Остальные советские танки, не останавливаясь, двигались вперед, преследуя врага.
— Веселый, прыгай вниз, гони румын в тыл! — крикнул капитан.
Веселому очень не хотелось уходить в тыл, наступление шло так успешно!
Радист доложил капитану, что дан приказ продолжать движение, углубить прорыв.
На холме показалась идущая за танками пехота.
— Гони их в тыл, Веселый! — снова крикнул капитан.
В эту минуту вокруг стали рваться снаряды. Пленные легли на землю, капитан побежал к танку. Веселый увидел, что огонь ведут стоящие в лощине вражеские танки. Он побежал за капитаном к танку. Пробежав несколько шагов, он вдруг негромко ахнул, упал на землю. Через несколько часов он пришел в себя в палатке медсанбата.
Веселый лежал на койке, под белым полотняным небом. Чья-то добрая рука гладила его по голове. Рядом неярко горела свеча.
X
— Где я... кто ты? — спросил Веселый.
— В медсанбате. А я врач, меня зовут Люся Сергеевна.
Он попросил воды, выпил два глотка, посмотрел вокруг.
— Хочу спать,— прошептал Веселый.
Когда он проснулся, было светло. Он услышал стоны. Веселый вспомнил имя вчерашнего врача «Люся Сергеевна»... Ее рука касалась его лба, рука была такой ласковой.
— Сестра...
— Миша, Веселый,— тихо произнес лежащий рядом раненый.— Не узнаешь, Миша, это я, Ухабов?
В палатку вошла Люсик. Веселый уже пришел в себя,— он разговаривал с лежащими рядом товарищами.
Люсик подошла к нему, положила руку на его влажный, горячий лоб. Он полузакрыл глаза, негромко произнес:
— Мне показалось, что это рука моей матери. Люсик готова была сделать все, чтобы спасти жизнь
этому тяжелораненому парню. Она гладила Веселого по светлым волосам, ласково смотрела в глаза.
— Меня отправят в тыл, Люся Сергеевна? — спросил он, медленно, старательно произнося ее имя.
— Должны отправить, чтобы вы быстрее поправились.
— Рана тяжелая?
— Да, нелегкая, но у вас крепкий организм, вы справитесь с ней.
Он помолчал, потом спросил:
— Сильно сопротивляются?
— Сдаются целыми частями,— сказала Люсик,— вот недавно бойцы провели мимо нас в тыл тысячи пленных.
Веселый снова закрыл глаза. Он вспомнил румын, махавших платками, их белые высокие папахи. И вспомнился ему генерал Луганской, разглядывающий окоп Веселого. Этот окоп теперь засыпан снегом, он далеко, далеко на тыловой, тихой земле.
— Люся Сергеевна,— прошептал он,— я хочу попросить вас об одном деле. Напишите письмецо... Вы напишите, а я подпишу.
Ему захотелось написать Луганскому.
Задыхаясь, делая долгие паузы, Веселый продиктовал:
— ...Я ранен, меня привезли в медсанбат, сделали операцию. За мной хорошо ухаживают, только боюсь, что потом я потеряю свою часть. Очень прошу, товарищ генерал, не отправляйте меня в тыл, чтобы мне не потерять своих товарищей.
Голос Веселого прервался. Люсик быстро отложила карандаш и бумагу, взяла Веселого за руку, стала проверять пульс. Лоб юноши холодел, лицо бледнело. Он широко открывал рот, стараясь побольше вдохнуть воздуха, голубые, ясные глаза его начали тускнеть.
XI
Выписавшись из госпиталя, Аршакян направился в политуправление фронта. Там, в отделе кадров, ему предложили выехать на Кавказ для прохождения службы во вновь сформированных национальных воинских частях.
В первую минуту это предложение показалось ему очень заманчивым, и он возликовал.
Начальник отдела кадров, видя, как обрадовался Тигран, с усмешкой сказал: «Конечно, вы поедете на Кавказ, если сами того желаете, в противном случае...»
Вскоре воодушевление первых минут прошло. Аршакяна сомнения: ехать или не ехать? Совесть стала тревожить его,— ведь о нем могут плохо подумать люди, с которыми он сроднился, столько пережил вместе. Ведь его дивизия тоже национальная, самая старая армянская воинская часть, которая по приказу наркома со второго декабря 1920 года именовалась частью Армянской Красной Армии. Оставить Лорийский полк, оставить Дементьева, Тонояна, Бурденко и Каро Хачикяна, оставить Шалву Микаберидзе, Баграта Самвеляна и уехать? Это значит отказаться от самого себя.
Он не знал, кто из них жив, кто погиб, но он твердо знал одно,— его не Забыли, его ждут. В политотделе, в полках, в медсанбате боевые друзья ждали его возвращения. Он не знал, что и Люсик ждет его.
На следующее утро Тигран представил начальнику отдела кадров докладную записку: он просил оставить его на фронте.
В тот же день Тигран добрался до политотдела армии, получил приказ выехать в свою дивизию. В политотделе он узнал, что Люсик уже несколько недель работает в медсанбате. Тигран заночевал в штабе армии. От радостного волнения он не спал до утра.
Рано утром он услышал глухие раскаты артиллерийского грома. Войска фронта перешли в наступление.
Он вышел на главную фронтовую дорогу. Стремительно мчались к фронту сотни машин, груженных боеприпасами, оружием, продовольствием. К фронту двигались крытые брезентом «катюши», конные обозы, броневики и танки, тягачи и тракторы, полем шли кавалерийские эскадроны. Шум автомобильных моторов, ржание лошадей, гул самолетов, рев танков смешались в один грозный густой звук. Это было великое военное половодье.
Суровая русская зима только начиналась, но Тиграну казалось, что это первый день весеннего пробуждения.
Грузовик выехал на обочину и остановился. Тигран с радостью прочел номер машины — Г-2-00. Это были литера и цифры номеров машин в его дивизии. Тигран подбежал к машине, открыл дверцу кабины. Шофер, смуглый парень, видимо азербайджанец, вопросительно посмотрел на Аршакяна.
— Вы едете в сторону Клетской? — спросил Арша-кян по-русски.
— Эвет,— ответил водитель и улыбнулся.
— Адрбейджанлысыз ? — спросил Тигран, влезая в кабину.
— Йох,— ответил шофер,— ермением.
— Вы армянин?
— Да, я армянин. Вы тоже армянин, товарищ командир? Как я рад, что мы встретились.
После первых же слов Тигран понял, что водитель — репатриант.
— Откуда вы пришли в армию?
— Из Еревана, товарищ командир.
— А откуда приехали в Ереван?
— Из Греции в тысяча девятьсот тридцать шестом году. Как я рад, товарищ командир, что встретил вас, каждая встреча с армянином для меня большая радость. Я знаю французский, турецкий, греческий, но русский знаю очень плохо. Я стесняюсь говорить на русском языке, а товарищи в шутку зовут меня немым. Их смешит, когда я не могу подобрать русских слов и отвечаю по-французски. Очень и очень я доволен, товарищ командир, что встретил такого армянина, как вы, если господь меня сохранит и мы останемся живы, будет кого вспомнить.
— На бога не надо надеяться, человек сам должен себя беречь,— сказал Тигран.
— Сам беречься не хочу, пусть уж бог меня бережет. Стану беречься, еще примут меня за труса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210