И вот уже два года он участник Великой Отечественной войны, беспримерной в истории лютой войны с германским фашизмом.
И сейчас он готов был кинуться в грозную боевую стихию. Душа его была спокойна, сомнения в успехе наступления не терзали его. Весной у него не было веры в успех. Он считал харьковское наступление ошибкой, но дисциплина вынуждала его скрывать свои чувства, и он убеждал самого себя, что приказ Военного Совета фронта справедлив. А вот сейчас его внутреннее чувство находилось в полном соответствии с решением Ставки о наступлении. Он верил, он знал, что настал час великого перелома. Его совесть, его душа говорили: «Иди, иди вперед, вот дорога! Это дорога победы, дорога света, дорога солнца».
«Виллис» резко свернул влево и вошел в лес. Два автоматчика сделали машине знак остановиться, но, узнав своего бывшего командира дивизии, тотчас дали машине дорогу. Яснополянский помахал автоматчикам рукой.
— Узнали вас, Лев Николаевич? — спросил Луганской.
— И я их узнал. Мои солдаты,— ответил Яснополянский.
Они въехали в маленькую деревушку. Из штабной избы вышел им навстречу командир дивизии полковник Геладзе. Вытянувшись, строевым шагом он подошел к «виллису».
— Не надо рапортов,— сказал Луганской,— пошли работать.
Генералы, войдя в избу, поздоровались с командирами и комиссарами полков, сели за дощатый стол. Они сидели рядом, оба плечистые, коренастые, один с взлохмаченной рыжей головой, другой — смуглый, остриженный под ноль, с черными, воспаленными от бессонницы глазами. Яснополянский шепотом спросил о чем-то члена Военного Совета, тот кивнул.
Яснополянский встал, медленно оглядел лица сидевших за столом командиров и комиссаров полков, поглядел на Геладзе, на великана Дементьева и торжественно произнес:
— Друзья, войска фронта переходят в наступление. Это будет большое наступление стратегического значения, в котором примут участие три фронта...
XXII
Негромкий вздох вырвался у всех слышавших слова генерала.
— Эта изба станет исторической, как изба в Филях...— сказал Кобуров на ухо Козакову.
Генерал некоторое время молчал, выжидая тишину.
— Нами получен приказ Верховного Главнокомандования,— сказал он.— Мысль о наступлении вызрела в сердцах командиров и бойцов. Ваша дивизия была как бы застрельщиком наступления: заняв Клетскую и создав плацдарм на западном берегу Дона, она облегчила решение наступательной задачи, предстоящей войскам нашей армии. Военный Совет армии поручил мне сообщить вам, что ваша дивизия представлена к званию гвардейской, а полковник Геладзе — к генеральскому званию.
Подполковник Кобуров зааплодировал, к нему присоединилось несколько человек. Остальные вопросительно поглядывали на генералов.
— Мы не на митинге, товарищи,— сказал Яснополянский.
Кобуров сильно смутился.
— Вашей дивизии предстоит трудная боевая задача,— продолжал Яснополянский.— Кому многое дано, с того многое и спросится.
С маленькой указкой генерал подошел в карте, висевшей на стене.
— Перед наступлением пехотных частей будет произведена сверхмощная артиллерийская подготовка, такая, какой мы с вами еще не видели. На каждом квадратном метре в расположении противника должен разорваться снаряд, мина или авиабомба. Великий труд нашего народа не прошел даром: мы можем не жалеть боеприпасов. Надо жалеть жизнь людей, их кровь.
Генерал старался казаться спокойным. Но люди дивизии знали своего бывшего командира, они чувствовали его волнение.
Луганской пристальным взглядом всматривался в лица командиров и комиссаров. «Этот человек не умеет волноваться,— подумал подполковник Кобуров, глядя на члена Военного Совета,— если приказ о наступлении отменят, он спокойно убедит людей,
что в наступлении нет никакого смысла, что суть войны в обороне».
— Итак,— продолжал начальник штаба армии,— полки вашей дивизии вместе с танками должны спуститься с возвышенности в южные степи, вот так. Из Клетской ударите на Власово, спуститесь на село Платоново, потом в Селиваново. Ваши фланги будут обеспечивать соседи, а вы должны врезаться в глубь обороны врага, продолжая движение на юг до Нижней Бузиновки, потом повернуть строго на восток и выйти к Дону, между селами Большая и Малая Набатовка. В этом месте вам придется вновь перейти Дон,— здесь он гораздо шире, чем у Клетской и Мало-Клетской. В народных песнях мы гордимся шириной Дона, поэтому не сердитесь на родную реку,—тут она и впрямь широка.
Козакова продолжал удивлять «штатский» стиль этих генеральских речей. Год назад Козакову приходилось слушать иные речи начальства — грозные приказы, часто непродуманные, с криком и бранью.
— Так куда же нас нацелили, совершенно не понимаю,— недоумевая, шепотом спросил Кобуров у Козакова.—Почему не на запад, а на юг и потом на восток?
Баланко, Геладзе, Дементьев слушали генерала с напряженным вниманием. Начальник политотдела Федосов делал пометки в блокноте, некоторые командиры помечали на своих картах названия населенных пунктов, упомянутых Яснополянским.
— Задача трудная,— продолжал генерал,— но командующий армией и Военный Совет уверены, что...
Генерал не договорил. Тяжелый снаряд разорвался где-то совсем рядом, около штабной избы. Дом затрясся, как от внезапного землетрясения, со звоном вылетели стекла, дунуло холодным воздухом, бумаги полетели со стола.
— Может быть, разрешите продолжить совещание в другом месте, товарищ генерал? — обратился командир дивизии к генералу Луганскому.
— Вы полагаете, что противнику стало известно расположение вашего штаба? — спросил Луганской.
— Мне думается, что это была случайность, товарищ генерал.,
— Ну, стало быть, продолжим. Пусть занавесят окна.
Адъютанты завесили окна плащ-палатками. На стол и на высокий выступ русской печки поставили керосиновые лампы.
Яснополянский спокойно продолжал:
— Командующий армией и Военный Совет уверены, что ваша дивизия, испытанная в тяжелых боях, с честью выполнит сложную боевую задачу.
Он откинул со лба волосы и улыбнулся.
— Я знаю, что командиры и бойцы мысленно ругали генералов за то, что они не дают приказа о наступлении. Не так ли, товарищи? Скажите сами.
— Точно так,— проговорил подполковник Кобуров.
— Видите, Кобуров подтверждает,— улыбаясь продолжал Яснополянский.— Сейчас пришло время действовать. Что ж, покажите ваше воинское умение. «Царицу полей» мы в предстоящих боях одну не оставим. Вашей дивизии будет придана танковая бригада. Командир ее находится здесь. Полковник, вы готовы выполнить боевую задачу?
Молодой полковник танковых войск, сидевший поодаль от стола, встал.
— Готовы, товарищ генерал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210
И сейчас он готов был кинуться в грозную боевую стихию. Душа его была спокойна, сомнения в успехе наступления не терзали его. Весной у него не было веры в успех. Он считал харьковское наступление ошибкой, но дисциплина вынуждала его скрывать свои чувства, и он убеждал самого себя, что приказ Военного Совета фронта справедлив. А вот сейчас его внутреннее чувство находилось в полном соответствии с решением Ставки о наступлении. Он верил, он знал, что настал час великого перелома. Его совесть, его душа говорили: «Иди, иди вперед, вот дорога! Это дорога победы, дорога света, дорога солнца».
«Виллис» резко свернул влево и вошел в лес. Два автоматчика сделали машине знак остановиться, но, узнав своего бывшего командира дивизии, тотчас дали машине дорогу. Яснополянский помахал автоматчикам рукой.
— Узнали вас, Лев Николаевич? — спросил Луганской.
— И я их узнал. Мои солдаты,— ответил Яснополянский.
Они въехали в маленькую деревушку. Из штабной избы вышел им навстречу командир дивизии полковник Геладзе. Вытянувшись, строевым шагом он подошел к «виллису».
— Не надо рапортов,— сказал Луганской,— пошли работать.
Генералы, войдя в избу, поздоровались с командирами и комиссарами полков, сели за дощатый стол. Они сидели рядом, оба плечистые, коренастые, один с взлохмаченной рыжей головой, другой — смуглый, остриженный под ноль, с черными, воспаленными от бессонницы глазами. Яснополянский шепотом спросил о чем-то члена Военного Совета, тот кивнул.
Яснополянский встал, медленно оглядел лица сидевших за столом командиров и комиссаров полков, поглядел на Геладзе, на великана Дементьева и торжественно произнес:
— Друзья, войска фронта переходят в наступление. Это будет большое наступление стратегического значения, в котором примут участие три фронта...
XXII
Негромкий вздох вырвался у всех слышавших слова генерала.
— Эта изба станет исторической, как изба в Филях...— сказал Кобуров на ухо Козакову.
Генерал некоторое время молчал, выжидая тишину.
— Нами получен приказ Верховного Главнокомандования,— сказал он.— Мысль о наступлении вызрела в сердцах командиров и бойцов. Ваша дивизия была как бы застрельщиком наступления: заняв Клетскую и создав плацдарм на западном берегу Дона, она облегчила решение наступательной задачи, предстоящей войскам нашей армии. Военный Совет армии поручил мне сообщить вам, что ваша дивизия представлена к званию гвардейской, а полковник Геладзе — к генеральскому званию.
Подполковник Кобуров зааплодировал, к нему присоединилось несколько человек. Остальные вопросительно поглядывали на генералов.
— Мы не на митинге, товарищи,— сказал Яснополянский.
Кобуров сильно смутился.
— Вашей дивизии предстоит трудная боевая задача,— продолжал Яснополянский.— Кому многое дано, с того многое и спросится.
С маленькой указкой генерал подошел в карте, висевшей на стене.
— Перед наступлением пехотных частей будет произведена сверхмощная артиллерийская подготовка, такая, какой мы с вами еще не видели. На каждом квадратном метре в расположении противника должен разорваться снаряд, мина или авиабомба. Великий труд нашего народа не прошел даром: мы можем не жалеть боеприпасов. Надо жалеть жизнь людей, их кровь.
Генерал старался казаться спокойным. Но люди дивизии знали своего бывшего командира, они чувствовали его волнение.
Луганской пристальным взглядом всматривался в лица командиров и комиссаров. «Этот человек не умеет волноваться,— подумал подполковник Кобуров, глядя на члена Военного Совета,— если приказ о наступлении отменят, он спокойно убедит людей,
что в наступлении нет никакого смысла, что суть войны в обороне».
— Итак,— продолжал начальник штаба армии,— полки вашей дивизии вместе с танками должны спуститься с возвышенности в южные степи, вот так. Из Клетской ударите на Власово, спуститесь на село Платоново, потом в Селиваново. Ваши фланги будут обеспечивать соседи, а вы должны врезаться в глубь обороны врага, продолжая движение на юг до Нижней Бузиновки, потом повернуть строго на восток и выйти к Дону, между селами Большая и Малая Набатовка. В этом месте вам придется вновь перейти Дон,— здесь он гораздо шире, чем у Клетской и Мало-Клетской. В народных песнях мы гордимся шириной Дона, поэтому не сердитесь на родную реку,—тут она и впрямь широка.
Козакова продолжал удивлять «штатский» стиль этих генеральских речей. Год назад Козакову приходилось слушать иные речи начальства — грозные приказы, часто непродуманные, с криком и бранью.
— Так куда же нас нацелили, совершенно не понимаю,— недоумевая, шепотом спросил Кобуров у Козакова.—Почему не на запад, а на юг и потом на восток?
Баланко, Геладзе, Дементьев слушали генерала с напряженным вниманием. Начальник политотдела Федосов делал пометки в блокноте, некоторые командиры помечали на своих картах названия населенных пунктов, упомянутых Яснополянским.
— Задача трудная,— продолжал генерал,— но командующий армией и Военный Совет уверены, что...
Генерал не договорил. Тяжелый снаряд разорвался где-то совсем рядом, около штабной избы. Дом затрясся, как от внезапного землетрясения, со звоном вылетели стекла, дунуло холодным воздухом, бумаги полетели со стола.
— Может быть, разрешите продолжить совещание в другом месте, товарищ генерал? — обратился командир дивизии к генералу Луганскому.
— Вы полагаете, что противнику стало известно расположение вашего штаба? — спросил Луганской.
— Мне думается, что это была случайность, товарищ генерал.,
— Ну, стало быть, продолжим. Пусть занавесят окна.
Адъютанты завесили окна плащ-палатками. На стол и на высокий выступ русской печки поставили керосиновые лампы.
Яснополянский спокойно продолжал:
— Командующий армией и Военный Совет уверены, что ваша дивизия, испытанная в тяжелых боях, с честью выполнит сложную боевую задачу.
Он откинул со лба волосы и улыбнулся.
— Я знаю, что командиры и бойцы мысленно ругали генералов за то, что они не дают приказа о наступлении. Не так ли, товарищи? Скажите сами.
— Точно так,— проговорил подполковник Кобуров.
— Видите, Кобуров подтверждает,— улыбаясь продолжал Яснополянский.— Сейчас пришло время действовать. Что ж, покажите ваше воинское умение. «Царицу полей» мы в предстоящих боях одну не оставим. Вашей дивизии будет придана танковая бригада. Командир ее находится здесь. Полковник, вы готовы выполнить боевую задачу?
Молодой полковник танковых войск, сидевший поодаль от стола, встал.
— Готовы, товарищ генерал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210