..— медленно сказал он.
Немец стал «смирно» и четко произнес:
— Хайль Гитлер!
И в эту минуту произошло то, о чем на следующий день заговорили во всей армии, в высоких штабах, в полках, ротах и взводах, о чем рассуждали, спорили, пререкались... Минас поднес пистолет к голове пленного и выстрелил.
Немецкий офицер, командир артиллерийского дивизиона Рудольф Курт, с таким трудом захваченный советскими разведчиками, упал мертвым на талый снег.
Трудно, невозможно понять, почему Меликян застрелил пленного офицера. На другой день он сам клялся всеми святыми, что не имел намерения убить пленного. Многие верили в его искренность, но никто не прощал и не оправдывал его.
После выстрела рассвирепевший разведчик вышиб револьвер из рук Меликяна, ударил его по шее. Минас сразу отрезвел, стал каким-то жалким, запричитал:
— Из-за фашиста вы меня бьете, да, ребята? И ты, Аргам? Ах, Аргам!
Обезоруженного Меликяна повели к командиру полка.
Отрезвевший Минас молча, торопливо шагал по весеннему подмерзшему снегу и плакал. Он плакал не от угрызений совести, не потому, что боялся наказания за совершенный проступок, а потому, что еще раз оказался слабым и не сумел достойно выразить свою ненависть к врагу. Ведь только трусы стреляют в пленников. Он не хотел стрелять и выстрелил. Злобу разведчиков, их грубую брань он принял покорно. Меликян понимал бойцов и прощал им. Через великие опасности они прошли, чтобы добыть «языка». И вот Меликян убил его. Но разведчики не понимали Меликяна и не прощали ему.
Он хотел сказать им, что перед тем, как совершить преступление, он смотрел в мертвые глаза Седы и Миши. Седа была любимая девушка Аргама, белоголовый Миша — младший брат Ивчука. Они бы поняли, что произошло в душе дяди Минаса, поняли и, может быть, не так бы злобствовали против него. Но он не сказал им об этом. Пусть ребята узнают о гибели близких позже, пусть сердца их сегодня не горюют.
XXVI
Через несколько дней бойцы комендантского взвода, держа автоматы наперевес, отвели Меликяна в военный трибунал. Заседание происходило в землянке, в маленькие окошечки проникал солнечный свет. За столом сидели знакомые Меликяну люди — председатель трибунала Андрей Дарбинян, заседатели Тигран Аршакян и Мария Вовк. Много раз встречался Минас с Андреем Дарбиняном! Он знал его с 1921 года, Дарбинян тогда командовал взводом в Армянской дивизии. И Тигран Аршакян всегда хорошо относился к Минасу, с уважением.
Марию Минас часто встречал в медсанбате, шутил с ней, обещал после войны сосватать ее за своего сына, а Вовк смеялась: «Ну что ж, только виноградом меня кормите, тогда поеду в Армению».
Сейчас они ему не улыбаются, ведь он преступник. Аршакян склонился над бумагами. Вовк старается не смотреть Минасу в глаза. Только майор Дарбинян долго, пытливо глядел на него, а потом стал задавать вопросы. Странные, лишние вопросы... Кем работал Меликян до войны, женат ли он, есть ли у него дети, кто его родственники? Зачем Дарбинян спрашивает его об этом? Ведь все это ему хорошо известно! Зачем задает ему ненужные вопросы Аршакян? Как мягко, по-дружески звучал прежде его голос, какое доброе у него было лицо! Но сейчас у него не доброе лицо, это не Аршакян, это кто-то другой.
Потом явились свидетели — Атоян, Вардуни, Ив-чук, Савин. Свидетели осуждали поступок Меликяна, но Минас ощутил, что они сочувствуют ему: говоря о заносчивости фашистского офицера, все они сильно преувеличивали. Конечно — они сгущают краски, желая облегчить судьбу Минаса.
Меликян не пытался оправдываться. Он совершил преступление и должен быть наказан, любой приговор он примет как справедливый. Пусть лишат его звания, отправят на передовую рядовым, он кровью искупит свою вину. Он ждал наказания без страха, даже сам желал его. То, что он совершил,— непростительно; и он знает, что военный трибунал не простит.
Дарбинян приказал часовым вывести обвиняемого. Минас больше часа сидел на маленьком холмике. Земля была теплая, влажная от недавно стаявшего снега. Часовые сидели рядом с ним. Потом Минаса вызвали. Лица председателя трибунала и заседателя Аршакяна были угрюмы. Мария прижимала платок к глазам. И вдруг Меликян понял, отчего она плачет, и сердце его похолодело, по рукам, по груди пробежал мороз.
Майор Андрей Дарбинян начал оглашать приговор.
Меликян услышал страшное слово «расстрел».
Он упал на колени.
— Не расстреливайте меня, товарищи, прошу вас! Не расстреливайте... Пусть я умру не от советской пули, товарищи! Тигран, товарищ майор Дарбинян. Не надо меня казнить. Советский рабочий для врага пулю отливал, не на меня.
Аршакяна затрясло.
— Я не предатель, товарищи, я хочу воевать... Я не трус! — кричал Меликян.
Майор Дарбинян сделал часовым знак увести осужденного. Меликяна подняли с пола и вывели из землянки.
—- Я не ожидал, что вы такая слабодушная, Вовк,— сказал майор Дарбинян,— вы ведь заседатель военного трибунала! Не ожидал.
Глаза девушки все еще были полны слез, губы дрожали.
Дарбинян взглянул на Тиграна.
— Дело будет отослано в. Военный совет. Подождем решения армии.
...На следующий вечер в штаб дивизии приехал член Военного совета армии генерал Луганской. Он вызвал к себе председателя трибунала Дарбиняна и Аршакяна. Генерал Луганской листал дело, заведенное трибуналом на Меликяна. Он листал, листал дело, потом закрыл папку и задумался. Затем он посмотрел на Аршакяна.
— Вы убеждены, что ваш приговор справедлив? Тигран сказал:
— Я возражал против этого приговора, товарищ генерал, но я не смог убедить председателя трибунала.
— А он вас убедил?
— Да, он мне показал законы, приказы командования.
— Председатель поступил правильно, товарищ батальонный комиссар,— проговорил генерал.— Вы руководствовались чувством, а он следовал закону. Он не имел права защищать преступника, а вы пытались.
— Товарищ генерал!
— Приговор правильный,— сказал генерал.— И кстати, этот ваш Меликян в тысяча девятьсот двадцать первом году, встретив на улице дашнака, который убил его брата, вместо того чтобы задержать, застрелил его. Он в партизанах был несознательным и по сей день ничему не научился.
Тигран напряженно смотрел на генерала. Генерал повторил:
— Приговор правильный. Он обхватил голову руками.
Молчали люди, стоявшие возле него. Они чувствовали, что Луганской напряженно думает о судьбе человека, приговоренного к смертной казни.
Луганской посмотрел на председателя военного трибунала, взял ручку. Сердце Тиграна замерло.
— Вы все решили правильно,— повторил генерал,— и все же, по-моему, Меликяна не надо расстреливать. Отправьте его воевать рядовым, пусть искупит свою вину.
А спустя день эти негромко, задумчиво произнесенные слова генерала Луганского стали приказом Военного совета армии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210
Немец стал «смирно» и четко произнес:
— Хайль Гитлер!
И в эту минуту произошло то, о чем на следующий день заговорили во всей армии, в высоких штабах, в полках, ротах и взводах, о чем рассуждали, спорили, пререкались... Минас поднес пистолет к голове пленного и выстрелил.
Немецкий офицер, командир артиллерийского дивизиона Рудольф Курт, с таким трудом захваченный советскими разведчиками, упал мертвым на талый снег.
Трудно, невозможно понять, почему Меликян застрелил пленного офицера. На другой день он сам клялся всеми святыми, что не имел намерения убить пленного. Многие верили в его искренность, но никто не прощал и не оправдывал его.
После выстрела рассвирепевший разведчик вышиб револьвер из рук Меликяна, ударил его по шее. Минас сразу отрезвел, стал каким-то жалким, запричитал:
— Из-за фашиста вы меня бьете, да, ребята? И ты, Аргам? Ах, Аргам!
Обезоруженного Меликяна повели к командиру полка.
Отрезвевший Минас молча, торопливо шагал по весеннему подмерзшему снегу и плакал. Он плакал не от угрызений совести, не потому, что боялся наказания за совершенный проступок, а потому, что еще раз оказался слабым и не сумел достойно выразить свою ненависть к врагу. Ведь только трусы стреляют в пленников. Он не хотел стрелять и выстрелил. Злобу разведчиков, их грубую брань он принял покорно. Меликян понимал бойцов и прощал им. Через великие опасности они прошли, чтобы добыть «языка». И вот Меликян убил его. Но разведчики не понимали Меликяна и не прощали ему.
Он хотел сказать им, что перед тем, как совершить преступление, он смотрел в мертвые глаза Седы и Миши. Седа была любимая девушка Аргама, белоголовый Миша — младший брат Ивчука. Они бы поняли, что произошло в душе дяди Минаса, поняли и, может быть, не так бы злобствовали против него. Но он не сказал им об этом. Пусть ребята узнают о гибели близких позже, пусть сердца их сегодня не горюют.
XXVI
Через несколько дней бойцы комендантского взвода, держа автоматы наперевес, отвели Меликяна в военный трибунал. Заседание происходило в землянке, в маленькие окошечки проникал солнечный свет. За столом сидели знакомые Меликяну люди — председатель трибунала Андрей Дарбинян, заседатели Тигран Аршакян и Мария Вовк. Много раз встречался Минас с Андреем Дарбиняном! Он знал его с 1921 года, Дарбинян тогда командовал взводом в Армянской дивизии. И Тигран Аршакян всегда хорошо относился к Минасу, с уважением.
Марию Минас часто встречал в медсанбате, шутил с ней, обещал после войны сосватать ее за своего сына, а Вовк смеялась: «Ну что ж, только виноградом меня кормите, тогда поеду в Армению».
Сейчас они ему не улыбаются, ведь он преступник. Аршакян склонился над бумагами. Вовк старается не смотреть Минасу в глаза. Только майор Дарбинян долго, пытливо глядел на него, а потом стал задавать вопросы. Странные, лишние вопросы... Кем работал Меликян до войны, женат ли он, есть ли у него дети, кто его родственники? Зачем Дарбинян спрашивает его об этом? Ведь все это ему хорошо известно! Зачем задает ему ненужные вопросы Аршакян? Как мягко, по-дружески звучал прежде его голос, какое доброе у него было лицо! Но сейчас у него не доброе лицо, это не Аршакян, это кто-то другой.
Потом явились свидетели — Атоян, Вардуни, Ив-чук, Савин. Свидетели осуждали поступок Меликяна, но Минас ощутил, что они сочувствуют ему: говоря о заносчивости фашистского офицера, все они сильно преувеличивали. Конечно — они сгущают краски, желая облегчить судьбу Минаса.
Меликян не пытался оправдываться. Он совершил преступление и должен быть наказан, любой приговор он примет как справедливый. Пусть лишат его звания, отправят на передовую рядовым, он кровью искупит свою вину. Он ждал наказания без страха, даже сам желал его. То, что он совершил,— непростительно; и он знает, что военный трибунал не простит.
Дарбинян приказал часовым вывести обвиняемого. Минас больше часа сидел на маленьком холмике. Земля была теплая, влажная от недавно стаявшего снега. Часовые сидели рядом с ним. Потом Минаса вызвали. Лица председателя трибунала и заседателя Аршакяна были угрюмы. Мария прижимала платок к глазам. И вдруг Меликян понял, отчего она плачет, и сердце его похолодело, по рукам, по груди пробежал мороз.
Майор Андрей Дарбинян начал оглашать приговор.
Меликян услышал страшное слово «расстрел».
Он упал на колени.
— Не расстреливайте меня, товарищи, прошу вас! Не расстреливайте... Пусть я умру не от советской пули, товарищи! Тигран, товарищ майор Дарбинян. Не надо меня казнить. Советский рабочий для врага пулю отливал, не на меня.
Аршакяна затрясло.
— Я не предатель, товарищи, я хочу воевать... Я не трус! — кричал Меликян.
Майор Дарбинян сделал часовым знак увести осужденного. Меликяна подняли с пола и вывели из землянки.
—- Я не ожидал, что вы такая слабодушная, Вовк,— сказал майор Дарбинян,— вы ведь заседатель военного трибунала! Не ожидал.
Глаза девушки все еще были полны слез, губы дрожали.
Дарбинян взглянул на Тиграна.
— Дело будет отослано в. Военный совет. Подождем решения армии.
...На следующий вечер в штаб дивизии приехал член Военного совета армии генерал Луганской. Он вызвал к себе председателя трибунала Дарбиняна и Аршакяна. Генерал Луганской листал дело, заведенное трибуналом на Меликяна. Он листал, листал дело, потом закрыл папку и задумался. Затем он посмотрел на Аршакяна.
— Вы убеждены, что ваш приговор справедлив? Тигран сказал:
— Я возражал против этого приговора, товарищ генерал, но я не смог убедить председателя трибунала.
— А он вас убедил?
— Да, он мне показал законы, приказы командования.
— Председатель поступил правильно, товарищ батальонный комиссар,— проговорил генерал.— Вы руководствовались чувством, а он следовал закону. Он не имел права защищать преступника, а вы пытались.
— Товарищ генерал!
— Приговор правильный,— сказал генерал.— И кстати, этот ваш Меликян в тысяча девятьсот двадцать первом году, встретив на улице дашнака, который убил его брата, вместо того чтобы задержать, застрелил его. Он в партизанах был несознательным и по сей день ничему не научился.
Тигран напряженно смотрел на генерала. Генерал повторил:
— Приговор правильный. Он обхватил голову руками.
Молчали люди, стоявшие возле него. Они чувствовали, что Луганской напряженно думает о судьбе человека, приговоренного к смертной казни.
Луганской посмотрел на председателя военного трибунала, взял ручку. Сердце Тиграна замерло.
— Вы все решили правильно,— повторил генерал,— и все же, по-моему, Меликяна не надо расстреливать. Отправьте его воевать рядовым, пусть искупит свою вину.
А спустя день эти негромко, задумчиво произнесенные слова генерала Луганского стали приказом Военного совета армии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210