Помолись за мою душу и не кори меня, что я так отчаялся. Искренне желал бы писать тебе бодрые письма, как из Парижа, но это было бы неправдой. Ничего не могу тебе написать в утешение. Если доживу до весны — это будет чудом. Страшнее всего для нас — русский миномет, русские зовут его «катюша». Он сводит нас с ума!
Пригнать бы сюда газетных писак, посмотрели бы мы здесь на них! Одним словом — здесь ад. Идем в бой, и если останусь в живых по воле провидения, тотчас напишу еще...»
— Это надо послать в Совинформбюро! — воскликнула Аник.
— Но прежде следует письмо перевести и прочесть всем нашим бойцам. Как он говорит? Ну-ка, прочти еще раз,— сказал Аршакян и повторил за Аргамом: — «Русский солдат нас не боится. Это ужаснее всего, что он не боится». Это о нас написано, товарищи!
Он тихо добавил:
— Это написано о капитане Юрченко... Пойду в роты, товарищ Малышев. Хочу поговорить с бойцами, посмотрю, кстати, как твои пулеметы стоят. Запиши перевод писем, Аргам, и размножьте его в нескольких экземплярах, раздайте по ротам, пусть бойцы читают.
Аршакян вышел из блиндажа, за ним пошел Хачикян.
— Разрешите и мне пойти,— обратилась Аник к командиру батальона.
— Не нужно, вам там нечего делать,— резко сказал Малышев.
...Тигран и Каро вернулись в штаб батальона поздно ночью, легли на еловые ветки, постеленные на полу. Аник лежала неподалеку, не спала. О многом ей надо было переговорить с Каро, но ведь они не были одни и потому молчали. Она чувствовала дыхание любимого человека. Он был так близко от нее и так далеко.
Лежа на спине, Тигран курил. Малышев сидел за маленьким столиком, склонив голову, и было непонятно, спит ли он, думает ли. Уснул ли Тигран или только забылся в полудремоте? Аршакян очнулся от громкого голоса Малышева, что-то кричавшего в телефон, и всем своим существом почувствовал, что в землянке царит тревога.
— Какие-то женщины гонят с немецкой стороны стадо коров на наши позиции,— сказал Малышев.— Пойдемте!
Они поспешно выбрались на поверхность земли.
Уже рассвело. По ходам сообщения Тигран побежал к позициям первой роты. Женщины гнали в сторону советских окопов стадо коров. Мотая головами, принюхиваясь, шла скотина, спотыкаясь и проваливаясь на обледенелом снежном насте. На позициях гитлеровцев не замечалось никакого движения. Неужели немцы отступили и население, воспользовавшись этим, идет со скотиной на советскую сторону? Вот стадо приблизилось к заминированной полосе переднего края советской обороны.
— Стрелять, стрелять по стаду! — крикнул властный командирский голос.
Но бойцы не стреляли.
Тоноян, положив палец на курок автомата, молча ждал.
— Не можу, не можу стрелять,— пробормотал Бурденко.
Пулеметчик рядом тоже молчал. Вдруг со стороны немцев раздался пронзительный мальчишеский голос:
— Стреляйте, коров гонят фашисты!
Бурденко и Арсен вздрогнули. Кто-то, стоявший над окопом, крикнул:
— Стрелять, стрелять! Немцы идут в атаку!
И тут начала стрелять вся рота, весь батальон.
Арсен еще никогда не слышал, чтоб коровы так страшно, надрывно, раздирая душу, мычали, даже когда теряли телят.
Вражеская атака захлебнулась. Пулеметы смолкли.
Фашисты, переодетые в женское платье, остались лежать на поле кровавой бойни.
— Хлопчик живой! — крикнул Бурденко и вылез из окопа, пополз по снегу.
Немцы заметили его, открыли сильный огонь. Бурденко спустился в окоп, прижимая к груди мертвого мальчика.
— На руках у мене умер,— всхлипывая сказал Бурденко.
Убитому русому пареньку было лет двенадцать — тринадцать. Кровь текла у него из ноздрей.
Бойцы и командиры в молчании смотрели на мертвого.
Тигран прислонился спиной к обледенелой стенке окопа, на глазах его выступили слезы.
Утро было ясным, небо безоблачным, и вдруг погода переменилась. Крупными хлопьями пошел снег, прикрыл кровавое поле.
XIII
Вернувшись из батальона в штаб полка, Аршакян прочел сообщение Совинформбюро «В последний час».
«...Группа войск Кавказского фронта при содействии военно-морских сил Черноморского флота высадила десант на Крымский полуостров и в результате упорных боев овладела городами Керчью и Феодосией».
Аршакян с волнением вчитывался в каждую строку этого сообщения. Он знал, что недавно сформированная армянская дивизия должна была действовать на юге, следовательно, в боях за Керчь и Феодосию принимали участие его знакомые, друзья, родные.
Тигран вошел в землянку командира полка. Дементьев двумя ручищами потряс руку Аршакяна.
— Поздравляю.
— Да, да, крымский десант!
— Отстаете от жизни, товарищ батальонный комиссар! Кое с чем и лично вас придется поздравить,— с получением звания батальонного комиссара и с назначением на должность заместителя начальника политотдела дивизии. От души поздравляю.
Оказалось, что пришел приказ о присвоении новых званий командирам.
В землянке собрались работники штаба. Начались поздравления, веселые разговоры. Поздравляли командира полка, получившего звание подполковника. С величавостью, с важностью принимал поздравления Кобуров, к нему теперь обращались: «товарищ майор».
Дементьев звонил в подразделения, поздравлял командиров с новыми званиями. Положив трубку, он обратился к Аршакяну:
— Так, значит, Кавказский фронт пробудился и действует. А армяне тоже там воюют.
— Обычно на сто человек найдется один армянин.
— Неужели такой процент? — удивился Дементьев,— я думал, что больше, армян везде можно встретить,— и добавил, чтобы сделать приятное Тигра-ну: — Воюют ведь не числом, а умением, товарищ батальонный комиссар.
Тигран пошутил:
— В прежние времена армяне говорили: «Нас мало, но мы армяне». В старину один армянский историк писал: «Мы — маленький народ, часто мы были теснимы большими тиранами, но совершили много храбрых дел, достойных упоминания в летописях». Возможно, это преувеличение, но не ошибка.
— Никакого преувеличения тут нет,— вмешался Микаберидзе.
— Вот возьмите хотя бы Тонояна и Хачикяна,— сказал Дементьев.— Отличные вояки! Но суть не в этом, суть в том, что Кавказский фронт действует!
— А мы топчемся на месте,— сказал Кобуров,— с коровами воюем.
Подполковник Дементьев сердито посмотрел на начальника штаба и произнес спокойным, медленным голосом:
— Все брюзжим, майор Кобуров? Назначат вас командовать фронтом, тогда и проявите ваш стратегический гений, будете пропесочивать Дементьева. А сейчас я бы хотел, чтобы начальник штаба моего полка майор Кобуров стал разумнее капитана Кобурова. Звание все же не формальность,— это вроде барометра для военного человека.
Смущенный Кобуров в молчании слушал командира полка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210
Пригнать бы сюда газетных писак, посмотрели бы мы здесь на них! Одним словом — здесь ад. Идем в бой, и если останусь в живых по воле провидения, тотчас напишу еще...»
— Это надо послать в Совинформбюро! — воскликнула Аник.
— Но прежде следует письмо перевести и прочесть всем нашим бойцам. Как он говорит? Ну-ка, прочти еще раз,— сказал Аршакян и повторил за Аргамом: — «Русский солдат нас не боится. Это ужаснее всего, что он не боится». Это о нас написано, товарищи!
Он тихо добавил:
— Это написано о капитане Юрченко... Пойду в роты, товарищ Малышев. Хочу поговорить с бойцами, посмотрю, кстати, как твои пулеметы стоят. Запиши перевод писем, Аргам, и размножьте его в нескольких экземплярах, раздайте по ротам, пусть бойцы читают.
Аршакян вышел из блиндажа, за ним пошел Хачикян.
— Разрешите и мне пойти,— обратилась Аник к командиру батальона.
— Не нужно, вам там нечего делать,— резко сказал Малышев.
...Тигран и Каро вернулись в штаб батальона поздно ночью, легли на еловые ветки, постеленные на полу. Аник лежала неподалеку, не спала. О многом ей надо было переговорить с Каро, но ведь они не были одни и потому молчали. Она чувствовала дыхание любимого человека. Он был так близко от нее и так далеко.
Лежа на спине, Тигран курил. Малышев сидел за маленьким столиком, склонив голову, и было непонятно, спит ли он, думает ли. Уснул ли Тигран или только забылся в полудремоте? Аршакян очнулся от громкого голоса Малышева, что-то кричавшего в телефон, и всем своим существом почувствовал, что в землянке царит тревога.
— Какие-то женщины гонят с немецкой стороны стадо коров на наши позиции,— сказал Малышев.— Пойдемте!
Они поспешно выбрались на поверхность земли.
Уже рассвело. По ходам сообщения Тигран побежал к позициям первой роты. Женщины гнали в сторону советских окопов стадо коров. Мотая головами, принюхиваясь, шла скотина, спотыкаясь и проваливаясь на обледенелом снежном насте. На позициях гитлеровцев не замечалось никакого движения. Неужели немцы отступили и население, воспользовавшись этим, идет со скотиной на советскую сторону? Вот стадо приблизилось к заминированной полосе переднего края советской обороны.
— Стрелять, стрелять по стаду! — крикнул властный командирский голос.
Но бойцы не стреляли.
Тоноян, положив палец на курок автомата, молча ждал.
— Не можу, не можу стрелять,— пробормотал Бурденко.
Пулеметчик рядом тоже молчал. Вдруг со стороны немцев раздался пронзительный мальчишеский голос:
— Стреляйте, коров гонят фашисты!
Бурденко и Арсен вздрогнули. Кто-то, стоявший над окопом, крикнул:
— Стрелять, стрелять! Немцы идут в атаку!
И тут начала стрелять вся рота, весь батальон.
Арсен еще никогда не слышал, чтоб коровы так страшно, надрывно, раздирая душу, мычали, даже когда теряли телят.
Вражеская атака захлебнулась. Пулеметы смолкли.
Фашисты, переодетые в женское платье, остались лежать на поле кровавой бойни.
— Хлопчик живой! — крикнул Бурденко и вылез из окопа, пополз по снегу.
Немцы заметили его, открыли сильный огонь. Бурденко спустился в окоп, прижимая к груди мертвого мальчика.
— На руках у мене умер,— всхлипывая сказал Бурденко.
Убитому русому пареньку было лет двенадцать — тринадцать. Кровь текла у него из ноздрей.
Бойцы и командиры в молчании смотрели на мертвого.
Тигран прислонился спиной к обледенелой стенке окопа, на глазах его выступили слезы.
Утро было ясным, небо безоблачным, и вдруг погода переменилась. Крупными хлопьями пошел снег, прикрыл кровавое поле.
XIII
Вернувшись из батальона в штаб полка, Аршакян прочел сообщение Совинформбюро «В последний час».
«...Группа войск Кавказского фронта при содействии военно-морских сил Черноморского флота высадила десант на Крымский полуостров и в результате упорных боев овладела городами Керчью и Феодосией».
Аршакян с волнением вчитывался в каждую строку этого сообщения. Он знал, что недавно сформированная армянская дивизия должна была действовать на юге, следовательно, в боях за Керчь и Феодосию принимали участие его знакомые, друзья, родные.
Тигран вошел в землянку командира полка. Дементьев двумя ручищами потряс руку Аршакяна.
— Поздравляю.
— Да, да, крымский десант!
— Отстаете от жизни, товарищ батальонный комиссар! Кое с чем и лично вас придется поздравить,— с получением звания батальонного комиссара и с назначением на должность заместителя начальника политотдела дивизии. От души поздравляю.
Оказалось, что пришел приказ о присвоении новых званий командирам.
В землянке собрались работники штаба. Начались поздравления, веселые разговоры. Поздравляли командира полка, получившего звание подполковника. С величавостью, с важностью принимал поздравления Кобуров, к нему теперь обращались: «товарищ майор».
Дементьев звонил в подразделения, поздравлял командиров с новыми званиями. Положив трубку, он обратился к Аршакяну:
— Так, значит, Кавказский фронт пробудился и действует. А армяне тоже там воюют.
— Обычно на сто человек найдется один армянин.
— Неужели такой процент? — удивился Дементьев,— я думал, что больше, армян везде можно встретить,— и добавил, чтобы сделать приятное Тигра-ну: — Воюют ведь не числом, а умением, товарищ батальонный комиссар.
Тигран пошутил:
— В прежние времена армяне говорили: «Нас мало, но мы армяне». В старину один армянский историк писал: «Мы — маленький народ, часто мы были теснимы большими тиранами, но совершили много храбрых дел, достойных упоминания в летописях». Возможно, это преувеличение, но не ошибка.
— Никакого преувеличения тут нет,— вмешался Микаберидзе.
— Вот возьмите хотя бы Тонояна и Хачикяна,— сказал Дементьев.— Отличные вояки! Но суть не в этом, суть в том, что Кавказский фронт действует!
— А мы топчемся на месте,— сказал Кобуров,— с коровами воюем.
Подполковник Дементьев сердито посмотрел на начальника штаба и произнес спокойным, медленным голосом:
— Все брюзжим, майор Кобуров? Назначат вас командовать фронтом, тогда и проявите ваш стратегический гений, будете пропесочивать Дементьева. А сейчас я бы хотел, чтобы начальник штаба моего полка майор Кобуров стал разумнее капитана Кобурова. Звание все же не формальность,— это вроде барометра для военного человека.
Смущенный Кобуров в молчании слушал командира полка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210