дорийского полка, как выглядит город.
Орехов буквально стенографировал каждое его слово. Федосов слушал, затаив дыхание, прищурив глаза. Тигран рассказывал о сталинградских событиях и, поглядывая на Федосова, с болью думал: «Как изменился, как постарел Петр Богданович».
Горохова сидела на койке и читала книгу. А может быть, лишь делала вид, что читает, желая показать свое безразличие к словам Аршакяна.
— Сколько же времени Паулюс еще сможет сопротивляться, Тигран Иванович? — спросил Федосов.
— Я думаю, завтра все кончится.
— Об этом надо рассказать бойцам в подразделениях, объяснить им значение Сталинградской битвы,— сказал Федосов.
Тигран улыбнулся.
— Бойцы все знают, товарищ полковой комиссар, может быть даже и побольше нашего.
Начальник политотдела сжал губы, нахмурился. Тигран понял, что его ответ не понравился полковому комиссару.
— Пейте, пейте, а то остынет ваш чай,— сказал Федосов и застонал, растирая ладонью ногу,— проклятые ноги, именно в такое время должны были разболеться. Стареем, стареем, Тигран Иванович!
Зазвонил телефон. Орехов взял трубку и передал ее начальнику политотдела, шепнул:
— Генерал!
— Генерал? — неизвестно почему удивился Федосов.— Слушаю, князь... Нет, не сплю... Кто у меня? Аршакян. Только что вернулся из Сталинграда. Что мы делаем? Он рассказывает, мы тут слушаем. Все мои помощники в Сталинграде. Аршакяна я вызвал — назавтра у меня есть с ним дела. Назавтра назначено заседание парткомиссии. Отличившихся в боях бойцов будем принимать в партию. Явиться к вам? Прямо сейчас, сию минуту? Хорошо, хорошо, сейчас будем.
У Геладзе находились начальник штаба Дементьев и два корреспондента — сотрудник армейской газеты Давыдов и корреспондент отдела последних известий московского радио Румянцев, дородный, в белом щегольском полушубке мужчина с беспокойными глазами. Румянцев держался так уверенно и свободно, словно это он руководил сегодня всеми боевыми операциями.
Геладзе обнял Аршакяна и Федосова.
— Поздравляю, друзья, поздравляю! Для начала выпьем по стаканчику! За нашу окончательную победу!
На маленьком столике стояла бутылка коньяка с этикеткой треста «Арарат».
— Что, знакомая марка, Аршакян? — спросил смеясь генерал.
— Как же попал сюда этот коньяк? — спросил Аршакян.
— По особой воздушной почте. Румянцев привез мне в подарок, наш подшефный корреспондент.
— Пять дней назад один товарищ привез мне в подарок из Еревана две бутылки коньяку,— пояснил Румянцев.— А позавчера я вылетел из Москвы в Сталинград и захватил их с собой — одну для Тариэля Отаровича, а другую хочу лично преподнести генералу Родимцеву. Родимцеву от Румянцева.
Давыдов, юноша с веселыми умными глазами, улыбался, слушая Румянцева.
— Итак, товарищи корреспонденты,— сказал генерал,— я советую вам сейчас же отточить ваши карандаши и выехать в полк знаменитого стратега Николая Кобурова. Завтра он будет атаковать немцев вот в этом квартале.
Генерал развернул на столе оперативную карту.
— Это здание вокзала, а это центральная площадь. Отсюда Кобуров пойдет на север, затем свернет несколько налево. Вот, поглядите,— здесь как раз находится штаб семьдесят шестой германской дивизии. Задача Кобурова — взять этот штаб. Командует этой дивизией наш старый знакомый. Я уже однажды говорил о нем Давыдову. Он преследовал нас от Полтавы до Харькова, от Белгорода до Дона в районе Клетской. Десятки раз схватывались мы с ним в поединке. Завтра будет последний. Посмотрите на этот поединок своими глазами и напишите о нем. Это важно для истории. Верно? Хороший я вам даю материал?
— Великолепный, товарищ генерал, прямо готовый очерк,— воскликнул Румянцев,— и не я, и не Давыдов, а именно вы должны быть его автором, вы так великолепно рассказали об этом...
— Я не стремлюсь к литературной славе,— смеясь ответил генерал,— ты не льсти мне, Румянцев. Ну, в добрый час, желаю вам удачи. Хотя нет, погодите минутку.
Генерал снова наполнил стаканы.
— Друзья! Сегодня радостный день, но именно сегодня командование и опечалило меня. Оно лишило меня удовольствия работать с Владимиром Михайловичем Дементьевым. Полковник Дементьев завтра уезжает от нас. Выпьем же за его здоровье! Пожелаем ему удачи, пожелаем, чтобы очень скоро он стал генералом, порадовал бы всех своих друзей. А у Владимира Михайловича много друзей...
Генерал поставил на стол стакан.
Тигран взволнованно пожал руку Дементьеву.
— Никогда не забуду вас, друзья,— волнуясь сказал Дементьев.— Уверяю вас, что сам бы, будь на то моя воля, на всю жизнь остался в своей родной дивизии. Не поминайте меня лихом.
— А кто заменит Владимира Михайловича? — деловитым тоном службиста спросил Федосов.
— Подполковник Козаков,— ответил генерал.
— Это хорошо,— вмешался Аршакян,— я сегодня как раз подумал, что есть в нем что-то дементьевское — и заразительное жизнелюбие, и человеческое обаяние, и могучее спокойствие.
— К кому же все-таки относятся эти комплименты: к Дементьеву или Козакову, Аршакян? — спросил смеясь генерал.
— К обоим, товарищ генерал,— улыбаясь, ответил Тигран.
Румянцев торопливо что-то записывал в блокноте.
После ухода корреспондентов на мгновенье стало тихо. Тиграну казалось, что генерал будет расспрашивать его о событиях в Сталинграде, но Геладзе ни о чем не спрашивал.
— Ну, товарищи, давайте сядем, подумаем о завтрашнем дне,— проговорил генерал, указывая на скамейки возле маленького стола.
— О последнем дне,— уверенно добавил Тигран. Генерал удивленно взглянул на него своими живыми яркими глазами.
— Нет, Аршакян, вы ошибаетесь. Это еще не последний день.
В это время генерал-полковник фон Паулюс, сидя в подвале разрушенного универмага на центральной площади Сталинграда, писал приветственную радиограмму Адольфу Гитлеру.
«Фюреру. В годовщину Вашего прихода к власти 6-я армия передает привет своему фюреру. Флаг со свастикой все еще веет над Сталинградом. Пусть наша борьба будет для сегодняшнего и грядущего поколения примером того, что и в безнадежном положении войска не капитулируют,— и тогда Германия одержит победу.
Генерал-полковник фон Паулюс».
XIV
Рана Каро была не опасной, но он потерял много крови и сильно ослабел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210
Согревая руки о стакан чая, Тигран рассказал, как в Сталинграде шедшие с запада советские части соединились с защитниками города, как сталинградцы целовались с бойцами Дорийского полка, как выглядит город.
Орехов буквально стенографировал каждое его слово. Федосов слушал, затаив дыхание, прищурив глаза. Тигран рассказывал о сталинградских событиях и, поглядывая на Федосова, с болью думал: «Как изменился, как постарел Петр Богданович».
Горохова сидела на койке и читала книгу. А может быть, лишь делала вид, что читает, желая показать свое безразличие к словам Аршакяна.
— Сколько же времени Паулюс еще сможет сопротивляться, Тигран Иванович? — спросил Федосов.
— Я думаю, завтра все кончится.
— Об этом надо рассказать бойцам в подразделениях, объяснить им значение Сталинградской битвы,— сказал Федосов.
Тигран улыбнулся.
— Бойцы все знают, товарищ полковой комиссар, может быть даже и побольше нашего.
Начальник политотдела сжал губы, нахмурился. Тигран понял, что его ответ не понравился полковому комиссару.
— Пейте, пейте, а то остынет ваш чай,— сказал Федосов и застонал, растирая ладонью ногу,— проклятые ноги, именно в такое время должны были разболеться. Стареем, стареем, Тигран Иванович!
Зазвонил телефон. Орехов взял трубку и передал ее начальнику политотдела, шепнул:
— Генерал!
— Генерал? — неизвестно почему удивился Федосов.— Слушаю, князь... Нет, не сплю... Кто у меня? Аршакян. Только что вернулся из Сталинграда. Что мы делаем? Он рассказывает, мы тут слушаем. Все мои помощники в Сталинграде. Аршакяна я вызвал — назавтра у меня есть с ним дела. Назавтра назначено заседание парткомиссии. Отличившихся в боях бойцов будем принимать в партию. Явиться к вам? Прямо сейчас, сию минуту? Хорошо, хорошо, сейчас будем.
У Геладзе находились начальник штаба Дементьев и два корреспондента — сотрудник армейской газеты Давыдов и корреспондент отдела последних известий московского радио Румянцев, дородный, в белом щегольском полушубке мужчина с беспокойными глазами. Румянцев держался так уверенно и свободно, словно это он руководил сегодня всеми боевыми операциями.
Геладзе обнял Аршакяна и Федосова.
— Поздравляю, друзья, поздравляю! Для начала выпьем по стаканчику! За нашу окончательную победу!
На маленьком столике стояла бутылка коньяка с этикеткой треста «Арарат».
— Что, знакомая марка, Аршакян? — спросил смеясь генерал.
— Как же попал сюда этот коньяк? — спросил Аршакян.
— По особой воздушной почте. Румянцев привез мне в подарок, наш подшефный корреспондент.
— Пять дней назад один товарищ привез мне в подарок из Еревана две бутылки коньяку,— пояснил Румянцев.— А позавчера я вылетел из Москвы в Сталинград и захватил их с собой — одну для Тариэля Отаровича, а другую хочу лично преподнести генералу Родимцеву. Родимцеву от Румянцева.
Давыдов, юноша с веселыми умными глазами, улыбался, слушая Румянцева.
— Итак, товарищи корреспонденты,— сказал генерал,— я советую вам сейчас же отточить ваши карандаши и выехать в полк знаменитого стратега Николая Кобурова. Завтра он будет атаковать немцев вот в этом квартале.
Генерал развернул на столе оперативную карту.
— Это здание вокзала, а это центральная площадь. Отсюда Кобуров пойдет на север, затем свернет несколько налево. Вот, поглядите,— здесь как раз находится штаб семьдесят шестой германской дивизии. Задача Кобурова — взять этот штаб. Командует этой дивизией наш старый знакомый. Я уже однажды говорил о нем Давыдову. Он преследовал нас от Полтавы до Харькова, от Белгорода до Дона в районе Клетской. Десятки раз схватывались мы с ним в поединке. Завтра будет последний. Посмотрите на этот поединок своими глазами и напишите о нем. Это важно для истории. Верно? Хороший я вам даю материал?
— Великолепный, товарищ генерал, прямо готовый очерк,— воскликнул Румянцев,— и не я, и не Давыдов, а именно вы должны быть его автором, вы так великолепно рассказали об этом...
— Я не стремлюсь к литературной славе,— смеясь ответил генерал,— ты не льсти мне, Румянцев. Ну, в добрый час, желаю вам удачи. Хотя нет, погодите минутку.
Генерал снова наполнил стаканы.
— Друзья! Сегодня радостный день, но именно сегодня командование и опечалило меня. Оно лишило меня удовольствия работать с Владимиром Михайловичем Дементьевым. Полковник Дементьев завтра уезжает от нас. Выпьем же за его здоровье! Пожелаем ему удачи, пожелаем, чтобы очень скоро он стал генералом, порадовал бы всех своих друзей. А у Владимира Михайловича много друзей...
Генерал поставил на стол стакан.
Тигран взволнованно пожал руку Дементьеву.
— Никогда не забуду вас, друзья,— волнуясь сказал Дементьев.— Уверяю вас, что сам бы, будь на то моя воля, на всю жизнь остался в своей родной дивизии. Не поминайте меня лихом.
— А кто заменит Владимира Михайловича? — деловитым тоном службиста спросил Федосов.
— Подполковник Козаков,— ответил генерал.
— Это хорошо,— вмешался Аршакян,— я сегодня как раз подумал, что есть в нем что-то дементьевское — и заразительное жизнелюбие, и человеческое обаяние, и могучее спокойствие.
— К кому же все-таки относятся эти комплименты: к Дементьеву или Козакову, Аршакян? — спросил смеясь генерал.
— К обоим, товарищ генерал,— улыбаясь, ответил Тигран.
Румянцев торопливо что-то записывал в блокноте.
После ухода корреспондентов на мгновенье стало тихо. Тиграну казалось, что генерал будет расспрашивать его о событиях в Сталинграде, но Геладзе ни о чем не спрашивал.
— Ну, товарищи, давайте сядем, подумаем о завтрашнем дне,— проговорил генерал, указывая на скамейки возле маленького стола.
— О последнем дне,— уверенно добавил Тигран. Генерал удивленно взглянул на него своими живыми яркими глазами.
— Нет, Аршакян, вы ошибаетесь. Это еще не последний день.
В это время генерал-полковник фон Паулюс, сидя в подвале разрушенного универмага на центральной площади Сталинграда, писал приветственную радиограмму Адольфу Гитлеру.
«Фюреру. В годовщину Вашего прихода к власти 6-я армия передает привет своему фюреру. Флаг со свастикой все еще веет над Сталинградом. Пусть наша борьба будет для сегодняшнего и грядущего поколения примером того, что и в безнадежном положении войска не капитулируют,— и тогда Германия одержит победу.
Генерал-полковник фон Паулюс».
XIV
Рана Каро была не опасной, но он потерял много крови и сильно ослабел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210